Черные сказки железного века - Александр Дмитриевич Мельник

и не упомню, кто. Перед выходом ребята подкрепились парой-тройкой рюмочек в гостинице и, войдя во дворец, взялись кататься по натертому до зеркального блеска паркету в коридоре длиною с полмили, не меньше. Тут открывается дверь — кто здесь, дескать, хулиганит? — на пороге стоит княгиня Грейс, а дворецкий докладывает: «Ваше высочество, прибыл король Египта Фарук I!»

В декабре шестьдесят первого мы поженились и сняли небольшой домик в Сурбитоне. Потом, когда родилась Аманда, переехали в Серый дом в Уолтоне, а потом в ужасно дорогое, но такое элегантное местечко Бервуд-парк в графстве Сэрри, неподалеку от старого гоночного трека Бруклендс. Нашу виллу Брюс назвал «Муриваи» — в честь пляжного домика, к которому когда-то на коляске с большими велосипедными колесами его возил Папаша и рядом с которым он впервые вышел на старт. Мы сами ее планировали, украшали резными статуэтками маори и яркими перламутровыми раковинами пауа — зелеными, синими, фиолетовыми.

Как было хорошо, когда у Брюса выдавался свободный денек и он оставался дома! Но только такой праздник случался редко. Обычно он уходил рано утром и возвращался не раньше полвосьмого-восьми. А коли там у них, в мастерских Куперов, случалась запарка, то и значительно позже. А как иначе, если на их заводике всего-то и рабочих было — три инженера-механика, два жестянщика-кузовщика, сам Джон, Брюс, который чертил, как проклятый, все синьки, и второй пилот, Тони Маггз.

Сами гонки вспоминаются меньше. Может быть, потому, что, начавшись так ярко, карьера Брюса продолжалась довольно ровно и, наверное, не совсем так, как он ожидал. После победы в Себринге осенью пятьдесят девятого Брюс выиграл и следующий этап, в январе шестидесятого в Аргентине (совершенно ненормальные болельщики его там от избытка чувств чуть не растерзали, еле полицейские отбили), а чемпионат мира шестидесятого года закончил на втором месте. Потом остался третьим, шестым, седьмым... Время шло, а больших побед все не было. Появились разговоры, мол, звезда Мак-Ларена закатилась, так, собственно, и не успев взойти. Что Брюс вовсе не так талантлив, как Кларк, Хилл, Сертиз или Бандини. Что ему не хватает упорства и агрессивности. Относительно недавно, лет... лет несколько назад, не помню точно, я прочитала слова Тедди Мейера, он появился у нас в конце шестидесятых, а потом стал спортивным директором команды «Мак-Ларен»: «Есть пилоты, которые превосходят сами себя в битве за победу, атакуют меньше, когда они четвертые или пятые, и совсем успокаиваются, если занимают место в конце первой десятки. Именно таким был Брюс. Он показывал великолепное мастерство, когда знал, что есть шанс выиграть гонку, и спокойно выжидал, не ввязываясь в драку, если такого шанса не видел».

Мак-Ларена очень любили журналисты. Брюс рассказывая о перипитиях гонки живо, образно, никогда не скрывал своих ошибок и не перекладывал вину за столкновения на соперников

Не буду спорить — я-то просто Брюса любила, а потому всегда считала не только лучшим на земле человеком, но и лучшим автогонщиком. Только ведь Мак-Ларен не отличался крепким здоровьем. В конце длинной гонки давала о себе знать больная нога, к тому же один глаз Брюса видел хуже. На медкомиссии перед стартом он, читая таблицу, сначала закрывал слабый глаз правой рукой, а затем — левой, его такому трюку кто-то из американских гонщиков научил. Один лишь раз обмануть врача не удалось — перед пятисотмильной гонкой в Индианаполисе в шестьдесят восьмом. Тогда, к счастью, Мак-Ларен справился с таблицей, и к соревнованиям его допустили. Но мало кто знал, что от утомления зрение Брюса еще ухудшалось...

Да только он все равно не ушел в тень — не такой был человек, чтобы в тень уйти. Другие выигрывали гонки и получали чемпионские звания, а популярность Брюса отнюдь не шла на убыль.

И больше всех его ценили инженеры, механики и хозяева гоночных команд. Ведь Брюс показал себя выдающимся гонщиком-испытателем. Он работал на «Ягуар», «Астон-Мартин», «Форд», доводил до ума гоночные и обычные легковые машины, даже с прессой сотрудничал. Я как-то спросила: «Тебе не скучно наматывать по полигону круг за кругом — без всякой спортивной борьбы, без интриги, без призов и публики?» А Брюс ответил: «Это полсуток в Себринге гоняться скучно — только пьешь апельсиновый сок и колу и потеешь, как дурак». «Гоночный автомобиль, — говорил он, и глаза становились мечтательными, будто Брюс не о железяках рассуждал, а вспоминал наш медовый месяц на Таити, — очень похож на пианино. Его создатели всё правильно рассчитали, подобрали верные материалы и нужную длину струн. Но инструмент никогда не зазвучит так, чтобы тронуть души людей, прежде чем за него не возьмется настройщик. Я обожаю настраивать машину — круг за кругом, час за часом, день за днем. А разве может наскучить любимое дело?» «После серии тестов, — как-то сказал мне Рой (Рой Лан, он в шестидесятые был в начальниках гоночной программы «Форда» в Ле-Мане), — Мак-Ларен способен точно определить проблему. Но главное, он уже знает, как ее нужно решить! В Брюсе превосходно сочетается пилот, гоночный инженер и конструктор-проектировщик. Он умеет слушать и умеет донести до других свои замечания и идеи». И это Рой говорил задолго до того, как Мак-Ларен, три года убивший на то, чтобы довести до ума «Форд-GT40», все-таки выиграл «24 часа Ле-Мана».

С его-то мозгами, с его гоночным опытом и инженерными знаниями Брюсу прямая дорога была собственные автомобили строить. Началось это еще в конце шестьдесят второго, когда он выкупил у Куперов старое шасси «Формулы-1» и решил установить на него мотор помощнее и обтекаемый кузов. На мысль-то его навел Роджер Пенске, американец, гонщик, бизнесмен, миллионер и очень хороший парень — они как-то встретились в аэропорту, когда Брюс возвращался из Штатов, и проговорили весь полет.

Скоро стало ясно, что с Куперами надо расставаться — они не поспевали за прогрессом, который шел тогда семимильными шагами, они вели дела по старинке и не хотели ничего менять. Но Брюс по своему обыкновению не мог сказать в глаза человеку нечто, что может того сильно расстроить. И долго мучился, прежде чем наконец решился — когда в шестьдесят пятом занял в чемпионате мира только восьмое место, не то что ни одного Большого приза не выиграв, однажды всего на пьедестал поднялся, в Бельгии, И потом еще не раз говорил и писал, как он любит Куперов, как он им признателен. Да если бы Мак-Ларен в шестьдесят третьем перешел в «Лотос», БРМ или «Феррари», он