Смерть - понятие относительное - Лякмунт

Алена почувствовала, что если не вмешаться, их с Иваном ждет прослушивание очень длинной истории в жанре «Детство. Отрочество. Юность», причем изложение первой части трилогии еще только-только начинается. Поэтому она не слишком деликатно перебила размеренный рассказ:

— Скажите, Василий Иванович, а у вашего друга в детстве была склонность к мистификациям?

По лицу грумера пробежала легкая тень. Кажется, он собирался рассказать, как знакомство с дядюшкиной черепахой помогло ему ощутить вкус к стрижке собак и кошек.

— Да, Персострат всегда был большим выдумщиком и любил пошутить. Помню, уже классе в восьмом, он показал мне листок бумаги, найденный, якобы, в старой библиотечной книжке. По его словам, листок должен был привести к кладу, закопанному в наших краях Наполеоном. Сейчас-то я знаю, что Наполеон в Боголюбске никогда не был и не мог быть. Тем не менее, мы почти год охотились за этими сокровищами. Записка привела нас сначала на пыльный чердак старого дома. Там за стропилами нас ожидал конверт, завернутый в целлофан. Целлофан почти полтораста лет защищал конверт от дождя и снега — император оказался очень предусмотрительным мужчиной. Правда, часть письма всё равно оказалась нечитаемой — атмосферные воды уничтожили ключевую строчку текста. Однако юношеская сообразительность позволила нам найти следующий ключ. Он был сокрыт на вершине колокольни знаменитого Боголюбского монастыря, — старик показал куда-то за окно. Алена глянула в окно, но колокольни не увидела.

— Василий Иванович, неужели при Наполеоне был известен полиэтилен? — поинтересовалась девушка.

— А кто назвал слово «полиэтилен»? — удивился старик. — Целлофан, я говорил о целлофане. Это совершенно разные вещи. Целлофан известен человечеству очень давно. Как я уточнил впоследствии, он был изобретен еще в 1908-м году.

— Но позвольте, Наполеон был в России на сто лет раньше!

— Ах, Алена, — доброжелательно произнес грум своим удивительным интеллигентным голосом, — как мне в те годы не хватало вашей логики и эрудиции! Будь они у меня тогда, я бы наверняка был удивлен тем, что все послания были написаны на листочках в клеточку из школьной тетради. Но, увы, знания и мудрость пришли ко мне гораздо позже.

Алене показалось, что над ней смеются. Она повернулась за поддержкой к Ивану, но тот лишь слегка пожал плечами, сохраняя непроницаемое выражение лица.

— Хорошо хоть, что письмо было написано не шариковой ручкой, а чернилами, — сказала девушка. Похвала юному мистификатору должна была прозвучать естественно и показать, что Алене было всё ясно с самого начала.

— Алена, если бы шариковая ручка была к тому времени изобретена, Персострат мог запросто ею воспользоваться. Тогда он не придавал значения таким пустякам. Как я понимаю, главным для него было создать атмосферу таинственности, с чем он успешно справился.

— И чем же закончились ваши поиски? Надоело в игрушки играть?

— Нет, ну что вы! Последний ключ привел нас к огромному дубу, в одиночестве стоящему посреди поля. В дупле этого дуба мы нашли клад.

— Клад Наполеона?

— Ну, сейчас об этом трудно судить, — признался собачий парикмахер. — Во всяком случае, мы сделались обладателями двух дюжин старых пятаков, выпущенных в древние времена. А еще в кладе обнаружился целлофановый пакет с четырьмя десятками кусочков сахара-рафинада. Наверное, император для себя берег. Для нас это было настоящим сокровищем — в школе мы получали по одному такому куску в обед.

— То есть, дядя Персик почти два месяца откладывал свой сахар, чтобы сделать клад по-настоящему ценным? — уважительно сказала Алена.

— Персострат был артистической натурой, а главное, очень хорошим парнем. Мне его очень не хватает, — с грустью произнес старик.

— Василий Иванович, а что вам известно про дядину гибель? — вмешался Иван.

— Признаться, не слишком много. Он приходил ко мне вечером, каждую пятницу. Мы пили чай и играли одну партию в шахматы. Играем мы оба не слишком хорошо, но игру эту любим. Конечно, для нас беседа и общение были куда важнее результата партии. Персострата не слишком интересовали мои парикмахерские дела, а про свою работу он не мог подробно рассказывать по причинам ее секретности. Я знал, что он занимается каким-то плазменным оружием, но подробности мне были неизвестны. По поводу его профессии мы часто спорили. Персострат утверждал, что для выживания в современном мире, страна должна обладать мощным оружием. А я напоминал, что оружие не может лежать без дела, и рано или поздно будет применено. Причем решение о его применении будут принимать не идеалисты, типа нас с Персостратом, а весьма практичные господа, склонные, тем не менее, к необдуманным действия и ошибкам.

— В последнюю встречу, вы с дядей эту тему обсуждали?

— Нет. Он был каким-то притихшим и задумчивым. Наверное, что-то предчувствовал. Предупредил, что вскоре ко мне должен зайти его племянник, и попросил передать ему письмо, я вам отдам его позже. Я еще удивился, почему Персострат сам не хочет вручить письмо. А на следующий день его не стало. Подробности мне рассказали его коллеги. Говорили, что от тела вообще ничего не осталось. Он в субботу поехал в институт, прошел в так называемый «горячий бункер» — что это значит, не знаю, но можно догадаться. Камеры слежения зафиксировали, как он туда вошел. Потом там что-то произошло, больше его никто не видел.

Раздался телефонный звонок, старик извинился, и начал кому-то объяснять по телефону, что дежурный мастер пострижет Викинга ничуть не хуже, чем он, Василий Иванович. На другом конце провода, судя по всему, страстно возражали. Наконец, старик сдался: «Хорошо, приходите в салон в понедельник к одиннадцати. Я лично займусь вашим мальчиком». Положив трубку, старый грумер с раздражением сказал: «Это удивительно! Почему они считают, что я постригу их псину лучше, чем практикующий профессионал? Впрочем, это закономерно. Насколько мне известно, обучать сына-двоечника таблице умножения, они наняли доктора физико-математических наук из Института. За свои деньги они хотят иметь всё самое лучшее, идиоты. Впрочем, Викинг симпатичный парень. Сообразительнейшее существо!» — на лице старого парикмахера появилась мечтательная улыбка.

Алена поняла, что если не встрять, им сейчас расскажут несколько историй из жизни симпатяги-Викинга. Поэтому, она сочла необходимым вмешаться:

— Василий Иванович, вы упомянули письмо. А на словах дядя не просил чего-нибудь передать?

— На словах? Вроде бы нет. Упомянул, что племянник с детства увлекался историей, и его бы позабавило наше приключение с кладом Наполеона. Нет, передать ничего не просил. Сейчас я принесу письмо, — старик отлип от подоконника, вышел из кухни и вскоре вернулся с большим желтым конвертом, точной копией того, что оставил Ивану дядюшка. Иван вскрыл конверт. Внутри лежал небольшой листок бумаги, с надписью очень странного содержания:

«Придется хотя бы узнать, куда я попаду. Представляю, как глупо я буду выглядеть. Тетенька, вы не подскажете, это Новая Зеландия или Австралия?»

За этой надписью следовало три группы заглавных латинских букв. Алена взглянула на Ивана:

— Понимаешь что-нибудь?

— Пока нет, — вид у него был очень озадаченный, — разберемся. Дядя не стал бы давать загадку, на которую я не могу найти ответа.

— Василий Иванович, спасибо вам, мы, пожалуй, пойдем, — обратился Иван к хозяину дома.

— Если вы узнаете какие-нибудь подробности про Персострата, сообщите мне, пожалуйста, — попросил старик.

— Обещаю, — кивнул головой Иван.

— Ты не считаешь, что мы должны были рассказать старику, что дядя Персик был жив спустя две недели после собственных похорон? — спросила Алена, когда они вышли из подъезда и оказались в тенистом дворике. — Симпатичный старик, видел, как он переживает?

— Расскажем в свое время, — рассеянно произнес Иван. — Наверное, сейчас не стоит. Дядя Персик почему-то не стал посвящать его в свои планы.

Пара двинулась по направлению к дому дяди Персика.

— Что-то я проголодался, — сказал Иван. — Зайдем куда-нибудь, поедим?

— Знаешь, кажется, здешний общепит утратил мое доверие, — сообщила Алена. — Лучше зайдем в магазин и чего-нибудь купим. Магазин вскоре отыскался. В полном соответствии патриархальным традициям Боголюбска это был не какой-то новомодный универсам, а солидное заведение с надписью «Гастроном». Внутри оказалось несколько отделов, названия которых снова всколыхнули у Алены неясные детские воспоминания. Отделы были такие: «Мясо-рыба», «Молоко», «Бакалея», «Хлебобулочные изделия», «Пиво-воды» и «Кондитерские изделия». Ассортимент товаров не слишком отличался от московского: те же йогурты, сникерсы, супчики быстрого приготовления. Свежих кур, к которым Алена привыкла в любимом универсаме, правда, не было. Зато имелось в наличии целых три разновидности мороженных птичьих окорочков. В отделе «Пиво-воды», кроме титульных товаров, имелся неплохой выбор сухого вина. Пока Алена пыталась сообразить, насколько прилично будет предложить «купить что-нибудь к курице», Иван успел приобрести две больших пластмассовых бутылки с минеральной водой и перейти к следующему отделу. Покупок оказалось целых три пакета — объемных и тяжелых. Иван попытался понести все три сам, но девушка забрала у него тот, что поменьше. Еще через десять минут они вошли в разгромленную квартиру дяди Персика.