Супостат - Иван Любенко

Единственный человек, находящийся в прекрасном расположении духа, был Семен Натанович Шмулевич. Ювелир, точно шмель, кружил вокруг хозяйки и при каждом удобном случае целовал ей ручку и расточал любезности. Естественно, об этом факте госпожа Ардашева предпочла умолчать.

Примерно в четверть десятого баронесса Четихина предложила попробовать провести спиритический сеанс с блюдцем. Ее идею горячо поддержали, но не все. Против высказался Семен Натанович: «Я слышал, что при использовании блюдца часто бывает, что из царства Тьмы приходит не тот дух, которого вызывали, а другой; о нем мог помыслить кто-то из сидящих за столом. К примеру, вызывали дух Пушкина, а кто-то подумал про Дантеса. Вот убийца поэта и явится. А распрощаться с ним будет уже не просто. И хоть тысячу раз крикни: «Дух, уйди!» — он останется. Говорят, так и появились в столице «плохие» или «проклятые» квартиры, населенные призраками».

Вероника Альбертовна вновь напомнила, что еще покойная Фаина Мелентьевна предлагала вызвать дух Полины Извозовой — матери ослепшей модистки. Но теперь решили поговорить с самой Вяземской и все у нее вызнать. Действовали по всем известным правилам: круг начертили на бумаге в два раза больше блюдца, буквы с цифрами по окружности нанесли, вверху написали «да», внизу — «нет» и прямую линию через центр провели. Закоптили над свечой внешнюю сторону блюдца и на нем обозначили стрелку. Занавесили зеркало. Потом, правда, вспомнили, что еще надо было снять с себя все металлические украшения и открыть форточки, чтобы привидение сумело попасть в квартиру. Так и сделали. Электрическое освещение выключили, зажгли свечи и уселись вокруг стола. И после того как присутствующие одновременно прикоснулись кончиками пальцев к блюдцу, все хором произнесли: «Святой дух, войди в круг!»

И блюдце — о Боже! — задвигалось! Забегало ходуном!

— Вы здесь? — дрожащим голосом осведомилась Вероника Альбертовна, и блюдце повернулось к «да».

Все притихли.

— Вы знаете, кто вас убил?

И опять белое блюдечко побежало к «да».

— Это мужчина?

Блюдце вновь указало на «да».

— А того ли духа мы пробудили? — спросил Морис Гюстен. — Пусть назовет себя.

— Вы — дух Вяземской? — чуть слышно спросила хозяйка.

И вот тут блюдце стало метаться по бумажному листку, и Протасий Христофорович Четихин, следуя за стрелкой, прочитал чуть слышно, по складам:

— Чер-то-но-гов Э-разм Льво-вич.

Виринея Ниловна вскрикнула и потеряла сознание.

С шумом захлопнулась форточка, несмотря на то что ветра на улице не было.

Включили свет. Прибежала Варвара, принесла воды и нюхательной соли. Наконец, мадам Чертоногова очнулась, но еще тяжело дышала и держалась за сердце. Ее подвели к открытому окну и стали отпаивать водой.

Едва даме полегчало, она сразу же попросила Веронику Альбертовну протелефонировать ей домой и справиться о муже.

Хозяйка сняла трубку и попросила телефонистку соединить с нужным нумером. Где-то далеко, на другом конце провода, раздался щелчок, и чужая горничная вымолвила сквозь слезы, что звонил судебный следователь и передал, что барин — действительный статский советник Эразм Львович Чертоногов — скончался всего несколько часов назад. Его труп нашли в гостинице «Англетер». Тело можно будет забрать завтра во второй половине дня после вскрытия.

Вероника Альбертовна закончила рассказ и умолкла.

— Да, дела-а, — протянул Филиппов. — Если бы сам не услышал, никогда бы не поверил, что такое бывает.

— Эта область пока еще недоступна человеческому разуму. В лучшем случае мы можем только кое-что наблюдать и удивляться, — наливая чай, заключил Ардашев.

— Вероятно, вы правы. Однако меня мучает более приземленный вопрос: когда мы схватим преступника? Если ваши предположения верны и напавший на модистку маниак, убийца Вяземской и Чертоногова — одно и то же лицо, то осталась единственная надежда, что после публикации «Незнакомки» в «Ниве» он явится за гонораром.

— Я бы не стал на это надеяться. Супостат не настолько примитивен. Чего стоит один лишь способ устранения Чертоногова. Согласитесь, он поступил весьма остроумно.

— Да, — отставив в сторону пахнущий ромом чайный стакан, кивнул Филиппов. — Мне иногда кажется, что рукой преступника управляет дьявол. Ни одно из трех преступлений не похоже на другое. Он будто щеголяет перед нами своими возможностями. «Вот, смотрите, — говорит, — я и так могу, и этак. А вы, ротозеи, всегда будете отставать от меня на шаг, на два, на три…» Ладно, — он махнул рукой — будем ждать нового номера «Нивы». Он выйдет в понедельник, шестнадцатого.

Полицейский поднялся и, глядя на хозяйку, вымолвил:

— Позвольте поблагодарить вас, уважаемая Вероника Альбертовна, за столь радушный прием. Не ожидал, признаться, такого внимания. Надеюсь, мне представится возможность видеть вас. — Он повернулся к Ардашеву и добавил: — Вот поймаем Супостата — не откажитесь отпраздновать это событие в ресторации. И заодно с моей женой познакомитесь.

— Будем рады, — повеселела Вероника Альбертовна.

— Значит, договорились, — просиял гость. — А мне пора. Вы разрешите воспользоваться вашим телефоном, чтобы я вызвал таксомотор?

— Не извольте беспокоиться, Владимир Гаврилович, — ответствовала Вероника Альбертовна. — Я сама это сделаю.

— Это будет разумно, — поддержал супругу Ардашев. — А пока суд да дело, предлагаю выпить по рюмке коньяку в моем кабинете. Если вы не возражаете, я покажу вам несколько весьма раритетных изданий.

— Был бы вам весьма признателен, — вежливо склонив голову, согласился полицейский.

Водитель таксомотора оказался метеором. Едва действительный статский советник успел отдать должное прекрасному греческому коньяку и подержать в руках прижизненное издание А.С. Пушкина «Руслан и Людмила», как в дверь позвонили, и Вероника Альбертовна сообщила, что машина уже подана.

Одевшись, Филиппов (слава Богу, что Варвара вовремя заметила спящего кота в шапке гостя и устранила это безобразие) любезно попрощался с хозяйкой и в сопровождении Ардашева — и на радость котам! — вышел на лестницу.

— А вы — очень интересный собеседник, — выговорил гость, спускаясь по ступенькам. — Поверьте, я искренне рад знакомству.

— Взаимно, — улыбнулся дипломат. — Очень надеюсь, что ужин у Кюба состоится на следующей неделе.

— Ох, Клим Пантелеевич, хорошо бы! — подходя к машине, проговорил начальник столичного сыска. — Честь имею!

— Честь имею, Владимир Гаврилович!

Черный Fiat Zero грозно проревел и, словно демон, унес полицейского в неизвестность.

Над столицей империи склонилось хмурое небо, дул ветер и падал мокрый снег.

Флюгер на соседнем доме сломался. Он вздрагивал и бился на месте, точно слепой голубь, не понимающий, куда лететь. Ему в тон поскрипывал фонарь. Сквозь липкую, летящую сверху массу лампа бросала узкий конус света на часть улицы и на человека, молчаливо взирающего на редкие звезды.

Ардашев, как в детстве, когда его учил этому отец, пытался отыскать на необъятном пространстве Большую Медведицу и Полярную звезду, но ничего не получалось. Эти далекие небесные тела то появлялись неожиданно, то гасли, как свечи, накрытые сырым покрывалом петроградской ночи. Статский советник потянул на себя дверь и исчез в парадном.

20

Роковой журфикс

«С некоторых пор я не люблю людей. Откровенно говоря, я и сам не помню, когда во мне зародилась эта неприязнь. Наверное, давно. Только не надо думать, что я всегда был мизантропом. Нет, еще десять лет назад я с удовольствием брал в руки гитару и, пройдя по грифу нежным перебором, под одобрительные возгласы гостей затягивал «Пару гнедых» — известный романс на стихи Апухтина. Я пел про хозяйку, которая «в старинные годы много хозяев имела сама», про грека из Афин и жида из Варшавы, про юного корнета и седого генерала, про всех любовников, засыпавших на пышной груди той метрессы.

Ужель я мог тогда помыслить, что больше никогда не буду воспевать «останки блудницы»? Это теперь мне ясно, что героиня романса — грязная потаскуха и что конец ее вполне закономерен. А тогда об этом я и не задумывался. Надо сказать, что старушенции еще крупно повезло — она отошла в мир иной тихо, своей смертью, может быть, даже и во сне. А попадись она мне — не извольте беспокоиться! — вмиг перерезал бы опасной бритвой ее дряблую аорточку.

Но, впрочем, я отвлекся.

Помню, как однажды, на одном из журфиксов, которые устраивала моя жена, я спел тот самый слезливый романс о «паре запряженных с зарею гнедых» и вышел покурить. Голова приятно кружилась от вина, счастья и свежего петербургского ветра, прилетевшего с Балтики. Мне совсем не хотелось возвращаться назад. Там было душно, шумно, и резкий аромат «Лоригана Коти» перемешивался с запахом пота разгоряченных вином молодых тел. Я вновь открыл коробку «Графских» и достал новую папиросу. Неожиданно на меня снизошло Божье вдохновение (ох, опять будет ругаться дьявол, что я употребил это слово!), и постепенно, строка за строкой, точно падающие на ладонь снежинки, стали рождаться стихи: