Троглобионт - Дан Борисов

– Логично, – подтвердил Игорь.

– Что уж, и поинтересоваться нельзя?

– Можно… извини, – Егор подошел к Казаку и потрепал его слегка по плечу, – Не обижайся. Наверно ты прав, нужно вспоминать всё, даже если это кажется чушью собачьей, но только то, что есть или было… без фантазий. Если позволите, я сформулирую задачу. Мы попали в непонятную и опасную ситуацию. Вопрос: что делать? Одно из двух: или ждать, когда с нами произойдет то же, что с Ольгой и Виктором, или попытаться эту ситуацию разрешить. Я лично не привык идти как баран на заклание, я привык бороться и знаю, что из любого положения есть выход, ну… или почти из любого. Любой нарыв имеет выход, его нужно найти и вскрыть. Еще раз повторяю свое мнение: оба… случая имеют один источник. Одну первопричину… и её надо найти. Тогда мы будем, если не в безопасности, то, во всяком случае, мы будем знать, чего бояться… будем готовы… а это уже полдела.

– Давайте по порядку, – начала Энн, – Первое, что можно утверждать, это то, что ящеры существуют. Одного мы видели, когда в него стрелял майор, а второй протаранил в это время нашу лодку…

– Тени.

– Что?

– Тени на мониторе, – уточнил свою мысль Игорь, – Насчет ящеров, пока это вероятностная категория.

– Тени, тени… где-то мы их уже видели, – Егор почесал макушку, – Послушайте, Энн а нельзя посмотреть вторую запись, вечернюю?

– Можно, конечно. Я их сейчас совмещу в одном компьютере.

Эта операция заняла у неё несколько минут. Остальные молча наблюдали.

– Идентичны! Через пару минут будет динамическая модель.

Некоторое время еще на мониторе крутились большие песочные часы, потом пропали, и вместо них появилась не очень четкая, но совершенно явственная фигура доисторического ящера, знакомая всем по рисункам с детства.

– Сто процентов! – Энн по-детски захлопала в ладоши, – вероятность – сто процентов.

– Да… Эта голова и эта шея… над водой.

Теперь уже ни у кого не было сомнения, что именно это они видели вчера, подплывая к острову. Возврат фотографической памяти.

– Ну, вот теперь уже, давайте по порядку, – Егор начал загибать пальцы, – Первое: удар был не о камень, удар был об ящера номер два, вернее, мы получили от него удар… вот вам, Энн, и миролюбие ваших рептилий.

– Не правда – мы их атаковали первыми… так получается.

– Да уж, – подтвердил прапорщик, – Когда начинают в тебя стрелять… Тут любой взбесится.

– Предположим, – сказал Игорь, – Предположим, что майора убили… натравили на него медведя… как это можно сделать непонятно, но сделали в качестве мести за выстрелы. Но Ольга то тут причем?

– Боюсь, что мы все… «причем», – ответил ему прапорщик, – Порешат нас по одному…

– Постойте, – прервал его Егор, – А почему тогда нам, вообще, дали выйти из воды? Он мог бы без труда уничтожить нас в воде, да и, кроме того… Удар был такой силы, что лодку переломило пополам, а на нас ни царапины.

– Изощренная месть…

– Что?

– Изощренная месть, – повторил прапорщик, – Мишкину дали умереть той смертью, какой он хотел. Понимаете? Мне только сейчас пришла в голову эта мысль и, по-моему, не такая уж она и глупая.

– Ага… а Ольга хотела быть изрубленной на куски? Думай, что говоришь, – обиженно произнес Игорь.

– Ну, считайте меня дураком.

Некоторое время все молчали. Начал опять Егор:

– Мы же договорились, не отвергать никакие версии, даже если они слишком… фантастические. И пойдем, все-таки, по порядку. Первое: ящеры – реальность, во всяком случае, для нас. Второе: странно, что мы остались живы после удара; третье: пока мы барахтались в воде, поменялась погода. Пропали облака, появилось солнце и этот более чем странный туман.

– Значит, в этот самый момент мы и переместились куда-то, – предположила Энн.

– Скорей всего так… но дальше всё было гладко, пока не появился этот фээсбэшник…

– Мне кажется, было, – неуверенно начала Энн, – Это, может быть, тоже покажется глупым, но… видел кто-нибудь птицу, по которой стрелял майор? – и продолжила, поскольку никто не помнил, – Вот… эту птицу видели только двое: майор и Ольга.

– Точно! – подтвердил прапорщик, – я ей еще сказал, что чайки на деревья не садятся.

– Она сказала: «Большая белая птица, похожа на чайку», – уточнил Игорь.

– А Мишкин говорил, что стрелял по глухарю, правда, настаивал на белых крыльях… – полувопросительно констатировал Егор.

Казак встал и отошел на то место, откуда стрелял майор.

– А знаете, что я вам скажу? Глухарь смотрелся бы черным, по любому, а вот белая птица на фоне деревьев будет белой, а на фоне неба может показаться черной. Мишкин стоял, а Ольга сидела – могли видеть по-разному. Значит правда, была большая белая птица. Но, чтобы сидела на дереве?… у нас таких нет.

– Га-ма-юн… – задумчиво протянул Егор.

– Егор, а ты помнишь белую ворону в подворотне?

– Ворон… это был ворон.

– Тем более, – Игорь, судя по всему, отнесся к этому серьезно, но Егор отмахнулся:

– Не выдумывай, a?

Энн тоже относилась к птице серьезно, хоть и не поняла последних фраз. Она сказала:

– По-моему, это единственная из странностей, которая касается только их двоих, и я бы…

– Хорошо, хорошо, – тут же согласился Егор, – запишем это четвертым пунктом, для размышлений, но пятый пункту нас самый серьезный…

– Ты как советский еврей, – Игорь опять улыбнулся, – К пятому пункту не равнодушен.

– Оставь анекдоты свои. Пятым пунктом у нас идет таинственный фээсбэшник, который, как выяснилось, и попасть-то сюда не мог никак.

– Что за фээсбэшник?

– Ты его не видел. Вы с Ольгой уже ушли спать, когда он появился.

– И что в нем было таинственного? Хотя по роду занятий, ему положено…

– В нем всё было таинственно и в высшей степени странно. Аня, покажи нам… – Егор понял, что в задумчивости сказал, что-то не то, – Покажите нам второе пришествие, пожалуйста.

– Зря вы поправились, – Энн улыбаясь, с готовностью подвинулась к компьютеру, – После однообразного английского «йю» очень приятно слышать, когда обращаются по-русски на «ты». И мое русское имя звучит приятно. И вас Игорь, и вас Сергей прошу звать меня на ты… и по-русски Энн – это Анна. Сейчас найдем… тогда было уже поздно. Вот, пожалуйста!

– Никакая это не лодка, – на полном серьезе удивился прапорщик, – Он что? верхом на динозавре приехал.

– Динозавры не плавают! Также как чайки с утками не сидят на деревьях. А поскольку наш друг и на ихтиозавра не похож, мы условились его звать ящером, вообще, – прочитал короткую лекцию Егор, – Я правильно говорю Анна?

– Абсолютли! – ответила Энн, до этого момента не произнесшая ни одного английского слова, – Совершенно правильно. Смотрите. Вот ваш ящер поднялся на берег, а вот, через одиннадцать с половиной минут вернулся в озеро и уплыл.

– Всё это хорошо, – до прапорщика еще не дошло, – Но ваш ящер не похож на мужика в суконном пиджаке.

– А что, был человек? – Игорь тоже пока не понимал.

– Был человек, Игорь, был старорежимного вида мужик сиволапый в суконном костюме и, при этом представился он нам знакомым нашего генерала.

– Представился он полностью, – поправила Энн, – Он назвал полное имя.

– А я это имя никогда не забуду. Назвался он, Игорь, именем нашего незабвенного учителя математики…

– Романиванычем??

– Да, причем полностью – Колосков Роман Иванович.

– Может быть, совпадение?

– Вряд ли… он в этот момент так хитро на меня посмотрел, как будто знал, что я пойму.

– А откуда он генерала знает? – снова подал голос прапорщик.

– У меня такое впечатление, что он всё про нас знает, – не столько Казаку, сколько остальным ответил Егор.

После этих слов все молчали довольно долго.

Егор опять раздвоился. Но не так, как в прошлый раз. О Лидии он уже забыл. По крайней мере, все прошлые переживания, и это, в том числе, спрятались где-то в анналах памяти, заслоненные новым, гораздо более сильным переживанием. Оно было настолько огромным, что в его сознании заслоняло весь остальной мир, который он вовсе не собирался спасать, как это часто делают современные киногерои. Его с одной стороны волновала судьба его самого и, вверившихся ему, еще троих людей, которым угрожала сейчас смертельная опасность; с другой стороны был весь остальной мир, казавшийся совсем недавно простым и вполне понятным, со своими недостатками, но, в целом даже уютный, распухший теперь, как на дрожжах, ставший мутным и таинственным. В этом и состояла причина его нынешнего раздвоения.

Одна сторона его сущности, прагматическая, привыкшая командовать и выполнять приказы, изучившая в свое время ряд положенных наук, имевшая неплохой житейский опыт, говорила ему, что всё это мракобесие и обман; что всего этого не может быть, что, в самом крайнем случае, это всё – сон, и он еще немного поспит и проснется, и всё опять станет ясно и понятно. Другая сторона, а с другой стороны он был поэт и романтик, эта другая сторона, на удивление, откровенно радовалась и пела, ведь происходило то, чего в обыденной жизни быть не может. Появлялись возможности познания таких сторон жизни, какие обычному человеку и присниться не могут.