Обретённая 2. Выжить назло (СИ) - Холлей Ниизла

Так добросовестно рявкнула, что я вздрогнула и разлепила веки.

— Где я? — голос у меня, словно шелест умершей травы. Но его всё же услышали.

Воцарилось молчание, нарушаемое лишь взволнованным дыханием спорщиц.

С трудом повернула голову в ту сторону, откуда слышала голоса. Глаза слезились и я могла разглядеть лишь два размытых силуета. Руки были словно свинцовые. Даже пошевелить, чтобы глаза протереть не смогу…

— Где я? Скажите, пожалуйста, я в больнице?

— Можно сказать и так, — зло фыркнула обладательница грудного голоса.

— А в какой? И какой сегодня день? Я давно без сознания? — чувство тревоги и собственного бессилия нарастали как снежный ком.

— С того момента, как я тебя увидела, прошло больше семидесяти суток. По земному это больше двух с половиной месяцев, — возмущённо ответила собеседница.

— СКОЛЬКО? Господи! Меня, наверное уже с работы уволили за прогулы! — ужаснулась я, — На что ж я жить буду?

— Забудь о работе. А жить ты будешь, пока нужна "хозяевам"! — убила меня злюка.

— Меня похитили? Мы в рабстве? Где? Турция? Албания?

— Похитили. Верно говоришь. Мы тут все — рабыни. И мы очень далеко от Земли. Нас везут на продажу. На другой конец Вселенной, — тут выдержка изменила женщине и она всхлипнула.

А я не могла сказать ни слова. Пытаясь понять — меня сейчас так жестоко разыгрывают, или на самом деле инопланетяне существуют и мне "повезло" попасть к ним в рабство? Хорошенько всё обдумав, отдала предпочтение второй версии.

Моей безвольной руки коснулись ледяные пальчики той, которую назвали Людой:

— Ты как? Переварила инфу? Самоубиваться не советую. На нас ошейники. Только себе пытку устроишь. К радости "хозяевов". Да… звать-то тебя как? Меня Люда. А её — Марина.

— Саша… Александра… Девочки, зачем я им? Я же почти старуха! Пятьдесят три года! Что я могу? Квартиру убрать, кушать приготовить, за детьми присмотреть… ну в бизнесе помочь… хотя… где я, а где инопланетный бизнес!

— Скажешь тоже — "почти старуха"! — фыркнула Людмила, — Через несколько дней тело освоится после снятия блока, тогда и посмотришь на себя в зеркало. Тут, конечно, кроме нас с Маринкой, все остальные не сильно изменились. Так… посвежели и поздоровели. А вот мы… Ой! Марина, больно же.

— А я могу ещё сильнее ущипнуть! Разболталась тут! Нас зачем послали? Узнать — как она и несколько слов сказать. Чтобы не свихнулась. Всё… Саша, мы пойдём, иначе накажут сильно за ослушание. Ты пока лежи. Привыкай. Но вставать не советую. Когда к тебе мужик придёт, будь почтительна. Отвечай только когда спросит. Пей и ешь всё, что даст. Иначе насильно вольёт. Поняла?

— Да. Спасибо, девочки, за помощь и предупреждение.

— Да иди ты, со своей благодарностью, — Отмахнулась Марина.

— Пока-пока… — попрощалась Люда и они ушли.

А я всё так же ничего не вижу. Глаза слезятся. Руки-ноги не слушаются…

Снова этот звук открываемой двери. И странное ощущение — ко мне подходит огромный, страшный ЗВЕРЬ! Нет! ДВА ЗВЕРЯ!

Потому, что в палату, где я лежала вошли два мужика.

— Ну… что тут у нассс? — странным пришепётывающим голосом спросил один из них, — Можешшшь называть меня нэр Док. Ты видишшшь нассс?

— Нет, нэр Док, глаза слезятся. Только силуэты размытые. И руки-ноги не слушаются… — вежливо ответила я.

— Хорошшшая сссамочка, я доволен и тобой и рабынями, что приходили к тебе, — ага, а по тону не скажешь, — Ты уже знаешшшь, что ты рабыня?

— Да, нэр Док.

— Хорошшшо… Несссколько дней твоё тело будет привыкать к себе. Поговорим дня через три. Выпей! — меня приподняли, словно пушинку и поднесли к губам холодный край.

Послушно выпила одним махом горькую, прохладную жидкость.

— Хорошая сссамочка. Поссслушшшная… Посступай так и дальшше. И будешшшь моей любимицей, — довольный Док аккуратно положил меня на взбитую собственноручно подушку. — С завтрашшшнего дня ссс тобой посстоянно будет ссссидеть Луда. А череззз три-пять дней ты познакомишшшьсссся сссо сссвоей новой внешшшносссстью…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

На этом посетители меня покинули. Голова неожиданно перестала болеть. И я незаметно для себя, крепко заснула.

***

Всё было именно так, как сказал Док. Со следующего дня со мной сидела Люда. Видела я по-прежнему — неважно. Так, словно у меня зрение "минус десять". К конечностям очень медленно возвращалась чувствительность.

Люда оказалась совершенно необременительной в общении женщиной. Она была невероятно довольна тем, что новое назначение моей сиделкой, избавляет её от неких весьма неприятных "курсов обучения для рабынь". Что за курсы — она мне не ответила. Просто пояснила, что ПОКА я к этому не готова. Что всё из этой области мне расскажет нэр Док. Вообще, ей запретили говорить о чём-либо, кроме нашей земной жизни.

Сам Док приходил два раза в день. Всегда один. Поил неприятными зельями, делал некие болезненные инъекции. Но больше ни слова я от него не слышала. Во время процедур Люда исчезала из палаты. А потом тихонько просачивалась назад, надолго задумываясь над вязанием, с которым она коротала свои вынужденные дежурства.

Наверное я всё же медленнее чем обычно шла на поправку. Потому, что ни через три, ни через пять дней лучше мне не стало.

Прошло уже десять дней с момента моего сознательного присутствия на космическом корабле работорговцев.

На утро одиннадцатого дня Люда пришла позже обычного. Глухо поздоровалась и присела на своё обычное место.

— Доброе утро, Люда, — я старательно делала вид, что ничего не заметила.

— Нет! Я так не могу! — женщина отбросила вязание на столик и пересела ко мне на кушетку, — Саш, Сашка… беда у нас… Ой, беда… — Люда вхлипнула и прикусила кулачок, — Сегодня ночью за Маринкой пришли, — она перешла на шёпот, — Саш… её продали. Продали, понимаешь! Потому, что она прямая и честная… юлить и подлизываться не умеет… А они твердят — строптивая, непокорная! Сашенька, к тебе Док хорошо относится. Попроси его… он к тебе благоволит… хоть узнать — к кому она попала. Так страшно за неё! Так страшно… — Люда торопливо вытирала слёзы, — Ой, идёт…

Людмила метнулась к своему стулу и сжалась в комочек, дрожащими руками теребя вязание.

Дверь открылась, впуская невозмутимого Дока.

Он вошел, и Люда, сгорбившись выскользнула в коридор.

— Милосердных Звёзд, — Док присел на край кровати.

— Ддд. оброе утро, нэр Док, — что делать, ведь я даже не знаю, как принято у них вежливо приветствовать "господина"?

— Я не хочу тебя пугать. Луда сказала, что если тебе всё объяснить, ты не будешь истерить и останешься послушной самочкой. Это правда?

— Правда, нэр Док. Ничего так не пугает и не выбивает почву из-под ног, как неизвестность.

— Хмм… что ж… Ты плохо восстанавливаешься после снятия нейронного блока. Это возможно в двух случаях. Первый. У тебя слабый организм. И надо ввести в него активную ДНК, чтобы ты пошла на поправку. Второе. В тебе есть Древняя кровь. И тогда тебе тоже надо время для восстановления. В любом случае тебя мы снова сегодня уложим в ренегар и проведём подробное исследование. Будет очень больно. Есть вопросы?

— Нэр Док… простите, да вопросы есть, но не по теме. Разрешите?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Спрашивай, — благосклонно позволил Док.

— Я задам сразу несколько. Можно? — Он отчётливо кивнул, — Зачем вы так со мной возитесь? Что, за судьба меня ждет? И… и третий вопрос… Скажите, пожалуйста, хозяин Марины… он… он очень жесток?

— Отвечаю по порядку. Я занимаюсь особо с тобой потому, что у тебя на редкость пластичный ДНК. Даже среди твоих соотечественниц. Ты редкая самочка. Совместимая практически со всеми расами. Опять же — характер хороший… Ты станешь завидным лотом на торгах. Тебя будут беречь и ценить. А может быть твой нынешний хозяин вообще раздумает тебя продавать… ты сможешь просто рожать наследников по заказу за ОЧЕНЬ высокую плату. Что касается той рабыни… она слишком нетерпима и строптива, зла и завистлива, интригантка и пакостница. Её продали расе рудокопов. Если она усмирит свой характер — ей будет проще жить…