Принимаю бой - Николай Бадеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Этот разговор происходил 24 октября 1917 года.
В тот день «Аврора» стояла в Петрограде у стенки Франко-Русского завода. Еще утром матросы узнали, что Петроградскому Совету грозит прямая опасность: в город стягиваются юнкера и ударные батальоны контрреволюции…
Матросы рвались на берег. Требовали кончать с правительством Керенского. На палубе начался митинг.
— Товарищи, соблюдайте революционную дисциплину, — обратился к морякам председатель судового комитета Белышев. — В нужный час партия большевиков прикажет, и мы пойдем в бой.
Авроровцы прислушались к голосу двадцатичетырехлетнего машиниста. Спокойный, рассудительный, с твердым характером, он пользовался большим влиянием среди команды. В прошлом токарь, Белышев еще при царе вел революционную пропаганду среди рабочих, а потом и матросов. Это он вместе с товарищами-подпольщиками в феврале семнадцатого поднял над крейсером красный флаг и тогда же первым вступил в партию коммунистов.
А через час после митинга на «Аврору» явился связной из Смольного: представители судового комитета приглашались к товарищу Свердлову.
В путь отправились Белышев и член судового комитета большевик машинист Николай Лукичев. Взяли с собой винтовки — на улицах свирепствовали юнкера.
Яков Михайлович сидел за столом, накрытым большой картой Петрограда. Он попросил Белышева показать, где стоит крейсер; потом узнал, какова мощь его артиллерийского огня.
Белышев обстоятельно доложил о состоянии корабля — ремонт окончен, крейсер готов к боевой службе.
— А как настроение команды?
— Идем за Лениным!
Свердлов заявил, что Центральный Комитет партии большевиков надеется на команду крейсера, и вручил Белышеву мандат о назначении его «комиссаром от Военно-Революционного комитета при Петроградском Совете рабочих и солдатских депутатов на крейсер «Аврора».
— Держитесь в полной боевой готовности, — напутствовал Свердлов. — Ждите приказа!
Вернувшись на корабль, Белышев сразу собрал судовой комитет, рассказал о встрече с Свердловым.
На крейсер, не мешкая, стали грузить снаряды, матросы запасались винтовочными патронами.
А Эриксон твердил свое: надо скорее выходить в море на пробу машин. Эриксон и упрашивал и грозил. Белышев прекрасно понимал, что Временное правительство пытается во что бы то ни стало выдворить корабль из Петрограда, ослабить силы большевиков. «Аврора» — это тридцать с лишним артиллерийских орудий, более пяти с половиной сотен революционных матросов.
— Последний раз говорю: корабль из Петрограда не уйдет! — отрезал Белышев.
Эриксон мрачно заперся в своей каюте.
Наступила ночь на 25 октября. Крейсер, готовый к бою, ждал приказа из Смольного. Матросы знали: там, в Смольном, находится Владимир Ильич Ленин, он рассчитывает на «Аврору»…
Юнкера развели Николаевский мост через Неву, чтобы красногвардейские отряды и воинские части, находившиеся на Васильевском острове, не смогли пройти в центр города. «Аврора» получила приказ из Смольного восстановить движение по мосту.
— Надо пройти вверх по Неве и бросить якорь у моста, — предложил Белышев судовому комитету.
Комитет согласился, но Эриксон воспротивился:
— Фарватер давно не чистили. Рисковать вверенным мне крейсером не могу.
— Поведем сами! — ответил Белышев и приказал посадить командира под арест.
Старшина сигнальщиков Сергей Захаров на шлюпке промерил глубины. Заработали машины. И командир попросил у Белышева разрешения подняться на мостик: понял, что вполне могут обойтись и без него; к тому же знал — с саботажниками матросы церемониться не станут.
«Аврора» пошла…
— Включить прожектор! — приказал Белышев. — Осветить мост!
Яркий луч, прорезав ночную мглу, заскользил по пролетам моста. Юнкера бросились врассыпную.
Авроровцы свели фермы, рабочие и солдаты хлынули к Зимнему дворцу.
Днем на «Аврору» принесли из Смольного написанное Владимиром Ильичом Лениным воззвание «К гражданам России» для передачи по радио. Белышев немедленно направился в радиорубку.
— Передавай! — приказал он радисту Федору Алонцеву. — Всем, всем, всем!
Алонцев застучал ключом: «Временное правительство низложено. Государственная власть перешла в руки органа Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов Военно-Революционного комитета, стоящего во главе Петроградского пролетариата и гарнизона…»
В тот день комиссар не отдохнул ни минуты: формировал отряды для поддержания революционного порядка в городе, отправлял катера для охраны Смольного со стороны Невы, держал связь с кораблями Балтийского флота, пришедшими в Неву на помощь питерскому пролетариату.
А «временные» не сдавались. Засевшие в Зимнем дворце под охраной юнкеров, казаков и ударного батальона члены правительства Керенского ждали подхода контрреволюционных войск.
В конце дня Белышеву сообщили из Смольного: если члены Временного правительства к девяти часам вечера не сдадутся, то Зимний будет взят штурмом. По сигналу Петропавловской крепости — на ней поднимут красный огонь — «Авроре» надлежит сделать холостой выстрел в сторону Зимнего, который послужит сигналом к началу наступления революционных войск.
«Я отправился на бак, там у шестидюймового орудия стояли вахтенные комендоры, — вспоминал потом Белышев. — Напряжение все усиливалось. С берега доносилась стрельба. А Петропавловская крепость не давала о себе знать. Уже тридцать пять минут десятого, а красного огня все нет.
— Огонь, огонь! — раздались голоса.
Во мгле за мостом показался багровый огонь. Было девять часов сорок минут. Я отдал команду:
— Носовое, огонь! Пли!
Мелькнула вспышка выстрела, прокатился грохот над Невой, над набережными, над площадью Зимнего дворца. Мы прислушивались. В ответ на выстрел сквозь перестук пулеметов послышалось громовое «ура». Это наши пошли на штурм. Я отдал приказ зарядить орудие боевым снарядом: мало ли что…
И вот стало тихо.
— Прожекторы, живо!
К мосту бежал связной, махавший бескозыркой:
— На «Авроре»! Больше не стрелять. Наши в Зимнем!
— Ура, товарищи! Да здравствует Советская власть!»
В 1948 году «Аврора» стала на вечный якорь у Петроградской набережной. А немного позднее на ней был создан музей. На самом видном месте поместили мандат первого комиссара.
С тех пор по праздникам, когда личный состав выстраивается на верхней палубе для торжественного подъема флага, на правом фланге, рядом с командиром, можно видеть пожилого человека в гражданской одежде, на лацкане его пиджака сверкает орден Ленина. Это Александр Викторович Белышев.
— Флаг и гюйс поднять!
На носу крейсера поднимается гюйс — красный флаг с пятиконечной звездой в центре. А на корме — военно-морской флаг с изображением орденов Красного Знамени и Октябрьской Революции.
«Аврора» — единственный в нашей стране корабль, награжденный двумя орденами. Единственный в мире корабль, награжденный орденом, в центре которого изображен сам корабль — символ Великого Октября.
Кортик прапорщика
Под стеклом музейной витрины лежал старый морской кортик. Обычный кортик с потемневшей от времени костяной ручкой, в потертых кожаных ножнах. Но фамилия владельца заставила меня остановиться. «Принадлежал участнику Октябрьского вооруженного восстания 1917 года прапорщику Балтийского флота Семену Степановичу Синицыну».
Синицыну? Неужели тому самому?
Вспомнился весенний день 1943 года. Тяжелая морская артиллерийская батарея, стоявшая на окраине Ленинграда, готовилась к стрельбе по скоплению фашистских танков. Кляцнули многопудовые затворы.
— За Синицына! — воскликнул командир.
Раздались выстрелы, снаряды полетели в сторону врага.
— За Семена Степановича!
И снова оглушительный залп.
«За Синицына!» Этот возглас я слышал не раз, когда орудия линейных кораблей, крейсеров, эскадренных миноносцев били по врагу. Семен Степанович Синицын, известнейший на флоте офицер-артиллерист, пал смертью храбрых в бою с фашистами.
Но тогда я ничего не знал о революционном подвиге прапорщика. Я стал искать друзей и знакомых Синицына. И вот что мне рассказал его друг, старый большевик-подпольщик, участник штурма Зимнего Василий Спиридонович Кузнецов-Ломакин.
Семнадцатый год, ночь на 25 октября. На кораблях учебно-артиллерийского отряда, стоявших в Биорке, что недалеко от Выборга, до рассвета горели огни: матросы ждали приказа Кронштадтского Совета о походе в Петроград на помощь восставшим рабочим.
— Пушки на «Верном» готовы? — тихо спросил Кузнецов-Ломакин прапорщика Синицына.