Упадок и разрушение Римской империи (сокращенный вариант) - Эдвард Гиббон

Семья Гордианов была одной из самых знаменитых в римском сенате. Со стороны отца предками Гордиана были Гракхи, а со стороны матери – император Траян. Огромное состояние давало ему возможность поддерживать честь имени, и в использовании этого богатства Гордиан проявил тонкий вкус и готовность облагодетельствовать других. Несколько поколений семьи Гордианов владели в Риме дворцом, в котором когда-то жил великий Помпей. Это здание было отмечено трофеями давних морских побед и украшено работами современных Гордиану живописцев. Вилла Гордиана на Пренестинской дороге была знаменита необычной красотой и большим размером своих бань, тремя величественными залами, из которых каждый имел в длину сто футов, и великолепным портиком, который поддерживали двести колонн из четырех самых интересных и дорогих сортов мрамора. На общедоступные зрелища, которые он устраивал за свой счет и во время которых народ развлекали многие сотни диких зверей и гладиаторов, он, казалось, тратил слишком много. У других должностных лиц пределом их щедрости были несколько торжественных праздников в Риме, а великолепные празднества Гордиана в том году, когда он был эдилом, повторялись каждый месяц, а когда он стал консулом, были устроены и в главных городах Италии. На эту вторую должность его назначали дважды – один раз Каракалла, второй – Александр: у Гордиана был редкий дар вызывать к себе уважение добродетельных правителей, не возбуждая при этом ревнивой зависти тиранов. Свою долгую жизнь он провел в покое, изучая литературу и принимая мирные почести от Рима. Известно, что Гордиан до того, как был назначен проконсулом Африки по решению сената и с одобрения Александра, благоразумно отказывался командовать армиями и управлять провинциями. Пока был жив император Александр, Африка была счастлива под управлением Гордиана, его достойного представителя. Когда трон захватил по-дикарски грубый и жестокий Максимин, Гордиан уменьшал несчастья, которых не мог предотвратить. Когда он неохотно надел пурпур, ему было уже более восьмидесяти лет; Гордиан был последним драгоценным осколком счастливого времени Антонинов, добродетели которых он оживлял в памяти людей своим поведением и прославил в изящной поэме из тридцати частей. Вместе с почтенным проконсулом в императоры был возведен и его сын, тоже Гордиан, приехавший с отцом в Африку в качестве заместителя. Нравы сына были менее чистыми, чем у отца, но он был таким же любезным и добродушным. У него было двадцать две признанных наложницы и библиотека из шестидесяти тысяч книг, что свидетельствует о его любви к разнообразию; судя по тому, какие плоды его трудов остались после него, и женщинами, и книгами он пользовался, а не держал их лишь для того, чтобы хвалиться ими перед людьми. Римский народ находил в чертах его лица сходство с лицом Сципиона Африканского, с удовольствием вспоминал, что его мать была внучкой Антонина Пия и возлагал свои надежды на скрытые добродетели, которые, как римляне наивно думали, пока были не видны за роскошной праздностью его частной жизни.

Как только Гордианы успокоили те шумные волнения, которыми всегда сопровождаются народные выборы, они перенесли свой двор в Карфаген. Африканцы, которые чтили их за добродетели и после приезда в Африку Адриана еще ни разу не видели римского императора во всем его величии, встретили их приветственными криками. Но эти пустые звуки не укрепляли и не подтверждали верховную власть Гордианов. Их славили криками по установившемуся правилу и ради выгоды, чтобы добиться одобрения у сената. Немедленно депутация из знатнейших людей провинции была послана в Рим, чтобы рассказать о поступке своих земляков, которые долго и терпеливо страдали, но в конце концов решились применить силу, и оправдать их поведение. В своих письмах новые государи обращались к сенату скромно и почтительно, извинялись за то, что необходимость заставила их принять императорский титул, и писали, что предоставляют сенату как высшему суду принять решение относительно их избрания и их судьбы.

Сенаторы не сомневались и были единодушны в том, кого предпочесть. Высокое происхождение и родство со знатными семьями через браки тесно связывали Гордианов с самыми прославленными семействами Рима. Благодаря их богатству многие сенаторы зависели от них, а своими достоинствами Гордианы приобрели себе много друзей. Их мягкие методы правления открывали приятную перспективу восстановить не только гражданские права, но даже республику. Ужасы военного насилия, вначале заставившие сенат забыть об убийстве Александра и утвердить избрание крестьянина-варвара, теперь подействовали противоположным образом: побудили сенаторов вступиться за попранные права свободы и человечности. Ненависть Максимина к сенату была открытой и непримиримой; самая смиренная покорность не угасила бы его ярости, самое осторожное избегание всего, что можно было бы посчитать виной, не устранило бы его подозрений, так что даже забота о собственной безопасности и та подталкивала их к тому, чтобы связать свою судьбу с судьбой восстания, первыми жертвами которого они точно стали бы (в случае его неудачи). Эти соображения и, возможно, другие, более личные, были обсуждены на предварительном совещании консулов и должностных лип. Как только решение было принято, они собрались в храме Кастора согласно старинному правилу секретности. Это было сделано с тем расчетом, чтобы обострить внимание сенаторов и скрыть содержание их постановлений. «Отцы и собратья по службе, к которой мы призваны, – заговорил консул Силан, – два Гордиана, отец и сын, оба консульского достоинства, один ваш проконсул, другой ваш уполномоченный, объявлены императорами по единогласному решению жителей Африки. Ответим же на это благодарностью молодежи Фисдруса, – отважно продолжал он, – ответим благодарностью верному народу Карфагена, нашему великодушному освободителю от ужасного чудовища. Почему вы слушаете меня так холодно, так робко? Почему вы бросаете друг на друга эти тревожные взгляды? Почему колеблетесь? Максимин – враг общества! Пусть же его вражда скорее умрет вместе с ним и пусть мы будем долго наслаждаться осмотрительностью и удачей Гордиана-отца, доблестью и постоянством Гордиана-сына!» Консул своим благородным пылом вдохнул жизнь в вялые души сенаторов. Они единогласно приняли постановление, которым утвердили избрание Гордианов, объявили, что Максимин, его сын и его сторонники – враги своей страны, и предложили щедрое вознаграждение любому, у кого хватит смелости и удачи уничтожить этих врагов.

В Риме во время отсутствия императора оставался отряд преторианской гвардии, который должен был защищать столицу, а вернее – командовать столицей. Префект Виталиан доказал свою преданность Максимину тем рвением, с которым исполнял жестокие приказы тирана, иногда даже опережая их. Его смерть одна могла спасти авторитет сената и жизнь сенаторов от опасности и прекратить тревожное ожидание. Раньше, чем намерения сенаторов стали известны, один из квесторов и несколько трибунов получили поручение лишить жизни верного префекта. Они выполнили этот приказ с успехом, равным их отваге, и, держа в руках окровавленные кинжалы, пробежали по улицам города, сообщая народу и солдатам новость об удачном перевороте. Воодушевление, вызванное мыслью о свободе, подкреплялось обещанием щедрых даров в виде земли и денег. Статуи Максимина были сброшены с пьедесталов, столица империи с восторгом признала власть двух Гордианов и сената, и примеру Рима последовала остальная Италия.

В сенате, чьим долгим терпением до этого оскорбительно злоупотребляли развратные деспоты и распущенная военщина, было теперь совсем иное настроение, чем прежде. Это собрание взяло дела правления в свои руки и с бесстрашным спокойствием стало готовиться к тому, чтобы отомстить за свободу силой оружия. Среди тех сенаторов консульского достоинства, к которым император Александр благоволил за их достоинства и заслуги, было легко выбрать двадцать человек, имевших способности к командованию армией и ведению войны. Им была поручена оборона Италии, причем каждый был назначен в свой собственный округ, был наделен правом набирать солдат среди итальянской молодежи, обучать их, получил указание укрепить порты и дороги против неизбежного будущего вторжения Максимина. Посланцы, выбранные среди самых прославленных патрициев и всадников, были отправлены к наместникам сразу нескольких провинций с поручением горячо и убедительно просить их поспешить на помощь своей стране и напомнить народам своих провинций об их старинных узах дружбы с сенатом и народом Рима. Всеобщее уважение, с которым были приняты эти посланцы, и то, с каким жаром и усердием Италия и провинции стали помогать сенату, служит достаточным доказательством, что подданные Максимина были доведены до того крайнего отчаяния, при котором для основной массы народа угнетение страшнее сопротивления. Сознание этой печальной истины приводит к яростному упорству, редкому во время тех гражданских войн, которые поддерживаются искусственно ради выгоды нескольких партий и руководителей-интриганов.