Чувства, живущие под кроватью - Морена Морана

Дед Семён к нему подходил и прямо спрашивал: зачем тебе, дескать, пугало? А Василий отмахивается, смеется. Это я, дескать, развелся с одной неприятной особой, а вещи жены мне совершенно без надобности, зачем они тут валяются? Так я из них пугало сооружу, пусть будет портрет разведенной женщины во весь рост. Мне приятно будет смотреть, как ее сажей намазанной физиономии вороны пугаются. Хотя нет, я лучше буду его игнорировать. Даже какой-то моторчик прикрутил, чтобы пугало руками вращало в женином халате. А у самого малина к соседям так и ползет. И сорняк разросся везде.

Правда, на фоне последних странных событий про штаны стали забывать. Не до штанов сейчас, в живых бы остаться. С каждым днем нечистая сила озоровала все больше, а когда старосту Егора Ильича в лесу чуть до инфаркта не довела, собрался народ на сход — вместе покумекать, прикинуть, что да как, обсудить, кто и что видел.

Егор Ильич, ничего не скрывая, доложил: по лесу его гоняла баба огромная. Чумазая, страшная, злющая-презлющая. Лицо черное, перекошенное, алый язык вываливается, руки-крюки вращаются, выкорчевывают с легкостью деревья из земли и кидаются ими в старосту безо всякого уважения. Прыгает за ним на одной ноге, еле ноги унес.

Тут дед Семён не выдержал. Он из окна своего тоже видал, как огромная баба забор ему раскурочила. А почему баба — дык потому, что в старом красном халате была. И вместо волос у нее солома. Речь держала и Наталья, сватьи покойной бабы Нины троюродная племянница. Сама она бабу огромную не видала, но, послушав общее мнение, сочла нужным заявить, что находила в огороде, рядом с посадками, странные следы. Какие-то не поймешь круги, а не поймешь ямы. Как будто рядом с рядками кто-то столб в землю вбивал. Только ямы эти были аккурат вокруг грядки. А на самой грядке вдруг исчезли бесследно все сорняки, будто кто-то их выдернул.

Обсудили это все жители, да и решили за нечистой силой проследить, чтобы понять, где и зачем она шастает. Собрали инициативную группу, а именно пострадавших: старосту и деда Семёна. Наталью с собой взяли принудительно, хоть она и не хотела, как представительницу бабьего полу. Поскольку вредит-то баба, а бабе с бабой всегда сподручнее сговариваться. Спрятались они все у Натальи в огороде за телегой, соломой присыпались и сидят в сумерках, наблюдают.

Долго сидели, аж светать начало. И тут слышат — скрип. Это кто-то калитку отворяет. Высунулись потихонечку из своего укрытия. Видят, по дорожке прямо к грядкам скачет пугало. То самое, которое Василий городской сделал и портретом бывшей жены назвал. Скок-поскок, обрабатывает грядки, поливает огород, воду в бочки таскает. Поразились наши наблюдатели, но сидят тихо, ни шороху.

Наработалась огромная трехметровая баба, отерла деревянной крючковатой лапищей лоб и говорит вдруг вслух человеческим голосом:

— А не пойти ли мне к деду Семёну огород потоптать?! И заодно помидоры его извести, больно уж крупные народились.

Тут дед Семён, конечно, не выдержал. Вылез из-под телеги и как заорет:

— Помидоры не трожь! От помидор свои культяпки убери! А то, ух, переломаю!

Пугало разъярилось и пошло на него, вращая страшными лапищами, того и гляди отметелит. Выскочила Наталья и давай пугало просить-умолять, чтобы остановилось, не доводило до беды. То, как ни странно, послушалось.

— Ну ты пойми меня, Натальюшка, как баба бабу. Ведь от мужиков все беды. Того же Василия возьми. На огороде не трудится. Постоянно пьет. Крапиву развел и сорняки. А каждый божий день меня оскорбляет. И вот этот уродливый халат натянул. И морду намалевал какую-то недовольную. Меня все кикиморы да лешие пугаются, ни с кем подружиться не могу. И что теперь, одной страдать? Нет уж, пусть они все со мной. А что я по огородам хожу, так это он меня своей лютой ненавистью оживил, хоть и обещал игнорировать.

Тут Наталья, конечно, пустила слезу:

— Нельзя же так, — говорит.

Обещала все переделать. Тут и староста с дедом Семёном подключились, дали слово все исправить и с Василием поговорить, чтобы впредь не безобразничал и женщин даже в мыслях не обижал.

После того как все трое во главе с пугалом пришли к Василию, тот чуть не… был крайне обескуражен. Но позволил, естественно, любые переделки. Пугало зловещее Наталья лично переодела в лучшее платье, что от бабы Нюры осталось, оно все равно зря в сундуке пылилось много лет. А волосы изящно уложила и украсила лентами. Дед Семён, потрудившись немного напильником, сделал пугалу изящные пальчики. А староста Егор Ильич лично правил физиономию.

Потом принесли пугалу зеркало. Посмотрела на себя чудо-баба, да и вмиг подобрела. Ушла в леса, теперь там водит дружбу с лешими. Говорят, если кто из местных в лесу заблудится, она их домой возвращает бережно, не пугает. Покой жителей стережет. Это дело в деревне, конечно, отпраздновали. А Василию велели больше плохо о женщинах не говорить и подозрительных изваяний не делать. С бывшей женой у него, кстати, отношения после этого наладились, она с ребенком к нему приезжает на дачу. Ты, говорит, со мной по-человечески, и я с тобой по-человечески. Бабы — они такие.