Эксперт № 20 (2013) - Эксперт Эксперт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я думаю, что возрождение интеллигенции будет каким-то любопытным образом связано с религиозным самосознанием, что вернется до какой-то степени религиозное русское сознание. Как оно впишется в секулярное общество, я не берусь прогнозировать. То, что это идет, я вижу.
Новая интеллигенция потребует пересмотра всей истории двадцатого века. Я не увидел ничего плохого в том, что сказал Путин о едином учебнике истории. Я думаю, что это разумная и правильная мысль. Факт в том, что нас утопили в обилии недобросовестной идеологии. Пришла пора просто разобраться с историей. Надо не стыдиться собственного народа и собственной истории. Если вы пишете учебник истории с этой позиции, тогда вы туда и ошибки можете вставить, и трагедии, и преступления, потому что это ваша история. Вы в каком-то смысле разделяете ответственность за то, что произошло. А когда вы думаете, что история вашей страны — это какая-то позорная, страшная история на задворках мира, у вас ничего не сложится.
— Действительно, кто из англичан стыдится Генриха Восьмого? Или знаменитый эпизод Крымской войны, так называемая атака легкой кавалерии под Балаклавой, когда вследствие ошибочного приказа под русскими пушками погибли молодые аристократы. В Англии учат в первом классе стихотворение Теннисона, посвященное этому событию, но, что важно, акцент в нем делается не на преступный приказ, а на выполнение долга. На долг, а не на ошибку.
— Надо перестать стесняться собственной истории, которая была такой, какой она была, перестать стесняться собственных родителей, стать достойными самих себя. Я думаю, что шанс на это у России появился, как ни странно, именно сейчас, во время общезападного кризиса. А это все очень серьезно. Это кризис самоидентификации. Нет у Запада большой идеи, которую он может предъявить миру.
Единым учебником истории может стать отсутствие застенчивости и стыда за свою историю. Она была, она была хорошая. С легкой руки Чаадаева пошло, что в России не было истории. Люди, никогда не читавшие Чаадаева, а читавшие одну эту строчку, пошли повторять, что наша история неполноценна. Что Россия не знала Ренессанса и так далее. Ренессанса не знало очень много стран.
Есть знаменитая и хорошая фраза Бродского, я слышал, как он ее произносит с экрана (говорят, что ее даже можно найти где-нибудь, но я цитирую почти дословно). Его спрашивают: «А вы вернетесь в Россию?» Он говорит: «Нет». Ему говорят: «Как же? Теперь победили советскую власть, социализма-то уже нет, возвращайтесь». Он: «Не приеду. Мне неприятно то, что теперь стали плевать в свою историю. В этом столько рабского. Вы так теперь не уважаете советскую власть, что это еще хуже, чем советская власть. Так только рабы могут относиться к своей истории».
— Вы в своем романе как- то совсем уж унижаете современную интеллигенцию. Ну точнее говоря, ее определенную часть. Вы считаете, что с этими людьми вообще нельзя иметь какого- то конструктивного диалога, общего дела?
— С современной компрадорской интеллигенцией — нет. Это состоявшиеся люди, которые уже свое слово сказали. Это абсолютно уходящая натура. Конечно, обществу необходим процесс протеста, это естественно. Какое здоровое общество не имеет внутри себя протестного ресурса? Но это не имеет отношения к условному «болотному» сообществу.
— Похоже, лидеры « болотного» движения брезгливо относятся к народу.
— Брезгливое отношение к людям не позволяет им воспринимать реальные интересы людей. Власть это хорошо понимает, понимает, что там аккумуляции протеста не произойдет, и скорее поддерживает «болотное» движение в его нынешней форме, чем пытается его спрессовать.
— И вместо настоящего движения протеста возникает фальшак.
— Это всемирная проблема гламурного авангарда, возникшего в конце двадцатого века, лжепротеста — искусственного, гомункулообразного. Созданного как вакцинация против реального протеста. Лучше мы впустим немножко фальшивого якобы протеста, чем приведем к тому, что какие-нибудь пигмеи в Гвинее будут бунтовать. Или словаки будут недовольны заработной платой на заводе «Форда». Лучше какой-нибудь небольшой протест в художественной галерее: придет художник, накакает или голый будет плясать — и это будет социальный протест.
— Но против чего? — Он за свободу. — За какую свободу? — За свободу самовыражения. Общество ведь нуждается в свободе самовыражения. — Вот этого дегенерата? — Да. Но он не дегенерат. Он имеет свое мнение. — Какое мнение? — Он пляшет голый. — Это о чем говорит? — Он так выражает свою личность. Пусть он пляшет голый, потому что таким образом он реализует себя, и мы его поддерживаем, и это интересно.
Его пакуют в розовые ленты, его продают в галереях. Этого образуется очень много, и это замещает реальный социальный протест. Словацкие рабочие на заводах «Форда» не умеют плясать голыми в галереях, им не хочется раздеваться, им хочется одеться. Они бы предпочли, чтобы им купили какую-нибудь спецовку, не то что свою снять. Им говорят: если бы вы протестовали как этот, который осмысленно пляшет голым, а вы-то просто есть хотите. Это же совершенно глупый протест. Вы протестуйте на уровне личности, а не на уровне животных инстинктов. — Есть мы хотим. — Это всякий дурак есть хочет. Вы душу выразите, как этот человек без штанов.
Авангард стал вакциной против революции, против любого протеста. Он симулирует процесс, гламурным образом встроенный в рыночную систему. Точно так же и Болотная площадь — это тот же самый авангард: «Что мы делали? Мы шли на Болотную, придем еще». Это ровно то же самое, как «я плясал в галерее без штанов, и еще приду, и снова сниму штаны».
— Но не будет ли та интеллигенция, новая интеллигенция, о которой вы говорите, представлять опасность для той части власти, которая не хочет перемен? Не станет ли она врагом?
— Я не думаю, что интеллигенция может быть врагом. Интеллигенция по роли своей адвокат народа перед властью, она рассказывает власти о том, что реально происходит в мире. И в этом качестве она отвечает за историю перед народом. Она не может плюнуть в эту историю, она не может сказать, что вы живете на помойке потому, что вы такой рабский трусливый народ и вся история у вас второго сорта, а я от вас ухожу, отряхну прах ваш с ног своих и уйду куда-то туда, где настоящая цивилизация, настоящие истории. И как только эта новая интеллигенция эту историю возьмет как свою и с ней в руках повернется к начальству, к власти, тогда власть сама должна будет решить, является она ее партнером или нет.
— Дореволюционная интеллигенция… Не довела ли она из- за своей любви к народу страну до революции? Не может ли нас сейчас ожидать то же самое? Интеллигенция выступит адвокатом, власть не услышит, и интеллигенция поведет на новый штурм…