Эксперт № 20 (2013) - Эксперт Эксперт

Именно среди «зеленых» в последние годы сформировалась активная группа депутатов, специализирующихся на теме нарушения прав человека в России. Эта тема особенно важна для «зеленых», поскольку, по традиции формирования коалиционных правительств, «младшая» партия в коалиции получает пост министра иностранных дел. Это значит, что в двух коалициях из трех реально возможных (ХДС—«зеленые» или СДПГ—«зеленые») пост министра иностранных дел достанется «зеленым» — и для их предвыборной кампании представляется логичным делать акцент на внешнеполитической тематике.

Тема отношения к России становится еще более интересной для возможной консервативно-«зеленой» коалиции, если вспомнить, что именно по ней у таких разных политиков, как, например, консерватор Андреас Шокенхофф и весьма левый депутат от «зеленых» Фолькер Бек , позиции наиболее близкие. Найти точки соприкосновения по российской теме «зеленым» и ХДС куда легче, чем по вопросам транспортной или семейной политики.

Неудивительно, что на прошлой неделе парламентская фракция «зеленых» опубликовала программное заявление, призванное стать манифестом новой российской политики ФРГ. «На фоне нарастающих репрессий в России продолжение политики “пусть идет, как идет” невозможно. Тот, кто и дальше делает ставку на “стратегическое партнерство” и сближение любой ценой — игнорируя ужесточения законов и систематическое подавление гражданского общества, — игнорирует приметы времени. Нам наконец-то нужно изменение курса в российской политике. <…> Кремль в его нынешней форме не является надежным партнером для общественной модернизации и для демократических перемен. Мы требуем от федерального правительства в его модернизационном сотрудничестве делать ставку на гражданское общество и небольшие совместные проекты. Вместо того чтобы поощрять государственные элиты безвизовым въездом, нужно поддерживать общественные контакты с помощью свободы передвижения для российского населения», — говорится в заявлении.

«Это явная попытка навязать Меркель свою политическую повестку дня. Сейчас у “зеленых” настоящая эйфория — год назад они смогли заставить канцлера в кратчайшие сроки поменять мнение по атомной энергетике и провести их антиядерную повестку с закрытием всех АЭС Германии. Сейчас они уверены, что им удастся заставить Меркель принять их концепцию отношений с Россией», — комментирует «Эксперту» источник, близкий к администрации канцлера Меркель.

Впрочем, даже такая напряженность в отношениях с Россией не является критической для долгосрочных контактов между Берлином и Москвой, считают эксперты. «На мой взгляд, отношения между правительствами России и Германии все еще лучше, чем отношения между Россией и многими другими странами — как внутри Евросоюза, так и вне его. Я бы не стал драматизировать: взаимные интересы все еще весьма сильны. Путин так или иначе избранный российский президент. С ним надо иметь дело, и лучше всего через диалог. Хотя диалог не исключает критики», — пояснил «Эксперту» Йенс Зигерт из Фонда Генриха Бёлля.

Берлин

Разбитый компас

Валерий Фадеев

Александр Механик

Писатель и художник Максим Кантор считает, что надо преодолеть упрощенное отношение к нашей истории и перестать ее стесняться

Максим Кантор

Фото: Алексей Майшев

Максим Кантор — художник и писатель, все творчество которого постоянно находится в центре общественной дискуссии. В 2006 году он опубликовал двухтомный роман «Учебник рисования», о котором сам сказал так: «Я хотел написать новый “Капитал”. Маркс, чтобы понять устройство общества, взял экономику, а я решил, что использую искусство». Роман вызвал оживленную полемику в прессе, и отзывы на него вполне соответствовали замаху автора.

В этом году появился новый роман Кантора «Красный свет», который вошел в шорт-лист литературной премии «Национальный бестселлер» и в длинный список премии «Большая книга». В новой книге вновь подняты «вечные» вопросы, которые мучают русского интеллигента весь двадцатый, а теперь уже и двадцать первый век: отношение к русской революции, к русской истории, к самой русской интеллигенции, к власти, к Западу, к социализму, к либерализму. Но главное, что он дает на них нетривиальные ответы. С ними можно соглашаться или нет, но их трудно игнорировать.

Война и революция — главные темы романа. С этого мы и начали беседу с Максимом Кантором.

— Вы за революцию?

— Я в своей книге называю революцию войной бедняка, а войну — революцией богача. Я, безусловно, против войны. И я против революции. Мне не кажется, что ситуация выбора между тем и другим является хорошей. Это все равно что выбирать между холерой и чумой; хорошо бы избежать и того и другого. Но если выбор неизбежен, то скорее я предпочту революцию, потому что революции приносят меньше жертв, чем войны. Когда мы, глядя из сегодняшнего дня, задаемся вопросом: «А сколько жизней унесла Октябрьская революция?», то ответ прост: она унесла гораздо меньше жизней, чем, допустим, Первая мировая война. На Гражданской войне погибло много — гигантская цифра! — шестьсот тысяч, но это не три миллиона русских, убитых на Первой мировой.

— Но были большие жертвы после революции.

— От мора. От голода. От тифа. Но в эту ситуацию страна была ввергнута не только революцией. У нас в общественном сознании произошла какая-то удивительная аберрация, когда во всех рассуждениях о том времени как будто отменяют Первую мировую войну и ее последствия. Мы начинаем этот тяжелый и страшный период российской истории с 1917 года, с какого-то там Парвуса и Ленина, словно до этого люди жили в тепличных условиях и революция просто выдумана сдуру какой-то шайкой бандитов. А была кровавейшая Первая мировая, причины которой необходимо понять, и они не красят ни одну страну, в ней участвовавшую. Были посланы на убой миллионы русских людей. Тиф и разруха начались бы и без революции. Невозможно выкосить три миллиона человек, разрушить хозяйство страны, все коммуникации и думать, что из этой бойни родится какое-то благо.

— Из революции 1917 года родился советский проект. Вы как к нему относитесь?

— Я считаю, что это был великий проект, это было великое усилие всего мира. Это был интернациональный проект, дававший возможность развития всем нациям и одновременно давший беднейшим слоям возможности развития и образования.

— А Российская империя не могла реализовать эти цели?

— Российская империя пришла к Первой мировой войне в очень плохом социальном виде.

— Известно высказывание Неру, что писаная история не знает примеров такого быстрого развития, которое прошли народы советской Средней Азии, когда за двадцать лет они перешли в иное цивилизационное состояние. И действительно, достаточно сравнить современный Афганистан и даже сегодняшний Узбекистан. А ведь в 1917 году они ничем не отличались.

— Это была невероятная скорость развития всего Советского Союза, невероятная скорость развития и расширения образования, на что мы сейчас закрываем глаза. Это было колоссальное использование ресурсов народа. В ходе сегодняшних перемен просто проморгали этот ресурс. Мы использовали ресурсы недр, а ресурсы народа использованы не были.

— А почему советский проект тем не менее так быстро рухнул?

— Я бы не сказал, что семьдесят—восемьдесят лет — это очень короткий срок, даже для истории, тем более что этому проекту удалось выстоять в смертоноснейшей войне. И если бы не этот проект, у меня нет никаких сомнений, что Россия бы не справилась с ситуацией 1930–1940-х, которая возникла в Европе (и я настаиваю на этой точке зрения) вне зависимости от того, существовал Советский Союз или не существовал.