Николай II - Элизабет Хереш

Николай в Царском Селе узнал о происшедшем, лишь когда все кончилось. В глазах населения ответственность несет он.

Этот день вошел в историю его царствования как «Кровавое воскресенье». Пропасть между государем и его народом углубляется. Страна охвачена гневом и горечью, в напряженной атмосфере вспыхивают новые волнения в других городах.

Министр Витте обращается к царю: «Ваше Величество имеет выбор: либо диктатура, либо парламентарная монархия с конституцией, которую требуют все». Даже Вильгельм пишет Николаю, что уступки необходимы. Николай опять отклоняет советы. В его дневнике читаем:

«17 октября 1905, понедельник. Годовщина крушения! В 10 час. поехали в казарму Сводно-гвардейского батальона. По случаю праздника отец Иоанн отслужил молебен в столовой. Сидели с Николашей и разговаривали, ожидая приезда Витте. Подписал манифест в 5 час. После такого дня голова сделалась тяжелой и мысли стали путаться. Господи, помоги нам, спаси и усмири Россию».

В этот же день, 17 (30) октября 1905 года, был опубликован высочайший манифест, провозглашающий «непоколебимою волей» царя введение конституции и законодательной Думы, гражданские права, отмену цензуры и т. п. Настал конец неограниченному самодержавию.

Готовились выборы депутатов в Думу, российский парламент. Выборы состоялись в феврале 1906 года, в апреле происходит торжественное открытие Думы. Пестрым и контрастным выглядит собрание в тронном зале Зимнего дворца. Рабочие блузы рядом с мундирами, шелковые цилиндры дворян рядом со сверкающими орденами министров. Сияющие лица — и озабоченные, исполненные надежды — и недоверчивые. В день торжества демократии, в день, когда царь изъял определение «неограниченное» из официального лексикона самодержавия, ничего похожего на единство не наблюдается.

«27 апреля, четверг, значительный день, — записано в дневнике царя. — Заседание Государственного совета и Государственной думы и официальное подтверждение существования последней. (…) В час пополудни зашли в Георгиевский зал. После богослужения я произнес приветственную речь, Государственный совет стоял справа, Государственная дума — слева от трона. В том же порядке вернулись в Малахитовый зал. (…) Вечером работал очень долго, но с облегченным сердцем после удачного завершения предшествующей церемонии».

Однако спокойствие, на которое надеется и о котором молится Николай, не наступает. В Государственной думе представлены все направления — от анархистов, социал-демократической рабочей партии, расколотой на правое (меньшевистское) и максималистское левое (большевистское) крыло, лидеры которых Ленин и Мартов уже тогда выступают за диктатуру пролетариата, интеллигентской партии социалистов-революционеров до кадетов (конституционных демократов), монархистов и крестьянской трудовой группы[44].

Найти общий язык в такой разношерстной компании нелегко, необходимое большинство в две трети голосов достигается крайне редко. В следующем, 1907 году, когда состав второй Думы[45] более или менее устоялся, места в этом избранном на пять лет учреждении распределяются следующим образом: центристская партия кадетов — 98, социал-демократы — 65, социалисты-революционеры — 104, трудовая группа — 104, октябристы — 54, поляки — 46, мусульмане — 30, казаки — 7, беспартийные — 50. К этому времени статус Думы повышен от «законосовещательного» до «законодательного»[46].

Для консерваторов манифест заходит слишком далеко в уступке полномочий самодержавия новому представительному органу; прогрессисты считают эти уступки недостаточными, а полномочия Думы чересчур урезанными. Кроме того, по английскому образцу над Думой учреждена верхняя палата — Государственный совет; после рассмотрения в обеих палатах парламента законопроекты представляются на утверждение царю. В отличие от выбираемой по сословиям Думы, 98 мест в Государственном совете занимают лица, назначенные царем, в том числе представители православной церкви, тогда как другая половина избирается[47].

Несмотря на эти радикальные и исторически значимые шаги во внутренней политике, маятник продолжает качаться в обоих направлениях и желанное успокоение никак не наступает. Волнения, хотя и менее сильные, продолжаются. Николай подумывает об отречении. Очевидец, повышенный в это время от посла до министра иностранных дел Извольский, описывает примечательную сцену:

«Это было в июне или июле 1906 года, в утро, когда была распущена первая Дума[48]. Царское Село находится всего километрах в тридцати от Кронштадта. Когда мы разговаривали, из Кронштадта доносились выстрелы орудий кораблей Балтийской эскадры по восставшим в крепости. Был слышен буквально каждый выстрел. Император слушал меня с совершенно невозмутимым видом, и я не мог скрыть удивления. Я спросил государя, не следует ли прервать аудиенцию; он внимательно взглянул на меня и произнес: «Нет, нет, продолжайте спокойно — отчего это я должен смущаться? Я придерживаюсь глубочайшего убеждения, что моя судьба и судьба России только в Божьих руках, что Господь мне указал место, где я нахожусь. Какие бы знаки своего руководства Он ни посылал, я их смиренно принимаю…».

Николай сохраняет хладнокровие. Он убежден, что принятые политические меры в конце концов приведут к восстановлению спокойствия. После летнего плавания в финские фиорды[49] он пишет матери:

«Моя дорогая, милая мама!

Петергоф, 27 сентября 1906 Вот уже целая неделя, что мы вернулись из чудного плавания и скучаем ужасно по милому «Штандарту»! Теперь, когда мы опять дома и эта теплая погода продолжается, я должен сознаться, что мы напрасно вернулись так рано, тем более что никаких чрезвычайных обстоятельств не было, и мы спокойно могли оставаться еще. Но чувство долга или проклятая обязательность, как говаривал дорогой папа, было причиной нашего возвращения.

Действительно отмечается некоторое охлаждение, дело идет к наведению порядка и против смуты. Правда, отдельные вылазки анархистов будут повторятся, как бывало и прежде, и этим они ничего не добьются…».

Работа Государственной думы протекала с большими трудностями. Ее механизм и различные интересы депутатов блокировали принятие и осуществление внесенных законопроектов, как бы срочно они не требовались. И все же двое энергичных министров периода 1906–1912 годов благодаря своей энергии сумели осуществить важные реформы. Это были министр внутренних дел, а с 1907 года председатель Совета министров Столыпин[50] и министр финансов Коковцов.