Греко-персидские войны - Михаил Борисович Елисеев

Когда тираны были изгнаны, Аристагор распорядился, чтобы каждый город выбрал себе стратега, после чего сел на корабль и отправился в Спарту. Как когда-то и царь Крез, мятежник решил заключить союз с самыми лучшими воинами в Элладе. Однако он не учел одного – если с царем Лидии спартанцев связывали дружеские отношения, то Аристагор для них был никто и звали его никак.

Спарта стояла особняком среди всех греческих полисов. Она была не только самым сильным в военном отношении государством в Элладе, но обладала самой большой территорией и самыми богатыми ресурсами. Чему в немалой степени способствовало завоевание Мессении в VII в. до н. э. Огромную роль играло и то, что именно Спарта стояла во главе Пелопоннесского союза, охватывающего большинство полисов полуострова.

Внутреннее устройство Спарты тоже отличалось оригинальностью. В городе сохранилась царская власть, причем царей было два – один из династии Агиадов, другой из династии Эврипонтидов. Несмотря на то, что предком у тех и у других был легендарный Аристодем, цари нередко открыто враждовали друг с другом, что имело негативные последствия для государства. Власть Агиадов и Эврипонтидов была сильно ограничена законодательно. В мирное время они занимались судебными делами и религиозными мероприятиями, а во время войны командовали армией. Вся власть в Спарте была сосредоточена в руках совета старейшин, который назывался герусия. В состав совета входило тридцать человек, в том числе и цари. Именно на заседаниях совета решались все важнейшие вопросы, касающиеся внешней политики и внутренних дел в государстве. Роль народного собрания, называющегося апелла, была невелика, оно в основном утверждало решения, принятые герусией.

Особое положение занимала в Спарте коллегия эфоров из пяти человек. Созданная как надзорный орган, эта коллегия со временем сосредоточила в своих руках огромную власть и превратилась в высшую контрольно-административную инстанцию Спарты. Эфоры не только следили за внутренним состоянием государства, но и получили право контролировать деятельность царей. Причем не только в мирное время, но и во время войны, когда за неумелое руководство войсками они могли отстранить царя от командования армией. Эфоры избирались сроком на один год.

Население в Лакедемоне[33] делилось на три класса – полноправные граждане, неполноправные, но лично свободные периэки и порабощенные илоты. В отличие от собственно спартанцев, которые были заняты исключительно военным делом и не могли покидать Лакедемон, периэки могли заниматься ремеслами и свободно передвигаться по Пелопоннесу. В политической жизни страны они не принимали никакого участия, зато в армии играли большую роль, принимая участие во всех походах лакедемонян. Что же касается илотов, то в отличие от обыкновенных рабов, они имели больше самостоятельности, хотя и находились в собственности государства. Как и земля, которую илоты обрабатывали.

Для граждан Спарты смыслом жизни была подготовка к войне и сама война, на что была направлена вся система воспитания молодежи: «На всей земле для одних лишь спартанцев война оказывалась отдыхом от подготовки к ней» (Plut. Lycurg. 22). По большому счету, Спарта напоминала военный лагерь. Ее граждане настолько кичились своей доблестью, что даже отказывались возвести крепостные стены вокруг города, утверждая, что лучшей защитой от врагов является их храбрость. «Лишь тот город не лишен укреплений, который окружен мужами, а не кирпичами» (Plut. Lycurg. 19), – говорил знаменитый спартанский законодатель Ликург. Вот таких людей и хотел просить о помощи Аристагор.

В Спарте нежданного просителя встретили неприветливо. Но спартанский царь Клеомен I, из династии Агиадов, о котором Геродот сказал, что он был «не умен и сумасброден» (Herod. V, 42), согласился принять авантюриста. Характеристика Клеомена, данная «отцом истории», явно тенденциозная, поскольку отражает официальную точку зрения спартанцев. На самом деле Клеомен был личностью яркой и харизматической, опытным военачальником и ловким политиком. Но при этом он явно не вписывался в те жесткие рамки, в которые законы Спарты ставили своих царей. Что в дальнейшем и привело Клеомена к конфликту с правящей спартанской элитой.

На встречу с царем Аристагор притащил медную доску, на которой была вырезана карта Ойкумены, и стал рассказывать Клеомену сказки о том, насколько слабы персы и какую богатую добычу спартанцы могут взять в Азии. Царь внимательно слушал пространную речь гостя, следил за тем, как тот показывает на карте упоминаемые города и местности, а затем заявил: «Любезный милетянин, откладываю ответ тебе на третий день» (Herod. V, 49).

По истечении трех дней Клеомен и Аристагор снова встретились. Спартанец задал просителю только один вопрос – сколько дней пути от эгейского побережья до столицы персидского царя. И Аристагор, лживый и поднаторевший в интригах человек, которому ничего не стоило обмануть ближнего своего, допустил последнюю, роковую ошибку. Неизвестно почему, но в этот раз он сказал правду. Когда Клеомен узнал, что маршрут движения войск растянется на три месяца, то взмахом руки остановил разговорчивого гостя и сказал: «Любезный милетянин, уходи из Спарты до солнечного заката: предложение твое совершенно невыполнимо, если ты желаешь, чтобы лакедемоняне отошли от моря на три месяца пути» (Herod. V, 50).

Но Аристагор сдаваться не собирался и решил исправить свою ошибку. Прихватив оливковую ветвь, он вошел в дом Клеомена и стал разыгрывать роль просителя. Царь нахмурился, но не посмел прогнать из дома человека, умоляющего о защите. Аристагор же не стал тратить время на хождения вокруг да около, а сразу взял быка за рога и предложил царю десять талантов[34] золота за то, чтобы он организовал поход в Малую Азию. Клеомен ответил молчанием. Аристагор предложил двадцать. Царь молчал. На предложение тридцати талантов Клеомен снова отмолчался. Когда же сумма взятки достигла пятидесяти талантов, девятилетняя царская дочь Горго, присутствующая при разговоре, громко воскликнула: «Иноземец подкупит тебя, отец, если ты не уйдешь отсюда» (Herod. V, 51). Клеомен спохватился и выставил Аристагора за дверь. Так ничего не добившись, горе-дипломат покинул Спарту.

Однако настойчивости правителя Милета можно было позавидовать. Он прямиком отправился в Афины, где совсем недавно изгнали тирана Гиппия и провозгласили демократию. Гиппий нашел убежище в Сардах у Артафрена и всячески наговаривал сатрапу на афинян, надеясь, что тот склонит своего брата Дария к войне с Афинами. Изгнанник хотел вернуться домой при помощи персидских войск. То, что он будет ставленником Ахеменидов, Гипия не смущало. Узнав о кознях соотечественника, афиняне отправили в Сарды послов, которые