Быть единственной - Людмила Белякова

От этих разговоров – как, где гостей принимать будешь, Марь Степанна? – Маша отмалчивалась или отругивалась, встречая недоуменные и даже чуть испуганные взгляды односельчан. Чего это она вдруг? Сын женится, уж не молоденький, под тридцать. А она, кажется, недовольна? И вправду – как Маша объяснит людям, что ничего хуже для нее нет, как отдать сына, кровиночку, чужой девчонке? Ну да, все матери невесток недолюбливают. Каждая недовольна. Всем кажется, что сын мог бы взять и побогаче, и покрасивее, и помоложе. Прятали паспорта у рвавшихся в ЗАГС влюбленных, грозили родительским проклятием. А не получалось воспрепятствовать регистрации – потом разводили молодых свекрови, капали сыновьям на мозги, капали, капали: ты глянь, кого взял-то! Сын начинал прозревать, поколачивать жену, и та уходила сама.

У Маши не было никакой человеческой возможности помешать свадьбе – сын-то больно взрослый, не вчерашний школьник, деньгами и даже жильем от нее независим. И потом, Маша не сможет развести сына с женой, раз они будут жить у «этой». Как знать, ведь, может, и стоило бы притвориться на время, что Маша согласна. И если не удалось отговорить Володю от рокового шага, то хоть потом, как-нибудь, Бог даст, можно было бы возвратить его домой… Но Маша сама отказалась взглянуть на эту «невесту» и упустила такую, пусть не самую лучшую возможность. Да хоть прямо на свадьбе отравила бы «эту»! Подмешала бы что-нибудь…

«Ох, какие мысли в голову лезут! – одернула Маша сама себя. – Доведут ведь до греха… Потом отвечай, доказывай, что для сына старалась».

С ближайшего дежурства Маша направилась к тетке – разузнать, что и как с надвигающейся свадьбой, – она-то была в курсе событий, наверняка была!

– … Так Вадька забегал, – охотно сообщила тетка. – Не видела его давно – такой взрослый стал. Открытку вот принес.

Она дотянулась до буфета и подала Маше конверт с кольцами и лентами на картинке – где только такую достали! Маша таких не видела…

Маша брезгливо вынула открытку, мельком глянула – «… такие-то… приглашают» – и поспешно вернула тетке.

– Нет, я против, я так ему и сказала, – вскинула она подбородок.

Тетка едва заметно усмехнулась и даже не спросила почему.

– Невеста плохая, – добавила Маша словно в ответ на незаданный вопрос.

– Не тебе судить – ты ее не видела. И не тебе с ней жить.

– Вот уж слава богу! – воскликнула Маша, всплеснув руками.

Пора было уходить. Узнать толком Маша ничего не узнала, только то, что заявление подано, свадьба назначена и наверняка состоится. Как она ни кричала-причитала, а сын пошел против ее воли. И единственная родственница тоже не хочет понять, посочувствовать.

– Так ты на свадьбу к сыну пойдешь? – как нарочно, словно желая уязвить Машу, спросила тетка.

– Нет, теть Кать, не пойду, – глухо, но решительно ответила Маша, теребя концы платка и пялясь в пол.

– Это, Маш, просто ненормально. Такое отношение. Не-нор-маль-но. Ты как хочешь. Обижайся не обижайся…

– А ты пойдешь?

– А как же! – вдруг – уж точно назло – развеселилась тетка. – Как же без этого! Раз приглашают-то? Выпьем, погуляем!

– Ну, веселитесь, веселитесь!..

«Отольются вам всем мои слезки! Ох отольются!»

Хорошо, хоть мужа теткиного дома не оказалось – от души поиздевался бы над Машиным горем.

Добравшись до дому, Маша собралась прикорнуть, но сна не было – то ли разгулялась, то ли от непроходящего огорчения. И она решила разобраться в комнате сына – чего уж теперь? Не вернется. А если вернется? Так пусть в его комнате порядок будет – увидит, как его здесь ждали, надеялись. Как любит его мама, готовая принять обратно в любой момент.

Маша обнаружила, что Володя не забрал и половины вещей. Вполне хороших, особенно зимних.

«Вот вернется он за ними, – чуть успокоившись, думала она, аккуратно складывая каждую одежку, – что угодно сделаю, а назад не отпущу!»

Тут Маша вдруг поняла, что сын все равно вернется. Просто ему надо дать время – поймет, что лучше как с мамой ему не будет. Ведь большинство сейчас разводятся, да? Вот и партия и правительство обеспокоены… Молодые нынче не живут – только ссорятся. А те, кто не разводится, продолжают мучительное, немирное сосуществование только потому, что разъехаться некуда. И Володя, нажившись с «той», обязательно вернется! Ему-то есть куда… Вот что важно! Только телевизор с тумбочкой Вадик перетащил к себе. Но это ничего, они потом разберутся.

Маша вполне спокойно, тщательно прибралась в комнате старшего, то же сделала в комнате Вадика и уже после этого, утомленная, прилегла. Ждать, надо только ждать. Все будет как надо Маше.

Прошел месяц с лишним. Полились нудные октябрьские дожди. Вадик как-то в выходные все-таки еще раз – но только один – спросил Машу, пойдет ли она на свадьбу к старшему.

– Нет, – едва вымолвила она.

– А почему, мам, ты сказать можешь?

– Не хочу… – «… эту сыкуху видеть!» – Боюсь, ее родители меня не примут, – решила съехидничать Маша сыночку назло. – Такую вот. Необразованную.

– Как хочешь. Надумаешь – скажешь.

«Коли могла бы, я б давно надумала бы. Да вот ничего не придумала!»

Да, ничего так Маша и не придумала, а надеяться на то, что свадьба расстроится сама собой, не приходилось. Ни один из известных случаев, известных Маше, под эту благостную жизненную оказию катастрофически не подходил. Оставалось только ждать, когда у «молодых» совместная жизнь развалится под бременем бытовых забот и нехватки денег.

Свадьба у Володьки все-таки состоялась, по слухам, совсем не похожая на те, что играли в Выселках. Без обмена невесты на ящик соснового портвейна, но с какими-то непонятными танцами вместо сидения над прокисающими салатами. Какие-то конкурсы вместо хорового исполнения похабелек. Черт-те что, говорили в Выселках.

Машу за то, что она не пошла на это хулиганское безобразие, почти не осуждали, а о том, почему Маша не одобрила этот брак в принципе, пошли разные слухи. Говорили, к примеру, что темненькая, черноглазая Зоя – еврейка, минимум на половину, а высельчане – они как есть все потомственные староверы, поэтому Маша и была так отчаянно против родниться с христопродавцами. Исключающая версия гласила, что, напротив, сватья оказались на самом деле близкими родственниками, а молодые греховодники этого не знали, спевшись за спиной и без согласия родителей, так что имело место самое настоящее кровосмешение… И теперь все соучастники разврата с ужасом ожидают появление на свет ребенка о двух головах или чего похлеще.

Маша сама пугалась этих разговоров, появлявшихся ниоткуда, но, к счастью, так в никуда бесследно и исчезавших. Просто диву давалась, чего людям неймется? Ну не хочет она, чтобы сыновья из дому уходили, не хочет – ну и что? Что в этом такого? Не для этого их растила. И ни одной матери не хочется родное дитятко в чужое место отдавать, тем более что сыночки у Маши хорошие… Вот пьянь с рук сбыть некоторые «мамы» были рады – сами искали бабенку порукастее, чтоб ущербное чадо в ежовых рукавицах держала. Но это не Машин случай.