Чингисхан. Сотрясая вселенную - RedDetonator

— Но тогда чего они хотят? — спросила Эрелиева.

— Не знаю, — признался Эйрих, — но я обдумываю это. Посмотрим, к чему всё это приведёт...

/9 сентября 407 года нашей эры, Западная Римская империя, провинция Паннония, деревня без имени/

Деревянная часовня, увенчанная простым крестом, была тесным помещением, где едва уместится пять-шесть человек. Строили её тщательно, но с экономией материалов, поэтому стены были из тонких брёвен, пусть и тщательно отёсанных. На алтаре часовни стояла единственная серебряная чаша, из которой отец Георгий орошал младенцев водой при крещении.

В христианских храмах несторианского толка, Эйрих видел красивые иконы, но в этой часовне ничего подобного нет и не было никогда.

— Скажи, как ты пришёл к Христу? — спросил отец Григорий. — Я никогда не видел тебя на проповедях.

— Для того, чтобы к тебе пришёл бог, не нужно находиться в каком-то определённом месте, — уверенно ответил Эйрих.

Концепт о том, что не нужно каких-то там храмов, он понял в прошлой жизни, в Хорезме. Тамошние жители были мусульманами и у них, фактически, не было храмов. Единственный храм их религии находился в далёкой Аравии, в городе Мекка. Их мечети — это не храмы, а места для совершения молитв. У христиан же повсюду храмы, даже у кереитов и найманов, христиан-несторианцев, были такие сооружения.

У тенгрианцев, таких как Эйрих, были священные места, но не было сооружений, где надо было совершать молитвы и поклоняться своему богу. В этом радикальное отличие от христианства и мусульманства. Но здесь о мусульманах никогда не слышали, зато не протолкнуться от христиан, причём не от арианцев, которых Эйрих ещё принимал, а от неправильных, верящих в тройного бога.

— Тогда как ты узнаёшь о необходимых ритуалах? — лукаво усмехнувшись, спросил отец Григорий.

— Отец научил, — ответил Эйрих. — Но это неважно. Важно то, что должна быть вера. Если совершать все положенные ритуалы, но без веры, то в них нет никакого смысла. Ты, святой отец, видишь это каждый день.

Отец Григорий недовольно поморщился. Ему не нравилось, как говорит этот малец, но малец был прав. Веры у паствы нет. Они почти в открытую поклоняются своим старым богам, особенно, когда выпьют хмельного, совершенно не боятся кар господних, а некоторые из них разоряли христианские храмы во время набегов — пусть это не готские храмы, но они посвящены одному богу...

— Если ты поддержишь меня, святой отец, — заговорил Эйрих. — Я сделаю так, что подчинённые мне готы уверуют в единого бога.

— Что ты понимаешь под «поддержкой»? — отвлечённый тяжкими думами, спросил отец Григорий.

— Скоро должно что-то произойти, — вздохнул Эйрих. — Что-то нехорошее. Что-то, что я не в силах остановить. Если мы справимся, то надо будет выбирать нового вождя, но уже не просто первого среди равных, а настоящего вождя...

Сказать, что отец Григорий был потрясён — это преуменьшить его истинное изумление. Такие юные мальчики так не говорят. Он молчал около минуты, борясь с внешними проявлениями изумления.

— И кого ты видишь таким, кхм-кхм, вождём? — поинтересовался он, отойдя от изумления.

— Зевту, своего отца, — ответил Эйрих без лишних раздумий. — Он достойный воин и должен хорошо проявить себя у власти, ведь у него есть выдержка.

— Но я могу немного... — с неохотой признался отец Григорий.

— Если бы ты мог много, ты бы не согласился нас поддержать, — едва обозначил улыбку Эйрих. — Но кое-что ты, всё же, можешь...

/16 сентября 407 года нашей эры, Западная Римская империя, провинция Паннония, деревня без имени/

Комит Иоанн Феомах торчал в этой варварской деревне уже восемь дней. Вождь Брета оказался достаточно наивным, чтобы купиться на дары и посулы.

Пришлось ограбить собственную виллу, собрать всё золото и ценности, а также забрать все бочки дорогого вина, заложенные ещё его прадедом, чтобы приехать к готам с щедрыми дарами.

Дорогу до этой деревни, где живёт довольно успешный готский вождь, но, самое главное, далеко не самый успешный, подсказали готские мирные селяне, обитающие на границе Паннонии. О Брете ходят разные слухи, дескать, он уважаем в среде вождей, но всё равно не самый важный из них.

Иоанну нужен был именно такой. Такой, чтобы его впечатлили щедрые дары, а ещё такой, чтобы мог собрать у себя в деревне всех окрестных вождей с дружинами.

Да, обещанное замирение с императором прозвучало бы слишком наивно, если говорить о таком в Константинополе, но варвары — это варвары. Брета принял всё за чистую монету, что было подкреплено личным даром от Иоанна — он подарил вождю недешёвую такую спату, купленную у мастера-кузнеца Алексея, что держит мастерскую на Воловьем форуме Константинополя. Меч был общей длиной в один градус (3), с рукоятью в полтора пальма, с навершием в виде позолоченной головы орла. Таких мечей у него двадцать штук — пришлось продать загородный домик в районе Филопатеона, совершенно без прибыли, за ту же сумму, за которую когда-то покупал, но это даже повезло, учитывая срочность...

Можно было занять у иудеев, но связываться с займами у неверных — это низко и позорно. Тем более, что успешное выполнение задания окупит всё сторицей. Император не сможет игнорировать тот факт, что Иоанн выполнит важнейшую миссию и спасёт страдающих под налётами варваров жителей Далмации и вообще всех окрестных провинций. Возможно, с синекурой, то есть слежением за императорской конюшней, будет покончено и ему, наконец-то, доверят более высокий и важный пост...

Никто из варваров не заподозрил вообще ничего. Разве что тот странный малец...

«Эйрих — вроде бы, так его зовут?» — припомнил Иоанн, активно дрыгающий тазом.

Сейчас комит находится в доме одной женщины, Ильды. Она овдовела несколько лет назад, как сообщил Герих, гот на службе в палатинской ауксилии. Муж её либо погиб в лесу, либо сбежал, но это и неважно. За один фоллис она отдалась ему, выпроводив из дома своего сына.

Несколько минут спустя, закончив с Ильдой, Иоанн поправил одежду и вышел из дома вдовы.

Его слегка беспокоил этот малец — Эйрих. Судя по его глазам, он понимает гораздо больше, чем остальные. Это странно, почти невозможно, но Иоанну показалось, что хорошо владеющий народной латынью мальчик прекрасно всё понимает.

«Ерунда», — отмахнулся от тревожных мыслей комит. — «Он слишком мал, а ещё он варвар. И вино он не пил потому, что слишком юн».