Закон хабара - Дмитрий Олегович Силлов

Иван. – Понято, принято. Подыхать без тренировки не так обидно, чем с ней, – в процессе сдыхания не будет тупых мыслей «на кой я тренировался?».

– Что принести из Четвертого, запомнили? – спросил Шаман, которому, по ходу, надоели наши разговоры.

Я пожал плечами.

– Названия запомнили, а как оно выглядит, на месте разберемся.

– Правильный ответ, – кивнул Медведь. – Рюкзаки и все, без чего можно обойтись, лучше здесь оставьте, там вам понадобится сила и скорость.

Мы с Иваном спорить не стали. После подкормки червями есть точно не хотелось, после двухлитровой кружки кваса пить – тоже. С остальным как-нибудь на месте разберемся.

– Автоматы тоже можете оставить, – сказал Шаман. – Вормганов и лабрисов, думаю, будет достаточно.

– Ну уж нет, – сказал я. – Привычное оружие лучше пусть с нами будет.

Кузнец усмехнулся.

– Ну, тогда остается только пожелать вам вернуться живыми и целыми, что удается далеко не каждому путешественнику в Четвертый мир.

– Вдохновляющее напутствие, – недовольно проворчал Иван, с которым я уже в который раз был полностью согласен.

* * *

– Ну, помоги нам, Зона, – выдохнул Шахх – и шагнул в зеркало, висящее в нескольких сантиметрах над землей. Мы с Иваном сделали то же самое.

На этот раз ощущение было, словно я в доменную печь вошел. Казалось, еще мгновение, и у меня кровь в жилах закипит, глаза лопнут и мозг расплавится…

Но, к счастью, ощущение было недолгим. Я сделал еще шаг – и стало полегче.

Ненамного.

Здесь было жарко. Очень. Красное марево висело над землей…

Над землей ли?

Земли видно не было. Все вокруг, насколько хватало глаз, было завалено артефактами – в основном недорогими, типа «этаков» или «зуд». Но мой опытный глаз тут же выхватил пару существенных, каждый из которых на Большой земле можно было запросто поменять на новенькую иномарку.

Было немало и таких артов, которые я вообще никогда не видел.

А еще здесь было много аномалий, которых в таком количестве я не встречал даже в самых страшных уголках нашей Зоны. Смерчи «веселых призраков» зависли над горами артефактов, словно стервятники, высматривающие добычу. Толстые «огненные столбы», покачиваясь, медленно двигались над этим клондайком сокровищ, нагнетая жару, благодаря которой они и получили свое название. Над целыми плантациями «изумрудного мха», потрескивая молниями, зависли крупные «электроды», готовые поджарить любое живое существо, до которого смогут дотянуться.

И, опять же, было вокруг немало аномалий, которых я ни разу не встречал в Чернобыльской Зоне. Одна похожая на колышущийся черный столб, свитый из колючей проволоки. Другая – бесформенная масса, смахивающая на трепещущий, окровавленный кусок мяса величиной с автомобиль, вырванный из тела какого-то динозавра. Чуть дальше еще одна, напоминающая фигуру человека, слепленную из пепла, – а может, это и был когда-то человек, из-за собственной жадности на свою беду пробравшийся в этот кошмарный мир и оставшийся здесь навеки. Зов хабара мне всегда напоминал голос Монумента, назойливо приглашающий подойти поближе за главным призом своей жизни, которым чаще всего оказывается смерть…

А над всем этим ужасом раскинулось небо цвета крови, разлитой по поверхности огромной грязной лужи, по которому струились какие-то гигантские линии, похожие на шрамы от недавно заживших ран…

– Веселенькое местечко, – пробормотал Иван.

– Тихо! – прошипел Шахх. – Разбудишь их.

И тут же добавил с досадой в голосе:

– Поздно. Уже разбудил.

…Они медленно отлеплялись от земли и плавно взмывали в воздух. Алые, местами рваные полотнища размером с простыню двуспальной кровати, кровавые тряпки без намеков на крылья, но с немигающими глазами, хаотично разбросанными тут и там по поверхности этих полотнищ.

Их было штук двадцать, не меньше, – то ли мутантов, то ли аномалий, валяющихся среди гор артефактов как обычный мусор. Похоже, они и правда спали до нашего появления и сейчас, в буквальном смысле слова продрав глаза сквозь пелену собственных тел, спросонья приняли твердое коллективное решение перекусить. И разом ринулись на нас.

– Стреляйте! – заорал Шахх и первым харкнул в самое шустрое полотнище. Тварь, почуяв опасность, попыталась резко уйти влево, но наткнулась на такого же голодного сотоварища и, замешкавшись, получила плевок ктулху прямо в центр своей «простыни».

Получилось эпично, хоть комиксы с этой картины рисуй. Полотнище просто разорвало на несколько крупных кусков, которые на мгновение зависли в воздухе перед тем, как со смачными шлепками попадать вниз.

Все это я фиксировал как бы одной частью сознания. Незначительной. Так как значительная была очень занята спасением собственной шкуры. Потому что других алых тряпок с глазами неслось к нам более чем до фига.

Понимая, что, пока я убью одну, другие точно успеют дотянуться до моей тушки, сдаваться я не собирался. И, не очень-то надеясь, что изобретение кузнецов сработает, представил, как убиваю ближайшую тварь…

И чуть сознание не потерял от боли, когда из моего желудка выскочил раздувшийся кусок слизи величиной с детский кулак, пролетел через пищевод и, по пути неслабо долбанув трахею, покинул мой организм со скоростью если не пули, то точно камня, вылетевшего из рогатки.

На полотнище, перед атакой растопырившееся по максимуму и летящее ко мне, попадание снаряда подействовало круто. Его также разорвало на мелкие части, но поскольку оно лопнуло в полуметре от меня, пара мелких обрывков упали на мою руку.

Кожа моментально зашипела и вздулась. По ощущениям, если не прожжет до кости, то волдырь по-любому будет величиной со шляпку взрослого мухомора.

Но заниматься ожогом времени не было – я лишь смахнул рукавом огненные лоскуты и рубанул лабрисом по следующему полотнищу, явно нацелившемуся мне в лицо.

Блин, без толку! Топор хоть и сбил полет твари, но завяз в ней, и теперь она лупила по нему, словно летучая мышь крыльями…

– Холодом бей! – ворвался в мои уши рев Шахха. – Холодом, мать твою!!!

Твою ж душу… В горячке боя я и не подумал, что огненных элементалей убивать надо противоположной стихией… Ладно, если выживем – исправимся.

Рывком уклонившись от атаки очередной твари, я мысленно зажмурился и вторым желудочным извержением сшиб с топора прилипшее к нему полотнище. И уж следующим ударом, перевернув в руке лабрис и увернувшись от очередной атаки, ледяным лезвием разрубил очередную тварь напополам.

Мы стреляли, уворачивались, рубили и стреляли вновь. Горло уже не болело – я его вообще не чувствовал, словно оно было под анестезией. Плевать, что там с ним, похрен, что там с рукой. Главное – что сейчас я жил полной жизнью, по-настоящему, так, как никогда не понять тому, кто сроду не получил ни от кого по морде и никому сам ни разу не втащил в челюсть. Тому, кто