Идеология и филология. Ленинград, 1940-е годы. Документальное исследование. Том 1 - Петр Александрович Дружинин

За выступлением Сталина последовал небольшой перерыв, после которого вопрос о литературных журналах был закрыт и началось обсуждение следующего – о кинофильме «Большая жизнь».

Вполне очевидно – и место рассмотрения вопроса о журналах «Звезда» и «Ленинград» лишнее тому подтверждение, – что серьезные идеологические поражения в работе литературных журналов воспринимались руководством страны не столько как проблема писателей, сколько как упущение ленинградской парторганизации. Именно поэтому в процессе заседания Оргбюро ЦК выслушивались объяснения 1-го секретаря обкома и горкома П. С. Попкова и секретаря горкома по пропаганде И. М. Широкова. Кроме «политической близорукости» на них лежала вполне конкретная вина: Ленинградский горком ВКП(б) утвердил 26 июня 1946 г. М. М. Зощенко, отмеченного прежде персональным порицательным постановлением ЦК, членом редколлегии журнала «Звезда».

И если Жданов, который вел заседание Оргбюро, не хотел особенно концентрировать внимание присутствующих, в том числе и Сталина, на просчетах близких ему ленинградцев (в его словах даже слышатся защитительные нотки), то Маленков был лишен всякого сочувственного отношения и попенял ленинградским коммунистам на халатность – он-то был в 1943 г. в Москве и без проблем восстановил в памяти постановление.

Без сомнения, новое партийное руководство Ленинграда спасовало перед ССП, проявив таким образом в глазах ЦК слабость. И хотя П. С. Попков, выступавший на Оргбюро, пытался сказать об этом и пенял на Я. Ф. Капустина, который непосредственно был ответственен за решение горкома, «вина» партийного руководства Ленинграда была и без того очевидной для всех присутствующих, а после слов Сталина (явно раздосадованного упорным нежеланием Попкова и Широкова публично раскаяться) всякая защита была тщетной. Напротив, теперь для того, чтобы поддержать главу государства, стоило бы заострить внимание на этом. Однако намного больше филиппик Сталин отвел Зощенко и Ахматовой – он направлял удар своих соратников.

Вместе с тем в постановление ЦК были включены слова о «грубой политической ошибке» Ленинградского горкома ВКП(б). То обстоятельство, что именно Г. М. Маленков, поддерживая Сталина, предъявил претензию к горкому, имеет свои причины. Он прекрасно знал, что ответственность за это лежала и на секретаре ЦК А. А. Кузнецове, некогда протеже Жданова, а в то время очевидном фаворите Сталина.

Алексей Александрович Кузнецов, работавший в ленинградских партийных органах с 1932 г., бывший впоследствии при Жданове 2-м секретарем Ленинградского горкома, сменил Андрея Александровича в январе 1945 г. на посту 1-го секретаря обкома. И хотя отношения Жданова и Кузнецова не были безоблачными, Жданов использовал способности Кузнецова, переложил на него взаимодействие с НКВД и НКГБ. Но 18 марта 1946 г. Сталин, который помнил и ценил Кузнецова за работу в Ленинграде, провел на пленуме ЦК решение о переводе Кузнецова в Москву с назначением на должность секретаря ЦК и члена Оргбюро ЦК. Более того: 13 апреля 1946 г. Кузнецов постановлением Политбюро утвержден вместо Маленкова начальником Управления кадров ЦК ВКП(б) и наделен полномочиями председателя на заседаниях Секретариата ЦК[266].

Так Сталин, подняв Кузнецова, противопоставил его Маленкову, умудрившись при этом не ущемить Жданова. И если против Жданова, в силу его исключительного положения, никто из членов Политбюро тогда не мог выступать, то на Оргбюро вдруг появилась четкая возможность поумерить пыл амбициозного Кузнецова: именно он, исходя из распределения обязанностей между секретарями ЦК, отвечал в том числе за «вопросы руководства работой обкомов партии областей, входящих в РСФСР»[267].

Да и сам Кузнецов, как видно из приведенных выше фрагментов записи заседания Оргбюро, уже заранее сильно беспокоился: сам звонил в Ленинград и наводил справки у ленинградского руководства по поводу литературных дел. Иными словами, в ЦК была традиционная рабочая ситуация – напряженное соперничество, где каждый подсиживал товарища и пытался использовать малейшую оплошность для его дискредитации. Однако Кузнецов – куратор партийных органов Ленинграда – вышел сухим из воды.

Вряд ли стоит за этим видеть тот факт, что Жданов, дабы оттенить вину горкома и обкома, умышленно акцентировал вопрос на идеологическом провале в писательской среде и в первую очередь на «пошлых» произведениях Зощенко и «безыдейной» поэзии Ахматовой. Ведь Жданов, как и все остальные, лишь поддерживал то направление удара партийной критики, которое указал Сталин.

А Сталин изначально не стремился задействовать в этой игре партийные органы Ленинграда – он намеревался навести порядок именно в «загнивающей» писательской среде, и именно этому посвящена большая часть его выступления. И если бы Сталин хотел произвести перетряску в ленинградском руководстве, то он бы не оставил без внимания конфуз, случившийся на Оргбюро с П. С. Попковым, не отраженный в стенограмме ЦК, но сохранившийся в воспоминаниях П. И. Капицы:

«Место занял первый секретарь ленинградского горкома Попков, темнокожий, похожий на цыгана. Он стоял с видом провинившегося комсомольца.

– Должен признаться, – говорил, – заела текучка. Блокада, теперь восстановление… Не всегда удавалось прочитывать “Красную Звезду”…

– Как? Как? – перебил его Сталин.

Словно мальчишка, не выучивший уроков, Попков с просящим лицом повернулся к нам: “Подскажите-ка, как называется ваш проклятый журнал?” Чувствовалось, что до истории с обезьянкой ему не доводилось брать его в руки.

Мы принялись шепотом подсказывать:

– “Звезда”… просто “Звезда”!

– Да фу-ты, господи, “Звезда”, – подхватил Попков. – Перепутал с газетой “Красная звезда”.

Сталин, видимо, услышал подсказку, потому что понимающе ухмыльнулся в усы и неторопливо стал ломать папиросы, вытащенные из красной коробки, и набивать добытым табаком трубку.

Попков сник, говорил упавшим голосом, и уже не было озорства в его темных глазах»[268].

Но так случилось, что оставленные Сталиным без особенного внимания попытки Маленкова заострить внимание главы государства на вине Ленинградского горкома впоследствии в историографии стали рассматриваться как нечто большее, даже зловещее. Именно в репликах Маленкова на заседании Оргбюро подавляющее большинство историков видит зарождение грядущего «ленинградского дела».

На наш взгляд, это лишь совпадение, так как именно это заседание Оргбюро было вообще очень памятным, было застенографировано, отражено в мемуарах несколькими его участниками и имело невиданно громкие последствия. О накале страстей в этот вечер говорит одно то, что редактор «Звезды» Виссарион Саянов, которому досталось на заседании едва ли не больше других, не смог долго сдерживаться и открыто плакал во время обсуждения[269].

Что же касается самого Маленкова, то он был настолько раздавлен «делом авиационной промышленности» (лишившись 4 мая поста секретаря ЦК)[270], что вряд ли наказание деятелей Ленинградского горкома его так сильно волновало. Его волновал вопрос о том, как бы остановить дальнейшее усиление роли Кузнецова, который уже обошел его в иерархии сталинского окружения. Кроме того, внимание Маленкова к неправомерным действиям Ленинградского горкома объясняется еще и чертами его характера и многолетней работой в аппарате ЦК.

Маленков, опытный партийный функционер, начальник