Идеология и филология. Ленинград, 1940-е годы. Документальное исследование. Том 1 - Петр Александрович Дружинин

в 8 часов вечера (этот распорядок был установлен постановлением Политбюро ЦК от 13 апреля 1946 г.[241]), а было перенесено на пятницу 9 августа. Аппарату ЦК было необходимо подготовиться к заседанию, а Секретариат ЦК должен был сформулировать оргвыводы и наметить проект постановления.

Ленинградцы же по вызову ЦК двинулись в столицу еще вечером 6 августа.

Член редколлегии «Звезды», парторг ЛО ССП П. И. Капица вспоминал:

«В начале августа нас срочно вызвали в Москву. Выехали Прокофьев, Саянов и я, а от редакции “Ленинграда” – Борис Лихарев, Дмитрий Левоневский и Николай Никитин. В пути мы узнали, что в этой же “Красной стреле” едут секретари горкома партии – Попков и Широков.

“Что же такое стряслось?” – принялись гадать мы. Обсудили многие материалы, напечатанные в последних номерах журналов, но никому и в голову не пришло вспомнить “Приключения обезьяны”.

Утром того же дня мы попали на прием к начальнику Управления пропаганды ЦК Александрову. Нам думалось, он начнет сразу распекать нас, но говорил он каким-то приглушенным тихим голосом, оба, мол, журнала печатали сырые, малохудожественные, а порой и идейно вредные произведения, но чашу весов переполнил рассказ “Приключения обезьяны”, поэтому нас всех вызывают на Оргбюро ЦК.

– Приготовьтесь к ответу, – посоветовал он. – Приходите к восемнадцати часам»[242].

Подробная и точная запись содержится в дневнике члена редколлегии журнала «Ленинград» Д. Левоневского:

«Запомнился больше всего спешный вызов к секретарю обкома [П. С. Попкову]: явиться к 14.00. Получить командировочные документы, деньги на дорогу и билет. (Увы, билет не на “Красную стрелу” – по недавно восстановленному пути ходят только “простые пассажирские” и “специальные скорые”, равно тихоходные, двигающиеся со “скоростью черепахи”). В обкоме нам не дают никаких объяснений, кроме: предстоит обсуждение работы ленинградских журналов. Отъезд – 21.00»[243].

«7 августа мы проходим в бюро пропусков Центрального Комитета ВКП(б). Поднимаемся в отдел [sic!] агитации и пропаганды. Короткая встреча с А. Ждановым и Г. Александровым. Нам задают несколько вопросов об авторах.

Получаем подтверждение, что предстоит обсуждение работы ленинградских журналов. Никаких подробностей. Лица спрашивающих непроницаемы.

Одна реплика Александрова звучит в нашем сознании тревожно.

– Просьба из гостиницы “Москва” никуда не уходить. На заседание вас вызовут.

– А если нужно? – осторожно возражает А. Прокофьев.

– В обеденное время можно пройти в столовую ЦК. Талоны получите у коменданта, – отвечает Александров. – В остальное время быть на месте.

– Вдруг кто-нибудь придет? – спрашивает Саянов.

– По телефону не разговаривать. Никого из московских писателей не приглашать. Ни с кем в контакты не вступать.

Уходим из ЦК ошарашенные. Правда, в столовой мы отведали роскошный обед из четырех блюд. После ленинградских постных трапез обед этот кажется нам сказочным пиршеством. Наваристый борщ. Два вторых на выбор: свиная отбивная и еще бифштекс, на сладкое компот из каких-то «лендлизовских» фруктов. (Карточки будут отменены более чем через год. – П. Д.) Что же еще требуется молодому организму? Ешь и радуйся. А в душе тревога. Почему такие неслыханные строгости: никому не звонить… никого не приглашать…

К чему бы это?

Так, в вынужденной изоляции, протомились мы два дня в своих номерах третьего этажа гостиницы «Москва»[244]. Девятого августа раздался звонок Александрова.

– 19.30 явиться в бюро пропусков ЦК.

Явились, как приказано. Точно, минута в минуту.

Прошли через пять пунктов проверки. Каждый проверяющий выясняет имя, отчество, пристально вглядывается в фотографию паспорта. На погонах звездочки, не ниже капитана»[245].

Заседание Оргбюро не обещало быть легким: к тому времени сложная обстановка в высшем руководстве страны была еще более усугублена Сталиным. 4 мая 1946 г. постановлением Политбюро Маленков был заменен на посту секретаря ЦК Н. С. Патоличевым[246] (который 2 августа был назначен начальником Управления ЦК по проверке партийных органов). То же постановление Политбюро от 2 августа прибавило к полномочиям Жданова «председательствование на заседаниях Оргбюро»[247], еще раз подвинув тем самым Маленкова, положение которого было компенсировано назначением на должность заместителя председателя Совета министров СССР[248]. И, несомненно, географическая привязка вопроса была отнюдь не козырем Жданова – ему явно предстояло выходить из двусмысленного положения.

Заседание Оргбюро ЦК началось в пять часов пополудни 9 августа 1946 г.[249]; председательствовал Жданов. Обсуждение же вопроса о литературных журналах началось около восьми часов[250], а если точнее – в 20.05[251].

Вспоминал член редакции «Звезды» П. И. Капица:

«Как было принято в те времена, мы сначала зашли в бюро пропусков. Там нам сказали: “Проходите по списку”.

Списки были на контрольных пунктах у входа и внутри здания. Всюду сверяли фамилии с паспортами и, как бы ощупывая глазами, спрашивали: “Оружия не имеете?”

Нас удивило, что внутри здания на контроле стояли не старшины, а подполковники. Один из них провел всех шестерых в фойе с буфетом.

– Располагайтесь и ждите вызова, – сказал он. – Если есть желание – можете закусить. Буфет бесплатный.

Дмитрий Левоневский – замредактора журнала “Ленинград” – любил поесть. Он тут же пристроился к бутербродам с севрюгой и копченой колбасой. Мы открыли пару бутылок лимонада, похожего по шипучести на шампанское, и тоже принялись закусывать.

Вскоре к буфету подошли Николай Тихонов, Александр Фадеев, Всеволод Вишневский. Они тоже были приглашены на заседание.

Минут через двадцать нас впустили в зал, где небольшие столики были расставлены в шахматном порядке. За каждым мог сесть только один человек. Впереди был невысокий барьер, за ним – полированный стол и три кресла.

В зал вошли несколько членов Политбюро, секретари Ленинградского горкома партии и работники Управления пропаганды Центрального Комитета. Они уселись за столики впереди нас. Вскоре и за барьером появились трое солидных мужчин. Андрея Александровича Жданова мы, конечно, узнали сразу, так как не раз встречали в Ленинграде. Он занял председательское место. Двое усачей уселись по бокам.

У меня невольно возникла мысль: “Вон тот усач справа, будь лет на десять моложе, мог бы в каком-нибудь фильме выступать в роли Сталина”. В те времена стоило лишь упомянуть имя Иосифа Виссарионовича, как люди на собраниях вскакивали с мест и бурно аплодировали. А если он появлялся сам, устраивали получасовую овацию. Этот же пожилой человек вошел и скромно уселся почти у краешка стола. Одет он был как-то по-домашнему: просторный темно-серый костюм полувоенного, полупижамного покроя. Брюки заправлены в мягкие сапоги с невысокими голенищами.

На красочных портретах, которые висели тогда повсюду, чуть серебристые на висках волосы Сталина росли густо, лицо изображалось без морщин, и усы не