Петкана - Хабьянович-Джурович Лиляна

В моей памяти запечатлелось также еще одно мгновение, которое я помню столь же хорошо и отчетливо, как и нашу первую встречу. Как и тот день, когда она покинула нас.

В наших краях уже несколько лет не было дождя. Малый источник пересох. Большой источник, когда-то щедро поивший всю округу прозрачной и сладкой водой, точил ее теперь по капле. Грязную и мутную. Мы знали, что через какое-то время лишимся и его. Поэтому, когда наши запасы воды стали настолько скудными, что мы измеряли их уже не бурдюками, но глотками, — наши вожди решили покинуть место, на котором многие из нас родились, и поискать другое стойбище.

Я отправилась к ней, дабы оповестить ее о решении старейшин племени. Сказать ей, чтобы она тоже собиралась в дорогу. Вместе с нами. Ибо ни на миг не забывала зарок, данный в тот, самый первый день нашей встречи: никогда не покидать ее.

Она сидела в глубине своей пещеры. Прислонившись к стене. Совсем обессилевшая от жажды. Сухими, потрескавшимися губами она медленно произносила слова молитвы. Голос ее теперь был как слабый шепот.

«Святый пророк Илия! — шептала она. — Однажды ты затворил небо над Израилем, дабы три года и шесть месяцев люди не видели Дождя, ибо те люди забыли Бога Истинного. Молю тебя: упроси ныне милосердного Господа, чтобы Он отверз небеса над сей пустыней!»

То были простые, обычные слова. Но неизреченная любовь, с которой она их произносила, ее необычайная преданность молитвенному подвигу и безграничное доверие, ясно читавшееся в ее измученном взоре — доверие к Тому, к Кому она сейчас обращалась, — заставили и мое сердце исполниться надеждой.

Я поспешила в оазис по самому пеклу полуденнного зноя.

«Стойте, люди! Погодите, — кричала я, — дождь будет! Обязательно будет! Петкана так сказала!»

Люди смотрели на меня с удивлением. Некоторые — с сожалением, качая головой. Им казалось, что шайтан помутил мой разум. Или невыносимая жара полностью его иссушила. Все продолжали готовиться в дальний путь. Медленными усталыми движениями собирали вещи. Увязывали вьюки, которые предстояло нести измученным животным.

Только я оставалась сидеть неподвижно. Потому что верила в ее молитву. Потому что хотела верить.

«А вдруг дождя не будет? Вдруг ее Пророк не услышит ее молений?» — закрадывалось порой сомнение. Но я усилием воли тотчас же подавляла его. Пресекала в корне. Вырывала. Как вырывают ядовитые злаки.

Под вечер выпал долгожданный дождь. Хлынул спасительным ливнем. Как всегда недолгим, но необыкновенно сильным. Пустыня ожила. Воспрянули и верблюды, и люди.

Я стояла, как когда-то в детстве, под проливным дождем, раскинув руки и подставляя счастливое лицо потокам живительной влаги, мощными струями изливавшимся из небесного источника. Вода стекала по моим щекам, смывая слезы радости, по волосам, по всему телу. Вздох облегчения вырвался из моей груди. Облегчения и новой надежды.

О, какое это было счастье! Я радовалась за наше племя. И за нее.

«Я видела, как ты молилась о дожде. И дождь пролился. Уж не волшебница ли ты?» — спросила я ее на следующий день.

Она взглянула на меня кротко и промолвила: «Господь всегда милостив к тем, кто просит искренне и с любовью».

Сейчас я ее хорошо понимала. Может быть потому, что эти глаголы веры одинаковы во всех религиях.

Мои сыновья уже стали дедами, когда мы расстались. Мы обе были древними старухами. Но по ней это совсем не было заметно. Если мое лицо полностью высушил ветер пустыни, то ее — сияло. Как солнце.

Едва я увидела ее, как сразу поняла: она покидает нас.

Она впервые пришла в оазис. И направилась прямо к моему шатру. Как будто тысячу раз уже бывала здесь. Она несла в руках какую-то книгу, два святых изображения — своего Господа и Его Матери — и мех с водой. Я дала ей хлеб и новое платье.

Мы расстались так же, как и встретились. Без лишних слов. Рядом со мной стояли сыновья моих внуков, которых она назвала именами трех мудрецов с Востока. Она была одна.

Обе мы плакали. Я — прощаясь с ней. Она — по своей пустыне. И может быть, немного и обо мне.

«Маленький мой совенок!» — сказала она, прощаясь. Я и сейчас не знаю, что она хотела этим сказать.

Ее провожали мои сыновья. И сыновья моих сыновей. До Иордана.

«Дальше я — сама», — молвила она. Они остановили верблюдов и помогли ей сойти. Она еще раз посмотрела на них. На каждого отдельно. «Да благословит вас Господь!» — сказала она. Повернулась. И пошла. Не оглядываясь.

Они видели, как она, стоя на берегу, осенила реку знамением креста. А потом спокойно перешла по воде, как посуху. Так, как это делал ее Господь.

Это — последнее, что мы знаем о ней. Я ее очень, очень любила. Мою Петкану.

АНГЕЛ ГОСПОДЕНЬ

Я послушник Господень. Вестник Его воли. Не всегда и не всем приношу я добрые вести. Так, по крайней мере, кажется людям. Между тем всякое послание от Господа есть благая весть, невзирая на то, как это в данный момент представляется людям. Ибо люди видят только мгновение, а Бог — вечность. А потому Он всегда знает, что и для кого полезно.

Бог сотворил Ангелов, чтобы они прославляли Его. Песнью Серафимов. И добрыми делами. Исполняя заповеди Господни и сохраняя и поддерживая порядок, установленный Им на земле. И помогая людям как младшим братьям своим.

Мы, Ангелы и Архангелы, исполняем многие послушания. Чаще всего нам приходится ограждать людей от них самих. А это — тяжелее всего.

О ней я тоже заботился как Божий посланец. Подавал ей помощь. Через сову. И через Зейнебу. Как когда-то заставлял воронов приносить в клювах пищу святому пророку Илии. А преподобную Марию причастил руками старца Зосимы.

Многим помогал я с тех пор, как Господь сотворил людей и время. Многих сопровождал. Измерял путь и дела их. Но она! Ее ни с кем нельзя было сравнить. То было самое дорогое для меня послушание. Великая радость. И частая грусть.

«Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его», — рек Господь. То есть место в Царствии Небесном никто не может получить просто так — по одной лишь милости Господней. Но должен его заслужить. Завоевать усердным трудом и многими скорбями. Пророки по собственному опыту знали, что «жизнь в уединении требует ангельских сил». И именно ей Бог уготовал такую жизнь. В пустыне подвизаются только самые твердые в вере души. Имеющие дух крепок и силен. А также безграничную любовь к Господу. Она была как раз такой. Я знал это, когда увидел ее впервые. И мне тогда уже стало жаль ее. Ибо знал я и то, что Господь попустит ей величайшие страдания и искушения. Ибо таков от века удел самых лучших. Именно потому, что они — лучшие из всех, самые верные и преданные Богу, они могут выдержать все, будучи укрепляемы верой в Него, своего Создателя и Спасителя. А их мужество и ревность, в свою очередь, служат дивным примером для других людей. К просвещению ума их и к духовной пользе.

Потому Господь и послал ее в пустыню. Потому что она была чиста. И имела крепкую веру.

Рядом с ней не было старца-наставника, который бы укреплял ее духовными поучениями и помогал выстоять в битве с жестоким и коварным врагом, со зверем немилосердным, способным к любой подлости. Она была так чиста и невинна в своем детском простодушии, с ее любовью кУчителю Истины и Боговдохновенным писаниям святых отцов. Однако чистота ее сердца была не слабостью, но могучей опорой ей в этой борьбе.

Я ее часто навещал. Но не смел ей являться. Ибо все, что я делаю, я совершаю не по своей воле, но по воле Господа. Ее неусыпно хранили и другие Ангелы, и Архангелы. Рафаил сохранял ей здоровье и зрение. Селафиил укреплял ее в молитве. Уриил очищал ум и помогал постичь истину. Иегудиил вознаграждал всякий труд ее, коим она прославляла имя Господне. Но она ничего не знала об этом.

С грустью и сочувствием смотрел я на то, как, с дозволения премудрого Господа, решившего закалить дух рабы Своей, начались ее жестокие искушения. Демоны всех страстей безжалостно навалились на нее. То не были ее личные страсти, которые она сама взрастила в себе по немощи своей. Нет! То были происки лукавого. Поэтому она и не сразу распознала их, когда они, подобно ядовитым змеям, выползли из адской бездны и устремились на нее. Противостоять же им было еще тяжелее.