Гуманный выстрел в голову - Коллектив авторов. Составитель С. Лукьяненко

Искушение было слишком сильным, что и говорить. Микки за моей спиной жалобно ныл, Алхимик сверлил меня взглядом, а я думал о том, что скажет Стелла, когда узнает о моих ночных похождениях. Может быть, и не узнает… Ладони покрылись липким, холодным потом. Идти до конца? Поставить столь любимую Алхимиком «вещь в себе»? Интересно, в каком кармане она лежит? Может быть в заднем, и вещица уже давно размазалась, как кусок пластилина. Или мне стоит таскать с собой рюкзачок для этой таинственной штуковины. Очаровательный заплечный рюкзачок, похожий на тот, с которым веселая Сти ходила в школу…

— Пожалуй, нет. Прости, Мик, — я взглянул на Алхимика. — Я — пас. Не стоило сюда приходить. Спасибо, и прощайте.

— Умное решение, — хитрый взгляд Алхимика переполз на Микки, а мозолистые руки выкладывали на стол карты.

Одну за другой. Туз, король, дама, валет, десятка. У хитреца был «флэш-рояль»! Мне ничего не светило, при любом раскладе.

— Знаете, господа, в молодости я был поэтом и сочинял стихи. Отвратительные стишки, чего уж там. Но у меня появилась привычка дарить их тем людям, которые сумели меня удивить. Неважно, каким образом.

Он встал, порылся в карманах, и протянул мне листок со своими виршами. Внизу стоял автограф, чем-то напоминающий бабочку. Спустя пару секунд я заметил, что он медленно ползет по листу на тоненьких ножках…

— Когда твоему другу станет полегче, пусть почитает. Говорят, поэзия заставляет создавать то, чего нет. Значит, это именно то, что ему нужно. — Алхимик улыбнулся еще раз. — Прощайте, господа.

— Что там написано, Диего? — спросил Микки уже на улице. — Какое-нибудь издевательство?

Я встал под мерцающей вывеской, чтобы свет падал на листок и прочитал вслух:

Может, она рядомИ поет во сне:Рыжая, как солнце,Светлая, как снег,Острая, как шутки,Звонкая, как сталь.Для нее не жалко,А ее не жаль.Есть она повсюду,Только вот секрет:Вслед за этой нотой,Если стал банкротом —Разбежишься чертом,А ее уж нет…

— Что это значит, Ди? — бедолага выглядел озадаченным, да и я, наверное, тоже.

— Не знаю, Мик. Не знаю…. Но сдается мне, что ты ничего ему но проигрывал. Абсолютно ничего, — и я улыбнулся.

Утром жена устроила мне взбучку, но продолжалось это недолго. Возможно потому, что по дороге домой, в местном парке, я предусмотрительно ограбил яркую цветочную клумбу. Кажется, каменный тритончик в центре фонтана взирал на мои действия весьма укоризненно. Ну и ладно! Одним букетом, конечно, не обошлось. Сти никогда так просто не сдавалась. Ругань быстро перешла в язвительные оскорбления, те, в свою очередь, превратились в безобидные шутки, и скоро мы дружно смеялись, обсуждая проблемы несчастного Микки. Где еще встретишь человека, который бы так запаниковал, проиграв какому-то фокуснику кусок пустоты?

Наверное, у нас с Эстелитой все будет хорошо. Потому что нам нравится думать, что даже в худшие моменты нашей жизни ангелы наблюдают за нами с небес.

Аделаида Фортель

ПРЕДМЕТ ПРОСТОЙ

…Ты роняешь пепел папиросы

На убогий коврик бытия

Все твои ответы на вопросы,

Не иначе — это жизнь моя.

— К вашему сведению, у меня тоже была бабушка. Сергей Павлович откинулся в кресле и посмотрел на Алину поверх очков. «Все, финал, не вовремя сунулась, — с тоской подумала Алина, изучившая, как и полагается хорошему секретарю, повадки шефа вдоль и поперек. — Ну, а теперь мораль минут на десять, подкрепленная личным примером, потом уничижение и заслуженное наказание. Интересно на этот раз какое…»

— И моя бабушка, представьте себе, умерла, когда мне было десять лет. Заметьте, не под тридцать, как вам, а десять. И вы думаете, мне кто-нибудь дал пропустить школу? Хотя бы день? Я все равно вставал, как положено, в семь, сам варил себе овсянку и гладил школьную форму. И даже кружок по авиамоделированию не пропустил ни разу.

«Ну, попала… Раз пионерское детство в ход пошло, заставит трудовое законодательство перепечатывать», — вздохнула Алина и, как требовали правила игры «Я начальник, ты дурак», приняла позу «Раскаяние»: плечи скорбно опущены, взгляд на кончики туфель.

— А вы уже взрослый человек и должны, как мне кажется, четко понимать, что ваши личные проблемы мешать трудовому процессу всего коллектива не имеют права.

«Интересно, имеют ли проблемы права? А обязанности? Нет, пожалуй, на этот раз трудовым правом не отделаюсь, предстоит экзекуция конституцией. Да и бог-то с ней, пускай конституция. Только бы отпустил, проклятый. Я же больше ее никогда не увижу…» На фоне размеренной речи шефа вдруг коротким двадцать пятым кадром промелькнул стакан молока на дощатом столе, узловатые бабушкины руки и белые горошины на ее кухонном переднике. И от этих несвоевременных воспоминаний загнанные поглубже слезы, штормовой волной прокатились по груди, поднялись к горлу и брызнули из глаз, закапав на стоптанные в профессиональном усердии туфли. Это уже было явным нарушением правил игры, по которым поставленный на ковер подчиненный мог: а) оправдываться; б) признавать свою ошибку; в) валить вину на другого подчиненного; г) торжественно клясться, что «больше этого не повторится»; д) гордо уйти, хлопнув дверью. При чем ход по варианту Д возможен только один раз. А хлюпать носом и орошать слезами кабинет начальника не позволяли себе даже ранимые уборщицы. Эти эмоции всегда следовало выносить за дубовые двери и выплескивать в туалете. Ну, на худой конец, на голову бессловесной секретарши, то есть Алины.

— Ну, что же вы молчите, Алина Николаевна? Как вы можете оправдать свое отсутствие?

Алина поняла, что скомандовано: «Смирно!». Она подобралась, подтянула папку с документами «на подпись» повыше под взмокшую подмышку и засипела, не поднимая головы:

— Я уже договорилась с Ольгой, секретарем Звягинцева, она за меня поработает. А если что-то понадобится, у меня мобильный телефон с собой будет, я все брошу и приеду…

— Ах, вы уже все за меня решили! Со всеми договорились и все продумали! Стало быть, Звягинцеву секретарша не нужна? Выходит, мы напрасно штатную единицу кормим? Ступайте на свое рабочее место и вызовите ко мне Звягинцева! Немедленно! — голос шефа разросся до завываний пожарной сирены, наполнил до скрипа кабинет и лопнул львиным рыком.

Алина пулей вылетела за двери, нырнула в свой секретарский закуток, торопливо вытерла мокрое от слез лицо и, чувствуя себя предательницей, сняла телефонную трубку:

— Геннадий Андреевич, вас срочно Сергей Павлович вызывает. Я точно не знаю, по какому вопросу. Кажется, по вопросу сокращения штатов… А? Нет, я не хлюпаю. Это я слегка простудилась…

Итак, первый раунд она продула не просто вчистую, а так, что хуже и придумать сложно. Дракон разозлен и требует крови девственниц. Хотя вошедший в приемную через три минуты Геннадий Андреевич Звягинцев на девственницу меньше всего походил. Скорее, он был Джокером, мудрым и увертливым шутом короля с запасом масок из папье-маше в кармане и красно-синим колпаком.

— Так чего слезы льем, Алиночка? — хохотнул Звягинцев с порога. — Снова Сранский разбушевался?

Алина густо покраснела, как, впрочем, краснела всегда, когда слышала прозвище генерального директора. Сранским шефа стали называть с ее подачи. В ее арсенале бранных слов было всего два ругательства: свинский и сранский. Негусто, но в рамки этих двух понятий Алина умудрялась вложить всю свою оценку негативного явления. Свинским обозначалось все более или менее неприятное, начиная от плохих манер сантехника Евсеевича и случайного трамвайного хамства, и заканчивая расплывшейся физиономией конторской буфетчицы. А сранским называлось все то, что совсем никуда. Сранскими были: соседская болонка, растекающиеся стрелами колготки «Сан Пелегримо», метрополитен в часы пик, старый зонтик, выворачивающийся под порывами ветра наизнанку, гололед, дождь со снегом и начальник. Причем начальник был Сранским с большой буквы, как по фамилии. И потому все его дети Сранские, и жена у него тоже Сранская. Эта концепция как-то раз неосторожно была Алиной озвучена, подхвачена ветром злых языков, разнеслась по всем закуткам конторы и прижилась в всех отделах, надежно пустив корни в лексиконе каждого служащего.

— Да не переживайте вы так, Алиночка! — Звягинцев с детской радостью школьного хулигана любовался ее пылающими щеками. — Лучше расскажите мне подробно, пошагово, кто это преуспел с начальником «в дурака» перекинуться?

— А, — устало отмахнулась Алина. — Я под горячую руку попала. Пыталась на похороны бабушки отпроситься, сказала, что ваша Ольга согласилась меня заменить на один день, а он…