Осень патриарха - Габриэль Гарсия Маркес

он не имел ни минуты покоя, стараясь избавиться от их честолюбия, самых опасных держал подле себя, чтобы лучше следить за ними, самых несмелых посылал в приграничные гарнизоны, из-за них согласился на оккупацию, на морпехов, мама, и не для помощи в борьбе с желтой лихорадкой, как написал посол Томпсон в официальном коммюнике, и не ради защиты от недовольного народа, как утверждали изгнанные политики, а чтобы научили наших военных быть приличными людьми, так оно и вышло, мама, надо отдать им должное, они научили наших ходить в обуви, подтираться бумагой, пользоваться презервативами, а меня научили, что параллельных силовых служб должно быть несколько, так они будут отвлекаться на соперничество между собой, выдумали мне службу государственной безопасности, генеральное агентство расследований, национальный департамент общественного порядка и уйму прочей хрени, я даже не запоминал, одинаковые учреждения, которые он выставлял разными, чтобы спокойнее царствовать над бурей, внушал одним, что за ними следят другие, перемешивал с прибрежным песком порох в казармах, запутывал, выдавая свои истинные намерения за химеру противоположной истины, и все равно они бунтовали, он врывался в казармы, захлебываясь желчной пеной, рычал, разойтись, сволочи, начальник идет, пугая офицеров, которые упражнялись в меткой стрельбе по моим портретам, снять с них оружие, скомандовал он, не сбавляя шага, но так яростно и властно, что они сами сдали оружие, и мужскую одежду снять, скомандовал он, сняли, взбунтовалась база Сан-Херонимо, господин генерал, он вошел в главные ворота, подволакивая огромные ступни болезного старца, проследовал меж двух рядов мятежных гвардейцев, салютовавших ему как главнокомандующему, вступил в кабинет подстрекателей восстания, без охраны, без всякого оружия, и проорал пламенным командным голосом, а ну, упали мордой в пол, всемогущий пришел, на землю, недоноски, девятнадцать офицеров главного штаба упали мордой в пол, и так, набивая рты землей, их и провезли по всем селениям побережья, чтобы знали, чего стоит военный без формы, сукины дети, поверх криков взбудораженной казармы он будто со стороны услышал, как отдает не подлежащий обсуждению приказ расстрелять главных мятежников в спину, трупы подвесили за лодыжки и оставили на милость погоды, чтобы никто не преминул увидеть, чем кончают те, кто вздумал плеваться в Господа Бога, изменники, но кровавыми чистками не положить было конец неприятностям, стоило только зазеваться, как щупальца этой лианы, которые он, казалось, отсек с корнем, снова начинали проникать в самые тайные закоулки его власти под покровом вынужденных привилегий, крох могущества, корыстного доверия, всего того, чем он вынужден был оделять самых бравых командиров против собственной воли, ибо не мог устоять без них, но не мог устоять и при них, на веки вечные обреченный дышать воздухом, который его удушал, на хрен, несправедливо это, и невозможно жить, однажды увидев и навсегда запомнив чистосердечное изумление моего кума генерала Родриго де Агилара, который вошел ко мне в кабинет, вылитый мертвец, если бы мертвецу вдруг захотелось узнать, а как же две тысячи детей с моей беспроигрышной лотереи, что с ними стало, все твердят, мол, мы их утопили в море, и он, не дрогнув, ответил, чтобы тот не верил наветам отступников родины, кум, дети растут у Христа за пазухой, сказал он, каждую ночь слышу, как они где-то там поют, и повел рукой, обозначая неопределенную окружность вселенной, и даже самого посла Эванса он окутал аурой неопределенности, ответив преспокойно, не знаю, про каких детей вы толкуете, если делегат вашей страны в комиссии Лиги Наций официально отметил, что все дети в стране здоровы и в полном составе присутствуют в школах, на хрен, кончено, и все равно посреди ночи его разбудили известием, взбунтовались два крупнейших гарнизона в стране и в придачу военная часть Конде в двух кварталах от президентского дворца, нешуточный мятеж, и возглавил его генерал Бонивенто Барбоса, он захватил гарнизоны, командуя полутора тысячами отлично вооруженных бойцов и располагая значительным количеством контрабандных боеприпасов, купленных при посредничестве консулов, которые состояли в сговоре с оппозиционными политиками, так что это не шуточки, господин генерал, теперь мы точно накрылись сами знаете чем. В иные времена этот вулканический бунт пробудил бы в нем дремлющую страсть к риску, но он лучше всех знал, каким грузом лежит на нем возраст, как ему едва хватает воли сопротивляться своим тайным немощам, как зимними ночами он не может уснуть, не убаюкав сперва нежно в ладони, спи, моя радость, свистящего от боли младенца, разбухшее яичко, как из него утекают силы, когда он сидит на нужнике и собственную душу проталкивает, капля за каплей, через фильтр, полный ряски, наросшей за бесчисленные ночные мочеиспускания, как у него путаются воспоминания, как он не может в точности упомнить, кто есть кто и кто от кого пришел, как он остался на милость неизбежной судьбы в этом жалком доме, который бы с удовольствием давным-давно сменил на другой, подальше отсюда, в любой индейской халупе, годной только чтобы лечь да помереть, где никто бы не знал, что он был единственным президентом родины в течение стольких и столь долгих лет, что и самому не сосчитать, и все же, когда генерал Родриго де Агилар вызвался выступить посредником в заключении такого соглашения с мятежниками, которое позволило бы власти спасти лицо, ответил ему не дряхлый маразматик, засыпавший во время аудиенций, а взбешенный бык, он, не раздумывая ни секунды, заявил, хрен им, никуда он не уйдет, хотя вопрос заключался не в уходе, а в том, что всё против нас, господин генерал, даже церковь, он возразил, церковь всегда заодно с тем, кто на троне, сказал он, генералы верховного командования вот уже двое суток заседают и не могут договориться, неважно, сказал он, договорятся как миленькие, когда поймут, кто им больше заплатит, вожаки гражданской оппозиции показали наконец свое истинное лицо и плетут заговоры, не стесняясь, вот и прекрасно, сказал он, повесить по одному на каждом фонаре Гербовой площади, чтобы все знали, кто тут всемогущий, не получится, господин генерал, народ с ними, чушь, сказал он, народ со мной, и отсюда я уйду только в гробу, решил он, ударил по столу грубой девичьей ладонью, как ударял, лишь принимая окончательные решения, и уснул до самого часа дойки, а встав, обнаружил в зале аудиенций полный кавардак, потому что мятежники из части Конде повыбивали окна в восточной галерее камнями и зажигательными гранатами, всю ночь население дворца металось в панике, вы бы видели, господин генерал, мы глаз не сомкнули, только бегали с одеялами и бидонами воды, то тут, то там загоралось,