Плавучий мост. Журнал поэзии. №3/2016 - Коллектив авторов

Его имя широко раздули, а творчества Бродского толком и не знают. Впрочем, несмотря на бытующее мнение, Бродский был не таким уж неприятным и сложным человеком в общении.

С.К. Но ведь не знают и творчества Кузнецова.

В.Г.: Да, верно, не знают и Кузнецова.

Но таких поэтов, как Кузнецов или Бродский, хотя бы узнать можно, они известны. А сколько неизвестных поэтов осталось за пределами внимания! Вот часто говорят: «Талант всегда пробьётся». Я утверждаю, что талант пробивается далеко не всегда. Не все личности так сильны, чтобы попасть в круг внимания. Таланту нужно помогать.

Кузнецов был самым ярким, самым индивидуальным общенациональным поэтом из известных в русской литературе.

Вот так в двух словах можно характеризовать творчество Юрия Кузнецова. Как его творчество сочеталось с его личностью, загадка. Но, видимо, как-то сочеталось.

Пётр Шушпанов (1941 – 2011)

Стихотворения

Поэт, прозаик. Окончил истфак МГУ (отделение американистики). Работал научным сотрудником в Институте методов и техники управления, грузчиком, сторожем, переводчиком, дворником. Стихи и прозу писал с 60-х годов.

* * *

Арбатский маленький романПишу в один присест…Вопит ворона сквозь туман –Как ей не надоест?

Звенит мороз, а у меняОсенний дождик льёт.Любви раскрыта западня –Охотник жертву ждёт.

Желтеют вязы. Вяжет рот.Горит красивый клён.Снимает трубку доброхотИ обрывает сон.

Озябли руки. На ветруКлубятся волоса.Джульетта, девочка, мой друг!Хотя б на полчаса

Прикинусь тем, кем был тогда(Хоть был совсем другим) –Когда нас счастье и бедаОкутали как дым.

Пепельная совесть

Ненависть и завистьГорести сродни. –На ветру пожарищСолоны они.

Но избыток солиОбжигает рот.Отдаётся больюНеба проворот.

А земля упрямоОбернётся вспятьПепельную совестьВ горстку собирать.

* * *

Этот грустный мотив,равнодушный как ветер,прилетел ниоткуда и вновь улетел никуда –под плакучих берёзсеребристые ветвиухожу от тебя – от себя ухожу навсегда.

Я к себе не вернусь.От меня ничего не осталось –ни веселья былого, ни слёз,ни иллюзий, ни слов, ни любви –только холод в крови,только памяти мглистой усталость –эти, время, следы на душе –отпечатки твои.

* * *

Из тишины родится звук –Он канет в тишину, –Так камушек падёт из рукИ породит волну.

А там, в кромешной тишине,На глубине,Жив отголосок давних дней,Как огонёк в окне.

Посвящается Зельме

Она жила в конструктивистском доме,похожем на корабль, летящий в тучахсквозь толчею арбатских переулков…Стоял октябрь или сентябрь кончался,и листопад по городу слонялся,сорил листвой на гаревых дорожках,где кустики показывали рожки…

В её подъезде, сумрачном и гулком,нам всё, казалось, обещало вечность –и поцелуев жадная беспечность,и запах аммиака, и окурки;кошачий сумрак, милый всем влюблённым,и каблучком пробитый листик клёна.Наш вертоград и тайный дом свиданийзвал отдохнуть от уличных скитаний.

Десяток астр – лиловых, синих, белых…«Чтоб дольше простояли… выпьем кофе?тебя знобит? вот свитер… срежем стебли…» –и наши тени на кухонных стенах:кто с длинным носом – я иль Мефистофель?Вился дымок, и кофеварка пела,вскипала кровь и оживало тело.

Пушистый свитер, пахнущий духами,я натянул. Не грела шерсть нисколько.Огнём крапивным обстрекала только. –(Нас согревают жаркие объятьячужим теплом, которое под платьемпронзительно прекрасно, хоть и горько). –Они исчезли – страхи, робость, слабость,как ядовита осязаний сладость!

(…В моей душе сознание грехавесьма сильно. Се признаю со скорбью.И предка православного укорысмиренно принимая, сердцем маюсь, –«не сотвори прелюбы!» – содрогаюсь,когда творю их… Видимо, крепкаво мне закваска предка-мужика.)

Любви мы изучали бесконечность –как выполнены ноги, груди, плечи…Ещё мы постигали тайны платья –ах, до чего полезные занятья! –на «хор» сдавали сложные науки:как скидывать щекочущие брюки,как целовать, другого не умея,и действовать, руками не владея…

(…Грызёт грильяж и в зеркальце глядится.«Ты счастлива?» – «К чему теперь сердиться?Всё миновало или миновалось, –то самое, что в руки не давалось.Я замужем, а ты, поди, в чинах?» –«Нет, милая, всё там же – на бобах».)

Калачиком свернувшись по-кошачьи,она дремала на тахте под пледом.Светилась кожа, сладко пахло мёдом.Горел торшер… Мне показалось, душно –я фортку распахнул, и ветр бродячийк нам в комнату пахнул листвой горячей.

Я помню цвет опавших листьев вяза.Клён сбрасывает листья как одежду.Берёзы обнажаются неспешно.Листва с осины опадает сразу. –В те времена я был вполне невежда.Не знал, что «ильм» – иное имя вяза, –погряз в науках, – страшная зараза!

Открой глаза! Давай нырнём скореев сырую темень тесных переулкови сквериков редеющих, где гулоксобачий лай. Останемся однинаедине слиствою. Нам огнине помешают целовать друг другапод вязами старинными в аллее,что с каждым поцелуем молодеют.

0 имя «ильм», похожее на «эльф»!Кудрявый вяз, мы связаны с тобою –увы, мы были! – быстрою любовью,когда валилась палая листва,и опадали лишние слова,которым не вместить ни нас с тобою,ни времени, что названо судьбою,ни песенке, что названа «ноэль»…

Меня не слышит белокурый «эльм».

* * *

…Да, мы живём в мгновенном шатком мире. –Как хрупки сочетанья и случайны!Исчезнет человек, и всякий смысл,И связь законов, как дымок, растают.Тепло иссякнет, и бездушный холодВновь овладеет этим тёплым миром, –И лад нарушится, и ясный взгляд померкнет,И срок прейдёт, положенный на нём…

Положен…кем? Кто этот срок изведал?И кто его измерит? Кто о нёмХоть слово слышал, хоть намёк, хоть шорох?Где те часы, что вместо стрелок смертьПо циферблату движут? Где песок,Который всё покроет – город, лица,И нас с тобой, хорошая моя?…

Тургеневский век

Их драмы пахли миндалём, –Нет, порохом бездымным, –Где врытый в землю водоёмЗатягивался тиной;

Беседка гнила, покосясь,И досточка скрипела,Когда, свидания страшась,Спешила в платье беломСквозь светотени – на лужок –Ах, он! Читает книжку…По-русски стрижен он в кружок…И белая манишка… –

И, разрывая связь, и слизь,И порождая зависть,Вы так над чувствами тряслись,Что вечны оказались.

* * *

Когда был мал, молил:«Приди, явисьЛазоревая радостьузнаванья!»

Явилась вдруг…И удлинилось тело,Отъялись руки, ноги в хвост свело,Да голова осталась. РазросласьКак куст терновый, и венцом оделасьПознанья высшего, сознания земного…Немая радость и тоска немая,А грусть лазорева. Лазурное познаньеШироким морем охлестнуло грудь.Хочу вернуться – нет пути обратно.Я сжёг мосты, когда приказ был: «Вейся,Когда ты змием стал, когда узнал,Что и добро, и зло – одно и то же,А жизнь бытует вопреки обеим –То стелется вьюнком, то повиликой,То хлещет хмелем по кустам ольхи. –Живёт – молчит. И ты – молчи и слушайБессмертное молчание души».

Учительница музыки

Когда-то прелестна была и стройна;Корсет не носила, не красила волос;Косу заплетала, тугую как колос…Потом громыхнула война.

Потом – революция, после – другаяНахлынула, жутью до дрожи пугая, –И вот вы сидите, сквозь слёзы играяПрелюды Шопена, а плед, отдыхая,

Лежит на кушетке. Портреты глядят,Как ваша душа улетает назадК заросшему саду и милым привычкам…Но поздно. Никто не придёт к перекличке.

* * *