Крепкий орешек - Ольга Дашкова

Может быть, ее уже какой-нибудь ушлый мужичок усадил свою машину и укатил в город?

А что такого? Он бы сам ее подвез. Идет такая дамочка по деревне, формы соблазнительные, сама цыпочка такая аппетитная. Только вот когда рот откроет, хочется ее сразу заткнуть – и заткнуть поцелуем. Так, теперь Орехов не только нервничал, но и начал ревновать. А это было на него не похоже.

Он не помнил такого момента, чтобы ревновал женщину. Самолюбие не позволяло это делать.

Мужчина достал телефон из кармана шорт, набрал Аделину, гудки шли, но она не отвечала. Может быть, ее обокрали? Вот так просто в этой деревне – ударили по голове поленом, затащили в дом, обчистили, и сейчас она лежит бедная, несчастная, голая и беззащитная.

– Да твою же мать! Сучка вредная, я сам тебя убью, если найду. Нет, привяжу к кровати.

Орехов сбегал в дом, взял ключи, вышел, все надежно закрыл.

– Так, малыши, быть на месте и никуда не разбегаться, папа скоро приедет, чтобы вели себя хорошо, – все это было сказано индюкам, которые забавно трясли головами и моргали страшными глазками.

После Гена начал открывать ворота гаража и выгонять свой внедорожник на поиски француженки.

– Все, дамочка, слезайте, приехали! – Федя крикнул в ухо, заглушил мотор, Ада поморщилась, наблюдая, как он легко спрыгнул на землю.

– Как приехали?

С одной стороны, Аделина была счастлива, что наконец-то эта поездка на железном монстре закончилась, а с другой – получается, что ее приключения только начинаются.

– Да, это центральная площадь деревни. Вот магазин, там сельсовет, здесь школа, но из всего сейчас работает только магазин, – это уже прокомментировал Жорик.

– А кто же довезет меня до города?

– Не знаю, может, кто-нибудь и отвезет.

– Найдется какой-нибудь добрый человек, который поедет в город.

– По острой нужде.

– Да, да, по очень острой нужде.

– Но я думаю, что не найдется. Да какой дурак туда поедет в пятницу днем? Все только хотят оттуда вырваться.

Мужчины перебивали друг друга, рассказывали про грядущую перспективу невыезда по случаю пятницы и обреченность Галич зачахнуть в этой деревне до понедельника. Аделина отказывалась в это верить, но ведь должен же быть какой-то выход?

– Хорошо, спасибо, дальше я сама, спасибо, говорю!

Аделину наконец-то опустили на землю, все это время джентльмены помогали даме слезть с железного коня. Она пошатнулась на месте, чуть не упала, подвернув ногу, устояла, но все равно сломала каблук.

– Merde! (Черт).

– О, так ты иностранка. Точно, Варвара рассказывала, как в доме Терехова удерживают в заложниках иностранку, – Жорик выпучил глаза, толкнул друга в плечо.

– Ой, да Варвара первая сплетница на деревне.

– Точно, точно, говорила такое, я утром слышал. Так, может, она и правда заложница, а сейчас сбежала? Эй, дамочка, это правда?

Нет, Аделина отказывалась верить в то, что эти люди настолько тупы и глупы. Ей даже объяснять ничего не хотелось, туфли были безнадежно испорчены, настроение – хуже некуда, от жары болела голова, и хотелось пить.

– Спасибо, я пойду.

Нужно было хоть водички купить и что-то из обуви, местный магазин с живописным названием «У Жанны» подходил сейчас Галич как никогда лучше. Оставив своих новых знакомых около трактора, с каблуком в одной руке и сумочкой в другой Аделина заковыляла к этому сооружению.

Зайдя внутрь, чуть не споткнулась о грабли, огляделась по сторонам и замерла. Она словно попала в свое детство, в то самое, где в любом магазине продавали все подряд. Им много приходилось переезжать, папу каждые два года переводили на новое место, так что Ада повидала таких магазинчиков предостаточно.

– Будем что-нибудь брать или рассматривать? У меня через пятнадцать минут перерыв на обед.

Ада вздрогнула, обернулась, за прилавком стояла молодая женщина в красном платке на затылке, с черными распущенными волосами и глубоким декольте желтой блузки в голубой цветочек. На шее штуки три толстых золотых цепей, а в огромных карих глазах интерес.

– Здравствуйте, мне бы водички и что-нибудь обуть, вот, – поставила на прилавок сломанную туфлю и каблук, женщины вдвоем начали разглядывать причиненный ущерб.

– Лабутены, что ли?

– Да.

– Натуральные, не китайские?

– Натуральные.

– Никогда не видела натуральные.

– Может быть, найдется что-то взамен?

– А какой у тебя размер?

– Тридцать девятый.

– А деньги есть?

Аделина полезла в сумочку, но, как назло, кроме купюр по сто евро не было ничего. Но отыскав пятитысячную российскую бумажку, радостно улыбнулась.

– Вот. Этого хватит?

Жанна была увлечена рассматриванием настоящих «Лабутенов», но тут женщина впервые подняла взгляд на посетительницу. Она, конечно, странная была, какая-то озадаченная и озабоченная, но помочь бабенке надо было, не ходить же по их пыльным дорогам босиком!

– А ты сама откуда?

– Из Парижа.

– Да ладно?

– Да, но мне очень срочно нужно в город, меня ограбили.

– В Косогорах, что ли, ограбили? – Жанна напряглась, грабежей в их деревне давно уже нет, участковый хоть и запойный, но все держит под контролем. Или, может, это Федя шалит? Ну, она ему устроит, как увидит.

– Нет, не здесь, в городе. Таксист уехал с чемоданом и сумкой, а потом меня забрали жандармы в полицию, а потом приехал Орехов, я напилась, и он увез меня сюда. А мне очень, очень нужно домой.

– В Париж?

– Oui, oui, à Paris. Aidez-moi s'il vous plaît! (Да, да, в Париж. Помогите, пожалуйста!)

Ну, то, что дамочка была малость не в себе, было сразу заметно. Это, наверное, о ней говорила Варвара.

– А ночевала где? В доме Терехова?

– Не поняла?

– С краю, дом большой, красивый такой, да?

– Да, да, там.

– Ладно, горемычная моя, одену и обую тебя, но с тебя Лабутены, договорились?

Жанне, может, нафиг они и не упали, эти туфли, но больно красивые были, и размер ее, цвет такой благородный, бежевый, и таких точно ни у кого нет в их деревне и в соседней тоже. А починить каблук – плевое дело, как новые будут. Да и по подошве видно, что не так уж много в них ходили. Она отошла на минуту, вернулась и с гордостью поставила на прилавок калоши.

– Что это?

– Тридцать девятый размер, последние, по весне все разобрали, два раза за ними на базу ездила.

– А другого ничего нет? Может, вьетнамки или босоножки?

– Детские, двадцать седьмого размера. Надо?

– Нет, спасибо, – Аделина с любопытством рассматривала калоши, они были черные, блестящие, с ярко-розовой подкладкой внутри. Вот точно как из ее детства, но даже тогда она такое не носила.

– И костюмчик бы тебе поменять.

– А что с ним не так?