Клятва - Кимберли Дертинг

— Чарлина, тебе тоже уже пора быть в постели. Тебе завтра в школу.

— Знаю, я почти закончила.

Ответила я ей на Англайском и захлопнула книгу, потому что больше не могла сосредоточиться ни на одном слове.

Она присела ко мне на кровать и убрала мои волосы с моего лица, а затем погладила по щеке тыльной стороной ладони.

— Ты выглядишь уставшей.

Я не стала говорить ей, что она та самая, кто выглядит уставшей.

Что золото её волос поблекло, а гордая осанка сутулилась.

Я всегда была убеждена, что моя мама не была рождена для такой суровой жизни.

Да, может быть, и никто не рожден для такой жизни.

Я кивнула.

— Так и есть.

Она наклонилась, чтобы поцеловать меня в лоб, и я услышала знакомый знакомый запах теплого хлеба.

Это был запах моей матери.

Она потянулась к книге, вынимая её из моих рук.

Как только она забрала книгу, из неё выпал сложенный листок бумаги и упал мне на одеяло. Видимо этот листок лежал между страницами.

Мама не заметила записку, потому что сразу же повернулась, чтобы положить мою книгу на прикроватную тумбочку. Я взяла записку и развернула её.

Я сразу же поняла, что это не я прятала этот листок.

А когда я прочитала, слова что были там написаны, я резко втянула воздух.

— Чарлина, в чём дело? — спросила она, повернувшись ко мне.

Зажав листок в кулаке под одеялом, я покачала головой.

Она приподняла брови, будто снова собираясь что-то спросить, но мы услышали за окном знакомый звук сирены, напоминая всем, что наступает комендантский час и всем лучше разойтись по домам.

Когда мама снова повернулась ко мне, видимо она уже забыла о чём собиралась спросить и потянулась к лампе, чтобы выключить её.

— Доброй ночи, Чарли, — сказала она, на этот раз на Англайском, к моенму не малому удивлению, потому что она отказывалась говорить на этом языке в стенах нашего дома.

— Спокойной ночи, мама, — ответила я, улыбаясь и говоря на языке, который предпочитала она.

Когда она закрыла дверь и я была точно уверена, что она ушла, я достала из под одеяла записку.

Я должна была прочесть еще раз.

Или возможно два…или три… или еще пятдесят раз, я думала, вытаскивая записку и осторожно разворачивая ее.

Листок был уже измят, потому что мне пришлось зажать его в руке, когда я прятала записку от своей матери.

Я взглянула на слова, нацарапанные в записки, пытаясь разобраться, что же я чувствую.

В моем теле напрягся каждый мускул.

Волосы на руках встали дыбом.

Я читаю записку в последний раз, запоминаю слова, так что я смогу вспомнить их позже

Затем я опять обратно прячу листок в книгу, перед тем как снова выключить лампу.

Я слушала дыхания своей спящей сестры, задаваясь вопросом, каково бы было услышать те слова, а не просто читать их.

Слышать их тихий шелест в ночи.

На всех языках.

9

Я не могла себя заставить снова взглянуть на записку.

Больше ни одного раза в течение последующих нескольких дней, я не позволила себе взглянуть на записку, которая лежала между страниц моего учебника.

Я была слишком напугана.

Меня очень взволновали те слова, что я прочла, тот смысл что в них вложен и обещание.

Я была просто в ужасе.

Я пыталась сосредоточиться на уроке, на профессоре, который стоял в классе передо мной.

Он говорил очень страстно, даже после стольких лет преподавания одного и того же предмета — история нашего народа, класса Торговцев.

Наши лекции были разделены на блоки, которые включали три часа Истории: один час истории Торговцев и как мы соответствуем нашему обществу; другой об истории нашей страны; и еще один о всемирной истории, которая была наполнена историями древних аристократий, демократий, и диктатур, которые расцвели и рухнули перед Временем Правителей.

Поскольку мы были торговцами, были также классы торговли, бухгалтерии, и экономики.

Нам давался один час, который мы могли провести по собственному усмотрению, искусство, науки или кулинария. Обучайся чему хочешь.

Однако эти факультативы имели только одну цель улучшить навыки обслуживания Торговцев.

Даже Исскуство включало, изучение тканей, керамики, и графики, что могло быть упаковано и продано.

Всё это обучение — это наша подготовка, чтобы мы могли занять свое место в обществе.

Я делала равнодушные заметки лекции, притворяясь, что сказанное учителем было намного интересней, чем письмо спрятанное внутри книги под моим столом.

Когда я переместила свою ногу, то случайно толкнула свою кожаную сумку, высыпав ее содержимое на пол.

Я наклонилась, чтобы собрать беспорядок, ныряя головой под стол, собирая карандаши и листы бумаги, которые выскользнули.

Я позаботилась, чтобы всё разложить внутри как можно аккуратнее.

Я видела свернутую записку, выглядывающую из книги, в которой я ее прятала.

Я провела кончиками пальцев по её поверхности. Руки так и чесались вытянуть её.

“Я не должна”, говорила я себе, когда затаив дыхание наблюдала как вытаскиваю записку из книги.

Я попытался подавить чувство предвкушения, которое пробежало по мне, прекрасно понимая, что это будет ошибкой, снова взглянуть на неё.

Это больше не заслуживат моего времени.

Макс и так прочно засел у меня в голове, а он этого не заслуживает.

Я осмотрелась вокруг, чтобы понять, заметил ли меня кто-нибудь под столом, читающую записку, которую я уже выучила на зубок.

Никто не обратил меня внимания.

Я держала письмо, живо представляя себе шесть слов, написанных внутри сложенного листа.

Шесть слов, которые я уже знала наизусть.

Шесть слов, которые так много для меня значили.

Я осторожно развернула бумагу, специально не фокусируясь на надписи.

Моё сердце замерло.

Затем мое зрение прояснилось.

“Я клянусь что защищу тебя”

Я провела оставшуюся часть дня пытаясь забыть записку, пытаясь уничтожить повреждение, которое я нанесла в момент, когда позволила себе прочитать это еще раз.

Слова сейчас чувствовались неминуемыми, как если бы они были выгравированы во мне и письма были визуализированы, рвано и сыро через мою плоть.

Их смысл отзывался головной болью.

Он просил у меня слишком много этой простой клятвой.

Как он мог давать клятву в таких вещах? Как я могла воспринять такое обещание всерьез? Он едва знал меня, и я конечно не знала его.

Не настолько, чтобы начать доверять ему.

Не с той информацией которую он уж знал, или по меньшей мере подозревал, что он знает, обо мне.