Подарок для дочери - Татьяна Любимая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Па-ша! – шиплю угрожающе, скидываю с себя чужие ладони. – Прекрати рушить мою репутацию!
Со стоянки, рыкнув мотором, рванула белая иномарка. Наверное кто-то не дождался открытия кондитерской, поспешил по делам.
Выдыхаю с облегчением, когда Градов, блеснув зубами и лысиной, сел в свой мерс. Махнув ему рукой, скрываюсь в спасительной Карамельке.
– Боже, какой мужчина, – закатывает глаза Дина, когда подхожу к ее стойке. – А он правда холостой?
– Возможно, – вместе смотрим на дверь, за которой несколько минут назад скрылся посетитель. – Хочешь забрать себе?
– Ну что вы, – Дина опускает глазки в пол, – мне сложно конкурировать с вами, Катерина Санна.
– Ай, Диночка, – смеюсь, легонько толкая ее плечом. – На меня его флюиды не распространяются. Забирай.
– Можно? – огромные голубые глаза неверяще смотрят на меня.
– Наивная девчонка. Будто на это нужно мое разрешение. Поверь, Павел не в моем вкусе.
– А мне что же, уволиться теперь надо? Я не хочу!
– Зачем увольняться? Я тебя не отпущу.
– Он же сказал позвонить, если…
– Дин, мало ли что он сказал. Позвони просто так. Только не прямо сейчас, дай ему до дома доехать или куда он там собирался. Но учти – он слишком любвеобильный и всегда таким был. Несерьёзный он.
Но Дина, замечтавшись, меня уже не слышит.
---
16. Глеб. Перегнул...
Прекрасное утро!
Почти.
Для полного счастья не хватает любимой женщины под боком, но после вчерашних "съемок" думаю в скором времени этот вопрос решить.
В легких вот уже несколько часов нескончаемый праздник – полюбившийся им несколько лет назад аромат карамели снова поселился внутри каждой клеточки. Руки помнят, как обнимали девушку, прижимали к телу. Кровь с момента близости и тепла женского тела бурлит и пляшет в венах. А голос и смех моей дамы сердца звучат в голове мелодичным колокольным перезвоном. И я сам собираюсь на работу, ловя в отражении зеркала клоунскую улыбку, проживая вновь и вновь секунду за секундой нашу вчерашнюю встречу с Катей и ее забавной маленькой копией. Они обе обалденные девчонки, зря я волновался, что контакт может не состояться. По-моему, все получилось лучше не придумаешь.
Жаль, что не встретились мы с Катериной раньше. До аварии. До Катиного замужества. Яна могла бы быть моей дочерью. Но и тот факт, что она не моя, не отдаляет, а наоборот, кажется сближает меня с ее мамой.
Катя. Катюша. Катенька. Как ни склоняй ее имя, одинаково красиво хоть вслух, хоть про себя. Зазноба моя, не дала сегодня ночью глаз сомкнуть. Все мысли заняла, фантазию раздула размерами с воздушный шар, а то и планету.
И не только фантазию. Холодный душ не помогает. Пацаном себя чувствую, по уши влюбленным и озабоченным. Сделать хочется чего–то такого… отвязного. Например, прийти снова в Карамельку, схватить ее хозяйку и украсть. На плечо и к себе домой. Присваивать. Любить. Влюблять.
И поэтому утром, вместо своей работы я еду к ней, к Екатерине Морозовой на аудиенцию. Вчера мы не договорили. Точнее, не поговорили совсем. Надо исправлять.
Многое хочется сказать, рассказать. Например то, что думал о ней почти семь лет, находясь за тысячи километров. То, что вернулся в этот город по большей части из–за нее, хотя имел и имею возможность найти применение полученному заграничному опыту в мегаполисе. То, что имею серьезные намерения в отношении этой женщины сейчас. В моем спрогнозированном будущем мы вместе – я, Катя, ее маленькая копия Яна. В идеале еще дети, но не обязательно.
О том, что имею непосредственное участие в развитии ее Карамельки, скромно умолчу. Негоже хвастаться. Катя и сама бы добилась таких результатов рано или поздно. Я своим вмешательством только приблизил ее к успеху, а впереди у нее еще много высот.
В салоне стоит густой аромат роз, что лежат на переднем пассажирском. Раз триста уже бросил на них критический взгляд – хорош букет или нет? Понравится ли Кате? Сердцем выбирал – самые лучшие, самые нежные, чтобы ей подходили. Чайные розы кремового цвета. Семь штук. Символично. Не то, чтобы я увлекался эзотерикой, но почему–то остановился именно на этом количестве.
Карамелька вот–вот откроется. Паркую машину передом ко входу, осматриваюсь.
Беру букет и только собираюсь нажать на ручку двери, чтобы выйти из авто, как Катя выходит на крыльцо сама. И не одна.
Воздух от увиденного застрял где–то в глотке. Сердце от кислородного голодания подозрительно больно стукнулось о ребра и замерло. Цветы вернулись на свое место.
Дыши, Глеб, дыши! Ты же не исключал, что у Екатерины кто–то может быть?
Под сжатыми до боли пальцами тихо потрескивает руль, грозя раскрошиться. Моя Катя под ручку с каким–то мужиком! И он явно не посторонний!
Кто такой? Тот самый дядя Вася–кондитер? Нет, не похож он на кондитера.
Любовник? Соперник? Родственник?
Мне он не знаком, зато с Катей, чувствую, их связывает многое.
Под ребрами громко застучало и неприятно завибрировало.
Не моргая, изучаю конкурента.
Представительный тип. Костюм с иголочки. Сам весь лощеный, колоритный. Лысина бликует солнечными зайчиками в козырек над крылечком. Отбеленные зубы сверкают как у кинозвезды.
О чем–то живо щебечут, смеются. Он целует ее в щеку, нескромно прижимая к себе за талию. И не отпускает.
Я взрываюсь и... оседаю. Оглушенный, ослепленный, в момент отупевший.
Какой же я дурак! С цветами притащился в любви признаваться, а она с лысым обнимается!
Красивая такая, улыбчивая. Костюм на ней стильный, бирюзовый – зауженные брючки, блузка с гипюровыми крылышками. Туфли черные с острым носком и тонким каблуком. Волосы аккуратно уложены набок и в косу заплетены. Очень. Очень–очень хороша.
И с ним, млять. С гориллой лысой! Не смотрит по сторонам, на него только!
Салон авто разрывает трель телефона. На дисплее высвечивается входящий от Романа Вертинского. Сдвигаю вверх зеленый кругляш, а сам не отрываясь, пялюсь на сладкую, мать ее, парочку.
– Да? – несдержанно рявкаю в трубку.
– Оу. Ты чего, Глеб? Не узнал?
– Сорян, Ромыч. В пробке стою. Бесит.
Реально бесит видеть лысого рядом с Катей. Слишком он уверено себя ведет. Держит ее лапищей за талию, скользит вверх до лопаток, поглаживает скрюченными пальцами в месте линии лифчика.
– А–а, понял, – Ромка не особо верит моему рыку. – А мы тебя
