Год - тринадцать месяцев - Вагаршак Мхитарян

— Долго ждать.

— Тогда давайте искать.

Мы перебрали много вариантов и остановились на самом исполнимом: слить биологический и химический кабинеты и высвободить таким образом на обе смены огромную светлую комнату.

Мы отправились за высочайшей санкцией, к директору.

— Надо по одежке протягивать ножки, — сказала Дора Матвеевна, зачеркивая наш проект.

Увы!..

Не зря случайность называют формой проявления необходимости. Случай помогает тем, кто ищет необходимое. Помог он и мне.

В школе у нас функционирует только левое крыло. Правая лестница закрыта, потому что в вестибюле размещены мастерские.

И вот однажды, проходя по коридору во время уроков второй смены, я увидел через стекло двери, как по запретной лестнице прошмыгнули вниз таинственные фигуры трех мальчишек. Добыв в швейцарской ключ, я проник в гулкое безмолвие правого крыла и поднялся по лестнице.

Не веря удаче, я обежал лестницу сверху донизу. Четыре лестничные площадки! На каждой свободно разместятся пять-шесть парт. Светло, тепло, уютно. Красота!

Я помчался к Василию Степановичу. Вдвоем мы обошли все классы и после небольших перестановок высвободили пять парт, которые и водрузили на облюбованной мною площадке третьего этажа. Столик и пару стульев достал без труда. Хуже было с доской. Пришлось просить завхоза сколотить заменитель из фанеры.

Разобравшись, в чем дело, он насторожился.

— А про то вы не подумали, что пожарники мне голову открутят?

— За то, что все двери заперты на этажах, — возразил я, — они должны были это раньше сделать.

— Сравнили! На двери напрут — и дорога свободная. А у вас тут целая баррикада получается.

— Ничего страшного, — нашелся Василий Степанович. — После занятий ребята поставят парты ярусом в углу — и все.

— Ну, смотрите, — примирился завхоз. — Я свое сказал.

— Вы только Доре Матвеевне про пожар ничего не говорите, — попросил я.

Чтобы окончательно успокоить завхоза, мы составили парты горой у стены, освободив проход.

Ключ от класса лежал у меня в кармане. Но воспользовался им я не сразу. Больше двух недель ушло на самоподготовку. За это время я проштудировал с помощью Генриэтты Сергеевны учебник английского языка для пятых классов. Произношением моим она была довольна, а насчет остального утешала: «Действуй по принципу: если чего не знаешь, возьмись учить этому других — сразу выучишься сам».

Виктория Яковлевна обещала приготовить серию маленьких диктантов на пройденные правила. Учебник я «усидел» сравнительно скоро. Здесь ничего страшного не было.

Пугала немного арифметика. Тина Савельевна, к которой я обратился за советом, порядком попортила праздничное настроение.

— И чего вы все выдумываете? Какая-то группа продленного дня! Завтра и нас всех заставят тут сидеть. Вам-то что? Можете хоть продленную ночь в школе проводить. А у других семья на руках. Чего вы добиваетесь? Чтобы про вас в газетах напечатали? Дайте людям спокойно жить.

— Как раз я этого и добиваюсь. Тина Савельевна! Не будет двоечников, вам же станет спокойнее жить.

— Можете за меня не беспокоиться. Ваше дело заставить класс работать. Я сама научу, что требуется по программе, вы только напутаете все. Я не лезу в вашу историю, и вы не лезьте в мой предмет.

Очень хотелось запустить в мою дорогую коллегу толстым томом последнего издания «Педагогики», но его не оказалось под руками. Зато «Сборник задач» я достал в школьной библиотеке. В институте усовершенствования мне дали толковые разработки уроков и обещали консультацию.

Так я взобрался на коня. Осталось собрать свое воинство. Девять человек пошли ко мне в группу добровольцами. Десятая, Уткина, заупрямилась.

— Мне папа не разрешает никуда ходить после уроков.

— Тогда я тебя не прошу, а приказываю!

— А не вы мой самый главный командир, а папа.

Я не стал доказывать свой приоритет, тем более что опять спорол горячку. Надо было созвать родителей отстающих ребят, растолковать все, а не рубить сплеча.

— Хорошо, — примирился я со Светкой. — Скажи папе, пусть завтра на перерыве зайдет в школу. Я договорюсь с ним.

Однако ни Уткин ко мне, ни дочь на первое занятие группы продленного дня не явились.

В назначенный час в новом классе собралось девять человек. Я сказал небольшую речь, и ребята принялись за работу.

Саша Кобзарь, опустив голову в задачник, застыл в классической позе мыслителя. В тишине послышался скрип перьев.

Первой подняла руку Леночка Иванова. Я усадил ее за своим столом, чтобы не мешать другим. Мы заговорили вполголоса:

— …Надо найти, сколько получится процентов, — шепчет Лена.

— Подожди. Раньше скажи, что такое процент?

— Сотая часть числа.

— Отлично. У тебя на руках десять пальцев — все сто процентов. А сколько составит мизинец?

— Один процент.

— Почему? Разве у тебя сто пальцев?

Леночка удивленно вскидывает на меня свои огромные глаза. В них уже накапливаются слезы, те самые неведомые миру слезы, которые в таком обилии орошают добрую треть всех издаваемых задачников.

Я взял промокашку, разорвал ее пополам и вручил Леночке одну вторую. Она вернула мне одну четвертую, потом отложила три восьмых, четыре шестнадцатых, или одну четвертую… Промокашки не хватило, чтобы добыть одну сотую, но в этом уже не было особой нужды.

В конце урока, закрепляя тему, я реквизировал на алтарь науки чье-то яблоко, лежавшее на парте, и, разделив его на дольки, вручил каждому из ребят по десять сладких процентов. Дела пошли веселее. Недаром говорят, что умственным работникам особенно полезно сладкое.

После отдыха принялись за английский. Нарезали фишки (одна восьмая тетрадного листа) и записали новые слова: на одной стороне по-английски, на другой — перевод. Вызубрив слова, ребята взялись складывать из фишек предложения. Потом играли в дурака. Азартнейшая игра! Перетасовав фишки, партнеры сдают их поровну друг другу. Кто знает меньше слов, тот и дурак.

«На закуску» я «погонял» ребят по правилам (сохраняю термины класса) и усадил за небольшую диктовку, составленную на эти самые правила. Ошибки проверяли коллективно: я черкал красным карандашом, а ребята, окружившие меня, комментировали:

— Это же безударная гласная! Не мог проверку сделать?

— Ладно, все вы теперь умные, — отбивалась очередная жертва.

Я огласил результаты диктовки; одна хилая четверка, четыре тощие тройки и четыре жирные двойки. Ничего нового. То же самое было и в журнале. Это пока. Зато каждый из нас в этот день приобрел верную сестру — Надежду. С ней-то мы и отправились домой, усталые и довольные.

На следующем занятии едва мы уселись по местам, как в нашу обитель вошли Валя и Готя.

— Дежурные Гойда и Степанов явились в ваше распоряжение от гвардии десятого «А» класса! — отрапортовал Готька, вытянувшись во весь свой гренадерский рост.

Вот это сюрприз! И на этот раз шефы не оставили нас.

Готя рассказал, что в классе они приняли решение считать нашу группу «комсомольским объектом» и посылать в помощь мне ежедневно по два дежурных.

Я сразу прикинул, что со временем смогу оставить группу целиком на попечение комсомольцев. Это даст мне возможность возвращаться вовремя домой и не оставлять по целым дням больную мать в одиночестве.

Что ж, это тоже немаловажный фактор, продлевающий жизнь. Спасибо, ребята!

За чашкой чаю

— Девочки, дайте хворосту.

— А хворостинки не хотите?

Этот игривый вопрос был всего лишь кокетством. Девочки охотно делились содержимым своих кульков. Поджаристый, хрустящий хворост затем и распространял свой аромат в классе, чтобы прославить мастериц, объединенных Петром Алексеевичем в кружок ЮК — юных кулинаров. Петр Алексеевич приглашал к себе на занятия и мальчиков, но те сразу отказались («Фи! Пирожки лепить!»). Однако продукцию ЮК, приносимую девочками в класс, они дегустировали охотно и прожорливо.

Девочкам не терпелось показать свое искусство в полном блеске. Нужен был повод, чтобы собраться всем за чашкой чаю. И он появился на горизонте в образе календарного листа с памятной датой — Восьмое марта.

Нам сразу повезло с помещением. Сославшись на то, что зал был занят под агитпункт, учительницы склонили Дору Матвеевну не проводить общешкольного вечера («Нам и дома хватит хлопот праздничных!»).

Таким образом, мы могли заполучить всю школу в собственное распоряжение, если бы заведующая агитпунктом отдала нам на вечер актовый зал.

Подлизаться к Антонине Тимофеевне, пожилой, суровой на вид женщине, оказалось не таким уж трудным делом. Мы вызвались приглашать избирателей на лекции и после первой удачи попали к ней в друзья. Антонина Тимофеевна согласилась перенести свое мероприятие на седьмое и поставила нам только одно условие: если придет кто из избирателей на нашу художественную часть, не отказывать. Ну, это само собою разумеется!