Камни - Анна Дрейзер

видишь её раз в пятилетку. Слушай, раз уж речь зашла… Отец там интересуется, не будешь ли ты против того, чтобы сдать эту квартиру? Ясное дело, людей поприличнее найдём, чтобы не угробили ничего. Студентов брать не станем, у них вечно пьянки-гулянки, разнесут тут всё, ещё и на полицию, чего доброго, нарвутся. Может, пару какую семейную. Или одинокую женщину с ребёнком.

Каролина складывает руки на груди.

— Аля, это же по сути папина квартира, — говорит она. — Как я могу быть против.

Альбина разводит руками:

— Папина да не папина. Если уж на то пошло, это квартира твоей покойной бабушки. Которая хотела, чтобы тут жила именно ты. Просто времени всё не было переоформить её на тебя. Так что решать это только тебе. Но, если ты не против, я так и скажу отцу.

Каролина качает головой:

— Папа как всегда. Почему бы ему не спросить меня об этом самому? Не подключая тебя в качестве посла доброй воли?

— Да о чём ты! — Альбина тихо смеётся. — Ну, вспомни, он даже маленькой тебе замечания делать боялся! А ты хочешь, чтобы он вот сейчас, со взрослой, почти замужней тобой, врачом-психиатром, какие-то деловые переговоры вёл! Ну ты же знаешь своего отца. Он стесняется даже сдачу на кассе в магазине потребовать, если ему её недодали!

— Как бы он жил без тебя, — отвечает Каролина и тоже смеётся.

На самом деле, опасения отца она понимает.

Со своей покойной матерью, Викторией Вадимовной, он всегда плохо ладил.

Точнее — это Виктория Вадимовна плохо ладила с ним.

Она вообще со всеми плохо ладила. Соседи, помнится, все как один побаивались эту суровую невысокого роста женщину с плотно сжатыми губами и волевым лицом.

Которая ладила плохо со всеми, кроме одного человека.

Своей обожаемой внучки.

Мужа у Виктории Вадимовны никогда не было. Своего единственного сына она назвала претенциозным именем Витольд. Отчество в свидетельстве о рождении велела записать «Альбертович». Был ли какой-то таинственный Альберт реальным персонажем, или же бабушка Вика просто так, что называется «от балды» прилепила своему сыну это отчество, — этого Каролина не знала.

Как и того, кто на самом деле был отцом её отца, а значит — её дедом.

Она ни за что не рискнула бы задать бабушке Вике такой вопрос.

Как бы там ни было, по части имён бабушка Вика всегда была той ещё затейницей. Имена ей всегда нравились необычные, с ярко выраженным иностранным акцентом.

Свою единственную — как потом стало ясно со временем — внучку она возжелала назвать Каролиной в честь главной героини романа Теодора Драйзера «Сестра Кэрри».

Вроде бы отец даже пытался робко возражать, говоря, что, наверное, достаточно уже того, что он Витольд, но бабушка Вика была непреклонна.

О реакции мамы на это, а также о том, как складывались её отношения с бабушкой Викой, Каролина ничего не знала.

Один раз, лет в двенадцать-тринадцать, она попыталась спросить бабушку Вику о своей покойной матери. Бабушка Вика тут же нахмурилась в ответ, а затем тяжело вздохнула:

— Машка-то? Хорошая девушка была, — она налила кипятку из большого пузатого самовара (самовары бабушка Вика обожала всем сердцем, и у неё была даже своя небольшая коллекция), плеснула туда заварки и поставила перед Каролиной. — Сахару сама себе добавь, сколько нужно. И не выдумывай мне тут ничего про эти свои диеты. Диета у тебя там, в Выборге будет, а в моём доме все они под строгим запретом, — она сложила руки в замок и посмотрела на внучку. — Хорошая была Машка, да. Добрая и весёлая. Животных любила очень. Да только вот дурная. Это её и сгубило.

— Дурная? — маленькая Каролина насупилась. Сахару ей не хотелось, но бабушка Вика продолжала строго на неё смотреть, и она, сдавшись, бросила в чашку два куска. — Это ты о чём?

— О том, что чёрт её дёрнул сесть за руль в такую погоду. Думать надо было, что делаешь. Особенно, когда у тебя дитё мелкое дома, — бабушка Вика снова вздохнула. — Ладно, что уж теперь. Алька-то эта тощая тебя там не обижает? Ты сразу говори, ежели чего.

— Не обижает, бабушка. Аля хорошая. К ней просто привыкнуть надо.

— Может и хорошая, да только тощая как палка, — бабушка Вика отмахнулась. — Ну, раз тебя не обижает, то так уж и быть, пускай будет хорошая, — она подмигнула внучке. — Ты пирожки-то давай бери. Они вкусные. С яблоками. А то сама скоро станешь как эта твоя хорошая Алька.

Каролина училась на втором курсе, когда бабушка Вика умерла.

Вечером они Каролиной шутили, смеялись и пили чай из пузатого самовара.

А утром она просто не проснулась.

Внезапная остановка сердца.

Лёгкая смерть. Так это называют.

Каролина осталась в квартире одна.

Когда её однокурсница — вечно чумазая и лохматая Вероника, которую дразнили домовёнком Кузей, — сказала, что-де радоваться бы надо, что бабку на тот свет спровадила и при хате осталась, Каролина подошла и молча ударила её кулаком в лицо.

Веронику увезли на скорой, а Каролину чуть не исключили из университета.

До самого окончания специалитета Вероника больше никогда не разговаривала с ней.

Они даже не здоровались.

Несколько лет спустя Каролина узнала от бывших однокурсников, что Вероника стала врачом-травматологом и вышла замуж за своего пациента, которого привезли к ней со сломанной ногой.

Наверное, это такая карма у многих женщин-врачей — выходить замуж за своих пациентов.

Каролина передёргивает плечами, словно силясь отогнать воспоминания.

Отчего-то от них ей становится грустно и тяжело.

— Сдавайте квартиру, Аль, конечно, — говорит она вслух. — Я не буду против ни в коем случае. Продавать её я всё равно не собираюсь, а так хоть будет под присмотром.

— Тебе в Василеостровском нормально-то живётся? — заботливо спрашивает Альбина. — А то слышала, там сыро очень, даже по питерским меркам. И крыс, говорят, немерено. Это так?

— Да нормально там всё, — отвечает Каролина. — Не переживай. Я теперь пешком на работу ходить могу. Ну, по хорошей погоде уж точно.