След «Семи Звезд» - Лещенко Владимир

А на ее месте тут же возникла другая. «Как головы гидры», – подумалось поэту.

Разрядил и второй пистолет. С тем же результатом.

Ничего, ничего. Не мытьем, так катаньем. Двумя-то все едино меньше стало. А пуль и пороху у него достанет. Спасибо графу Шувалову! Ровно знал, с чем Ивану столкнуться придется. А, пожалуй, что и догадывался. С его сиятельства станется. Одним словом – Приап!

Еще два выстрела – и еще два рыжих призрака долой.

Размыслили, наверное, и псы, что так-то их перещелкают одного за другим. Недаром же собака – самый смышленый на Земле зверь после человека. Разом оставив свой прежний план, они начали сжимать кольцо вокруг кибитки.

Промчав по инерции еще пару саженей, лошади стали на месте, будто вкопанные.

А псам того и надо было. Вот один из них, сначала присев на задние лапы, устремился в прыжке, нацеливаясь прямо на лошадиную холку. И упал, кровеня снег, сбитый метким кнутовищем возницы.

– Да ты, брат, мастак! – похвалил Барков.

– Могем малость, – скромно ответствовал мужичок, доставая откуда-то увесистый кистень. – Ты уж в случае чего не выдай, барин!

Хитро подмигнул седоку, поигрывая запретным оружием.

– Чего там! – перемигнулся в свой черед Иван. – Держись!

Еле успели поддеть следующего нападающего. Так вот еще ничего. Когда нападают поодиночке. А ежели им взбредет в головы кинуться всем разом? Задавят же своей массой.

Ну вот, что называется, накликал.

– Давай спина к спине! – вылез, и себе на облучок.

Приготовил и пистолеты, и шпагу.

– У тебя там еще одного кистеня часом не припасено? – пошутил он невесело.

– Токмо дубина, – ощерился возница. – О, сейчас все скопом пойдут! Держись, барин!

Бах! Бах! – отгрохотали пистолеты. Вжик! Вжик! – запела юркая шпага. Гух! Гух! – забасил кистень. Брызги крови, ошметки мяса летели в разные стороны.

Крупный кобель уставился прямо в глаза поэту. Тяжелый, пристальный и какой-то глумливый взгляд. Точно оценивающий. Стоит ли с тобой вообще связываться? Достойный ли ты противник или так, одно недоразумение, мелкая и надоедливая блошица, которую можно запросто вычесать из шерсти?

Этот обмен взорами с псом, тянувшийся не более мига, показался Баркову долгим, как час. Что-то такое мелькнуло в собачьих глазах. Узнавание? Страх? Ненависть?

Кобель прыгнул вперед.

«Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного, и прими…»

– Готовсь! Одиночными – пли! Да цельтесь исправно, чтоб в людей не попасть!

Глас архангельский?

Бах! Бух! Бах! Бац!

Тяжелая рыжая туша сбила Ивана с ног и придавила к земле. Смрадное дыхание обожгло щеку.

– Не дайте им уйти! – командовал все тот же, показавшийся поэту ангельским пением, звонкий бравый голос. – Уничтожить всех тварей до единой! Господин копиист, вы там целы или как?!

Глава тринадцатая. Тупик

Москва, май 201… г.

Утро следующего дня для Вадима началось с вызова к начальнику.

Серебровский предложил сесть, некоторое время хмуро изучал майора из-за тонированных очков.

– Ну, Савельев, тебе и везет, – наконец высказался шеф. – Два знаменитых покойника за пару недель. Что думаешь делать?

– Полагаю, во втором случае мы имеем дело с самоубийцей, – доложил Вадим.

Он сразу понял, что начальство не в духе.

– Значит, полагаешь писать отказ? Покончил, дескать, Гроссман с собой, закололся ножичком старинным – и все дела? – осклабился Серебровский, поправляя очки.

Уже доложили подробности!

– А вот этого не хочешь? – и генерал сложил из трех пальцев нехитрую комбинацию, подсовывая ее чуть не под нос оторопевшему Вадиму. – Не получится! Ты знаешь, кто были его клиенты? Ну, так вот, на, прочти и забудь!

Он чиркнул на листке несколько слов, пододвинул к майору.

Вадим прочел… и понял, что, действительно, лучше не распространятся на эту тему.

– Так что имей в виду, – листок был смят и брошен в пепельницу. – Дело это на контроле на са-амом верху. Почем ты знаешь, может, через Гроссмана до… клиентов добраться хотели. Мало ли…

– Тогда это не наш профиль… – робко начал майор, но осекся, поймав недовольный взгляд шефа.

– Не умничай! Если что – дело у нас, само собой, заберут. А пока ты мне железно не докажешь, что этот содомит (побывав на Афоне, генерал приобрел склонность к старомодным оборотам речи) себя прирезал из-за неразделенной любви к Шварценеггеру, то будешь рыть носом землю!

Сконфуженный поведением генерала – тот прежде обходился без откровенного хамства, Вадим вернулся к себе и принялся изучать подборку материалов, подготовленную все тем же Кукушкиным.

Фирма, которой заправлял потерпевший, была действительно весьма старой и солидной. Антикварный бизнес семейства Гроссманов начался еще в позапрошлом (м-да!) веке, с прадедушки усопшего – Арона Гроссмана.

Оный был обладателем двух магазинов в Одессе и Санкт-Петербурге, двух особняков и титула купца второй гильдии. Приписка гласила, что поднялся он в основном на золоте, выкапывавшемся тогдашними «черными археологами» из скифских курганов на землях от Тамани до Тавриды. Впрочем, не брезговали и подделками.

Вадим поднял брови в удивлении: Арон Гроссман, основатель дела, был каким-то боком причастен к знаменитой афере с фальшивой короной скифского царя Скилура, два года выставлявшейся не где-нибудь, а в Лувре!

…История началась зимой 1898 года – в конце великого века пара, электричества и дарвинизма и марксизма.

В блистательной Вене, столице двуединой Австро-Венгерской империи, объявился проездом в Париж (в позапрошлом веке по миру можно было ездить без виз) некий негоциант из Одессы, представившийся как Арон Гроссман.

Остановившись в одной из лучших гостиниц, первым делом посетил не биржу, как можно было бы от него ожидать, и не Венскую оперу, а Императорский музей древностей. И не из праздного любопытства. По его словам у него было к директору музея – доктору Бляйхеру – некое конфиденциальное предложение.

Когда Гроссман водрузил на стол директора саквояж из крокодиловой кожи и распахнул его, то герр профессор буквально онемел: внутри оказалась корона-тиара из чистого золота.

Ее украшали выполненные с удивительным мастерством сцены из «Илиады» и «Одиссеи. Вперемешку с ними были картинки из жизни скифов и сарматов – в классическом зверином стиле. Надпись на греческом и скифском гласила, что сие чудо – дар полиса Ольвия царю Скилуру.

На вопрос – откуда взялось это сокровище, Гроссман, не моргнув глазом, объяснил, что невдалеке от Одессы – как раз там где погребены в глубинах курганов руины Ольвии, он недавно прикупил имение. И тамошние «muzjiki», пронюхав о том, что тут поселился антиквар, потянулись к нему, принося украдкой вещицы, найденные в земле или на берегу моря, вымытые волнами. О происхождении вещей они не распространяются – разве что, мол, пошла его «baba» огород перекапывать – а там вот этакое диво…

Так что вещица приобретена законно, и никаких проблем вроде тех, что были у Шлимана, с российскими властями насчет возвращения тиары не будет – слава богу, Россия это цивилизованная страна – а не какая-то там Турция.

Австрийцы, возжелав купить уникальный артефакт, однако, по своей педантичности, все же решили созвать комиссию экспертов, куда пригласили видных австрийских археологов, предъявив им привезенное Гроссманом золото.

Эксперты тщательно сравнили привезенное Гроссманом с аналогичными образцами из коллекций австрийских музеев и каталогов крупнейших мировых музеев. И почти все единодушно подтвердили: перед ними подлинный образчик античного ювелирного искусства редкой сохранности и удивительной красоты.

Завершающим штрихом стало то, что находка оказалась изготовлена из доподлинного античного желто-красного золота, секрет изготовления которого давным-давно утрачен!

Австрийцы пожелали купить сокровище, способное составить конкуренцию знаменитому золоту Трои Шлимана – но увы, Гроссман, заломив нешуточную цену, не соглашался уступить хотя бы грош или пфенниг. Он человек деловой и, уж простите за прямоту, думает не о науке, а о прибыли…