Казначей - Чингиз Абдуллаев

– Я об этом всегда помню, – очень серьезно ответил он.

Она поднялась и пошла в спальню. Он еще немного посидел перед телевизором. Пройдя в ванную комнату, он принял душ, растираясь полотенцем. И, не надевая нижнего белья, вернулся в спальню. Она еще не спала, он чувствовал, что она не спит. Он протянул руку, дотрагиваясь до нее. Она обернулась…

– Это на сегодня обязательная программа? – холодно спросила она.

Он отдернул руку. Затем прошел в ванную, надел майку и трусы. Снова прошел к их большой супружеской кровати. И улегся, укрываясь своим одеялом. Посмотрел на нее. Она не спала, это он знал точно. Но больше он не будет ее трогать. В конце концов, у него есть своя гордость. Он заставил себя закрыть глаза, чтобы погрузиться в сон. Завтра ему предстоит важная встреча. Он еще не знал, насколько важная. И насколько она изменит всю его дальнейшую жизнь…

Глава 16

Рано утром, когда на часах было около семи, он позвонил Хамидуллину и сообщил ему о возможном визите непонятного гостя.

– Его зовут… Он предъявит документы на имя Мактуба Сабирова, – вспомнил Анатолий. – Сегодня утром он придет в наш банк.

– Кто он такой? – уточнил начальник службы безопасности. – Вы его раньше видели?

– Нет, никогда.

– Но хотя бы слышали о нем?

– Нет. Отец никогда не говорил, что был знаком с таким человеком.

– Может, вам лучше вообще не принимать его? – предложил Хамидуллин. – Мы сами проверим его и побеседуем с ним.

– Нет, я хочу сам с ним переговорить, – упрямо ответил Гудниченко.

– Тогда разрешите мне остаться с вами в кабинете?

– Не разрешу. В крайнем случае, справлюсь с ним и сумею продержаться до тех пор, пока ваши ребята добегут в кабинет из приемной. И не забывайте, что я буду вооружен. В кабинете у меня есть оружие.

– Возможно, он тоже об этом знает.

– Вы полагаете? – впервые задумался о такой опасности Анатолий. – Хорошо. Сделаем так. Пистолет оставим, а обойму я спрячу в другом месте. Так будет надежнее.

– Может, мы установим видеокамеру или подключим магнитофон?

– Нет. Это лишнее. Если он сумасшедший маньяк, то я его быстро вычислю и позову ваших сотрудников. А если действительно хочет рассказать мне нечто важное, то для этого не нужно, чтобы этот разговор фиксировался на камеру или на пленку. Вы меня понимаете?

– Вполне. Я сам его проверю. И сам буду ждать вас в приемной. Есть еще какие-нибудь пожелания или приказы?

Полковник был офицером с многолетним стажем и привык к подобным утренним звонкам и беспрекословному подчинению приказам старших по званию. Гудниченко положил трубку и отправился бриться. В девять утра он уже был на своем рабочем месте. В этот день за ним приехала не одна машина с двумя телохранителями, как это обычно бывало, а сразу две. В приемной центрального офиса банка находилось сразу несколько сотрудников службы безопасности. Казалось, все было готово к визиту неизвестного гостя.

Теперь оставалось ждать. Несколько раз Анатолий смотрел на телефон, размышляя, правильно ли он поступает. В конце концов, легко просто снять трубку и позвонить «Бакинскому Другу». Или его представителю в Москве. И на этом все сомнения и страхи могли закончиться. С другой стороны, ему самому было интересно, какую страшную тайну скрывает этот человек, если его так боится даже сам «Бакинский Друг».

Ровно в десять часов утра в здание банка вошел пожилой мужчина лет шестидесяти пяти, среднего роста, седой, с резкими морщинами, пересекавшими лицо. Одет он был достаточно опрятно. Незнакомец предъявил документы на имя Мактуба Сабирова. По распоряжению руководителя службы безопасности ему выписали пропуск и разрешили подняться наверх в сопровождении одного из дежурных. Уже наверху, перед тем как пропустить его в приемную, сразу двое бывших офицеров МВД его тщательно обыскали. Он следил за ними с явным одобрением и пониманием. Сотрудники проверили каждую нитку на его одежде и только затем пропустили в приемную. Здесь его проверили еще раз. В десять часов сорок одну минуту он наконец вошел в кабинет президента банка.

Анатолий увидел этого человека, когда он был еще на первом этаже. Затем увидел его в своей приемной. Мониторы показывали лицо незнакомца. Теперь Гудниченко просто был убежден, что никогда не видел своего гостя. Рахимов вошел в кабинет и замер у порога.

– Здравствуйте, – сказал Анатолий. – Входите, не стойте, если уже проделали такой долгий путь.

– Вы так похожи на своего отца, – пробормотал Рахимов, проходя к столу. Он не стал протягивать руки, и это было к лучшему. Анатолий показал ему на длинный стол для заседаний, где они могли усесться напротив друг друга. Так было лучше и из соображения безопасности. Стол был большой, и незнакомец не сумел бы дотянуться до своего собеседника. Ему пришлось бы огибать стол, потратив на это несколько драгоценных секунд. А за это время из приемной успели бы ворваться телохранители.

– Итак, вы хотели меня видеть, – начал Анатолий, – можете излагать причины, побудившие вас так срочно со мной встретиться.

– Мне нужно было вам многое рассказать, – поднял голову гость, – у меня мало времени. В любую минуту они могут узнать, где я нахожусь, и прийти прямо сюда. Смерти я не боюсь, но мне необходимо многое вам рассказать, обелить доброе имя вашего отца, и поэтому я должен торопиться.

– Начинайте, – несколько иронично разрешил банкир.

– Дело в том, что мы сидели все вместе. Трое молодых ребят. Ваш отец, попавший туда по политической статье. Где-то он сказал, что в Германии хорошие дороги. Где-то сказал, как продумана система ирригации на прусских огородах, насколько там налажен быт. На него написали письмо в соответствующие органы. Самое печальное, что он даже не отпирался, не считая себя виноватым. Мальчик, который в семнадцать лет воевал, был уже мужчиной, но бесхитростным, смелым, честным мужчиной, который не любил лгать, изворачиваться, приспосабливаться. Ему дали десять лет лагерей и отправили на Колыму.

Говоривший явно волновался. Анатолий был спокоен. Он уже слышал этот рассказ или похожую на него историю еще несколько лет назад, когда в его старой квартире появился «Бакинский Друг». Тогда он всерьез опасался за свою жизнь. Сейчас он был известный банкир, сидевший в своем кабинете под охраной вооруженных людей. И уже не боялся этого гостя, который пытался что-то рассказать. Поэтому Анатолий слушал спокойно, чуть презрительно глядя на этого непонятного посетителя.

– Ваш отец прошел через все круги ада. Там, в лагерях, его прессовали как могли. Они несколько раз помещали его к уголовникам, но он вел себя мужественно, хотя те и сломали ему два ребра, избив почти до полусмерти. Затем перевели в наш лагерь. Мне было девятнадцать, нашему третьему, которого сейчас все знают как «Бакинского Друга», восемнадцать. Он сидел за вооруженный грабеж, а я – за воровство стройматериалов. Ему дали восемь лет, мне – шесть. И мы оказались вместе с твоим отцом.

Рахимов тяжело вздохнул, вспоминая свою молодость.

– По ночам нас часто будили. Проверяли заключенных. В это время в лагерях шла война между теми, кто готов был сотрудничать с лагерной администрацией, и теми, кто категорически отказывался от подобной «чести». Мы, разумеется, отказывались. Нас за это всячески унижали, били, мучили. Однажды «Бакинский Друг» попытался протестовать, и его чуть не убили. Твой отец вступился за него и получил нож в спину. Его тогда едва спасли. Во второй раз отец получил удар в живот, когда началась общая драка и один барак пошел на другой. Там нельзя было выжить. Но мы, три молодых парня, держались друг за друга и каким-то чудом смогли выстоять. Теперь понимаю, что это было настоящее чудо. Так продолжалось почти два года. Потом нас разлучили, когда в результате большой драки погибло сразу четырнадцать человек. Больше мы с лагерях с твоим отцом не виделись. Я вернулся домой, в Самарканд. Устроился на работу водителем в автоколонну. Честно проработал четыре года. Но, видимо, на судьбе моей была написана такая доля воровская. Через четыре года на моей машине наш снабженец вывез «левый» сахар. Его, конечно, арестовали, осудили, дали шесть лет. Заодно посадили и меня, дав три года за пособничество. А я понятия не имел об этом сахаре. Но кто мог тогда выслушать бывшего зэка? Когда я вернулся снова в Самарканд, мне было уже под тридцать. Никто не хотел брать на работу бывшего заключенного. Я долго пытался устроиться, изменить свою жизнь. Но так ничего и не получилось. А может, я и не пытался. Может, мне только казалось, что я хочу изменить свою жизнь. На самом деле у меня ничего не выходило…

Рахимов прервался на мгновение, потом продолжил:

– В шестьдесят шестом я был уже известным вором. Мы специализировались на домах колхозников, когда те уходили на сбор хлопка. Тогда хлопок собирали всей семьей, в поле выходили взрослые, старики, женщины, дети. Дома оставались пустыми, и мы этим ловко пользовались. Долго так продолжаться не могло. Вскоре нас снова взяли, и я, как рецидивист, получил десятку. В лагерях я уже был известным человеком, почти криминальным авторитетом. Теперь меня уважали и боялись. В семьдесят четвертом мы встретились с «Бакинским Другом». Впервые за двадцать с лишним лет. Он уже был коронован «вором в законе». И надо сказать, что тогда он мне очень помог, ведь на самом деле в лагерях и колониях власть администрации – это очень условное понятие. Все зависит от местного авторитета, который в данный момент находится в этом лагере. От его слов и от его решений. Он может сделать твою жизнь сносной, а может превратить ее в ад. Сам понимашь, что все остальные заключенные будут выполнять его пожелания и приказы. Он может опустить тебя так, что ты превратишься в бесправное существо и не сможешь никогда даже обедать рядом с остальными. Затем я снова вернулся в свой родной Самарканд. Мне было уже много лет, и меня решили сделать «смотрящим». Это такой ответственный куратор по целой зоне. Я неплохо справлялся со своими обязанностями, мне было уже незачем самому грабить или воровать. Я думал, что так и умру в своей постели. Но в восемьдесят пятом мне позвонил «Бакинский Друг». Он приказал срочно прибыть в Баку. Наш местный авторитет подтвердил мне этот приказ, и я уехал в Баку. Там я узнал поразительную весть – оказывается, твой отец уже пять лет был одним из наших казначеев. Я был потрясен, не верил своим ушам. С другой стороны, я хорошо помнил наши разговоры, наши споры. «Бакинский Друг» предложил мне стать на какое-то время курьером казначея. Нужно было доставлять твоему отцу деньги, которые мне должны были выдавать. Деньги мне давали повсюду, от Риги до Бухары. Новые пачки стодолларовых купюр. За владение каждой бумажкой полагалось суровое наказание, ведь это было в советское время, когда существовала уголовная статья за валютные преступления. Деньги я отвозил твоему отцу…