Ев – гений О! Не – гин - Михаил Семенович Казиник

Прочитайте строфу целиком и поймете, о чем я. И почувствуете не просто описание поздней осени, но и серьезную депрессию человека, лишенного элементарных прав и свобод.

Этюд второй

Об одном эпизодическом герое

Удивительный роман. О родителях главных героев или немного, или полное молчание. А о таких эпизодических участниках, как няня или Зарецкий, порой бесконечно много. Зарецкий, который появляется в романе в качестве секунданта на дуэли, удостоился целых пяти строф:

Вперед, вперед, моя исторья!

Лицо нас новое зовет.

В пяти верстах от Красногорья,

Деревни Ленского, живет

И здравствует еще доныне

В философической пустыне

Зарецкий, некогда буян,

Картежной шайки атаман,

Глава повес, трибун трактирный,

Теперь же добрый и простой

Отец семейства холостой,

Надежный друг, помещик мирный

И даже честный человек:

Так исправляется наш век!

Бывало, льстивый голос света

В нем злую храбрость выхвалял:

Он, правда, в туз из пистолета

В пяти саженях попадал,

И то сказать, что и в сраженье

Раз в настоящем упоенье

Он отличился, смело в грязь

С коня калмыцкого свалясь,

Как зюзя пьяный, и французам

Достался в плен: драгой залог!

Новейший Регул, чести бог,

Готовый вновь предаться узам,

Чтоб каждым утром у Вери

В долг осушать бутылки три.

Бывало, он трунил забавно,

Умел морочить дурака

И умного дурачить славно,

Иль явно, иль исподтишка,

Хоть и ему иные штуки

Не проходили без науки,

Хоть иногда и сам впросак

Он попадался, как простак.

Умел он весело поспорить,

Остро и тупо отвечать,

Порой расчетливо смолчать,

Порой расчетливо повздорить,

Друзей поссорить молодых

И на барьер поставить их,

Иль помириться их заставить

Дабы позавтракать втроем,

И после тайно обесславить

Веселой шуткою, враньем.

Sed alia tempora! Удалость

(Как сон любви, другая шалость)

Проходит с юностью живой.

Как я сказал, Зарецкий мой,

Под сень черемух и акаций

От бурь укрывшись наконец,

Живет, как истинный мудрец,

Капусту садит, как Гораций,

Разводит уток и гусей

И учит азбуке детей.

Он был не глуп; и мой Евгений,

Не уважая сердца в нем,

Любил и дух его суждений,

И здравый толк о том о сем.

Он с удовольствием, бывало,

Видался с ним, и так нимало

Поутру не был удивлен,

Когда его увидел он.

Тот после первого привета,

Прервав начатый разговор,

Онегину, осклабя взор,

Вручил записку от поэта.

К окну Онегин подошел

И про себя ее прочел.

И далее…

То был приятный, благородный,

Короткий вызов, иль картель:

Учтиво, с ясностью холодной

Звал друга Ленский на дуэль.

Онегин с первого движенья,

К послу такого порученья

Оборотясь, без лишних слов

Сказал, что он всегда готов.

Зарецкий встал без объяснений;

Остаться доле не хотел,

Имея дома много дел,

И тотчас вышел; но Евгений

Наедине с своей душой

Был недоволен сам собой.

И вот, наконец, место эпизода в романе! Он, Зарецкий, представитель неписаного кодекса, его участие определило тот факт, что Онегин не отказался от дуэли. По крайней мере, объяснение Онегина логически выглядит так:

К тому ж – он мыслит – в это дело

Вмешался старый дуэлист;

Он зол, он сплетник, он речист…

Конечно, быть должно презренье

Ценой его забавных слов,

Но шепот, хохотня глупцов…»

И вот общественное мненье!

Пружина чести, наш кумир!

И вот на чем вертится мир!

Зарецкому Пушкин уделяет столько внимания, во-первых, потому, что его существование в романе объясняет причину СОСТОЯВШЕЙСЯ дуэли больше, чем поведение ее участников – Онегина и Ленского. Дуэль между друзьями не должна была состояться, если бы не Зарецкий! Опять зловещая тень страны, которая главный герой романа. И ее, страны, герои попадают в те обстоятельства, которые диктуются со стороны, свыше. Всей системой света, нравов и заблуждений.

Во-вторых, Зарецкий более историчен, чем главные герои. Он не из «Германии туманной», не из патриархально-провинциальной семьи, не питерский денди.

Он плоть от плоти и кровь от крови российской истории. И также символ общественного мнения. Вот вам и эпизод!!!

Этюд третий

Дуэльный

Ясно, кто и что заставило Онегина не отменить дуэль. Существование Зарецкого.

Но почему Ленский не отказывается от дуэли с другом? Ведь он приехал к своей Ольге за день перед дуэлью и увидел, что Ольга его любит, что не придала никакого значения событию на именинах. И теперь Ленский: «он весел, он почти здоров». Вот это пушкинское «почти здоров» предельно глубоко и примечательно-остроумно. Почему? Читаем:

Он мыслит: «Буду ей спаситель.

Не потерплю, чтоб развратитель

Огнем и вздохов и похвал

Младое сердце искушал;

Чтоб червь презренный, ядовитый

Точил лилеи стебелек;

Чтобы двухутренний цветок

Увял еще полураскрытый».

Все это значило, друзья:

С приятелем стреляюсь я.

Восемь строчек – опять больная поэзия Ленского, а две последние возвращают нас к Ленскому, который совсем недавно, выпивая «еще полстакана» дома у Онегина, рассказывает: «ах, что за плечи» у Ольги, «что за грудь». Так все же «лилеи стебелек» или развитая, чувственная девушка, все прелести которой видит и ценит Ленский?

Эти и многие другие пушкинские тонкости можно изучать и замечать всю жизнь.

И, конечно, описание смерти Ленского в четырех ипостасях.

Первая ипостась. Авторское описание, романтическое.

Пробили

Часы урочные: поэт

Роняет молча пистолет,

На грудь кладет тихонько руку

И падает. Туманный взор

Изображает смерть, не муку.

Так медленно по скату гор,

На солнце искрами блистая,

Спадает глыба снеговая.

Вторая ипостась. Как Ленский описал бы свою смерть в собственных стихах, ироническая.

Дохнула буря, цвет прекрасный

Увял на утренней заре,

Потух огонь на алтаре!..

Третья