Великие мужчины XX века - Серафима Чеботарь

Юл Бриннер и Фрэнк Синатра на гольф-поле, 1970-е гг.

Теперь он с Жаклин, Миа и Мелоди переселился в Нью-Йорк, арендовав дом, где прежде жил Генри Фонда. «Король и я» шел восемь раз в неделю, спектакль длился три часа, и все держалось на нем, а он был полон энергии и сил, человек невероятной собранности и выдержки. Вневозрастная победительность не угасала, он все еще был привлекателен и неотразим. Жил широко и роскошно: замок в Нормандии, дом в Нью-Йорке, лимузины, дорогие рестораны, загородные прогулки, коллекции картин, скульптур и фарфора, казалось, он добился всего, чего хотел. Он был героем приемов, празднеств, автомобильных гонок, с не меньшим азартом заводил короткие романы и был окружен сборищем людей славных, равнодушных, неискренних, благожелательных – словом, тех, кого он называл «мои друзья».

Теперь он одевался во все черное, это стал его любимый цвет, он вообще любил одеваться, во все поездки брал с собой по восемьдесят пар брюк. Выдерживать его характер могла лишь Жаклин. Они прожили вместе четырнадцать лет, она не всегда ездила с ним на гастроли, не любила Лондона, и в Лондоне он бывал один.

Там он подружился с членами королевского дома – его всегда тянуло к королям. Испанский король Хуан-Карлос и король Иордании Хусейн были его друзьями, он сам ощущал себя королем и обожал монархию, считая ее лучшей формой государственного правления. В Англии после возобновления «Король и я» вновь вспыхнула на него мода. Скупость в проявлении чувств импонировала англичанам. С Жаклин ему было проще, чем с другими женами, она была меланхоличным человеком, привыкла к его невниманию. На ней он не срывал свою злобу и по отношению к ней не был агрессивен, хотя что-то «дикое» всегда было в нем. Это и помешало ему разгадать загадку Жаклин, которая интриговала его с первого дня знакомства.

Последние годы его жизни прошли под знаком мюзикла «Король и я». В пять часов он обедал, уезжал в театр в сопровождении телохранителей, два часа гримировался и в половине девятого шел на сцену. Этот ритм стал привычен, он переезжал из города в город, стараясь не замечать тех физических мук, которые испытывал от болей в ногах и позвоночнике. Его горделивая надменность исчезала, лишь когда он стоял на сцене. Мерилом жизни был успех, он имел его и любил его. Сохранились фотографии: зал приветствует его стоячей овацией, на лице его блаженство.

«Миф Бриннера» – это история, его судьба – скорее символ человека, достигающего цели, не знающего метаний в искусстве, которое занимало его гораздо меньше, чем собственный успех. За его экранной и сценической маской легко угадать подлинное лицо: холодное, со скрытыми страстями. Наглухо застегнутый человек, властно глядящий в лицо собеседнику. Его герои в кино иногда наводили ужас и страх, реже – возмущали, но всегда притягивали к себе.

В апреле 1983 года он женился в четвертый раз на танцовщице, ей было двадцать шесть лет. На свадьбе из друзей присутствовал только Митч Ли, с ним Юл Бриннер объединил свои капиталы для создания фирмы. В день 4000-го представления мюзикла «Король и я» он узнал, что у него рак.

Жить оставалось недолго. В Париже он еще раз встретился с дочерьми Миа, Мелоди и Викторией, был с ними нежен, вспомнил о первой жене, Вирджинии Джилмер, но не решился встретиться с ней, она умерла через полгода после его смерти. Вызвал к себе Ирину Бриннер, двоюродную сестру, и не отпускал от себя. Понимая, что скоро конец, он разговаривал теперь только по-русски, требовал русских блюд, хотя есть уже почти не мог.

Как пишет его сын, он все время оглядывался назад. Чувства вины ни перед кем у него не было, он считал, что проблемы «правых и виноватых» вообще не существует. Бриннер понимал, что мечта стать «звездой» осуществилась, но художником он не стал. Исключительную жизнь ему помогли прожить природные мужская красота, притягательность, голос и врожденное чувство ритма. Разрушение самого себя он начал давно: способствовали нетерпимость и редкий, невиданный эгоцентризм.

Умирая на руках Ирины Бриннер, он ни на секунду не задумался обеспечить ее будущее; имея четверых детей, он ни на минуту не подумал об устройстве их жизни. Всегда был сосредоточен только на себе. Америка приучила его думать о делах, раздвоенность не присуща стране, где он прожил жизнь. Но по рождению он был русским человеком, и это сказывалось, когда он тосковал и чувствовал свою несостоятельность.

В кино остались найденные им маски, знакомые нам по «Великолепной семерке», на сцене – роль Короля в мюзикле «Король и я», и за кадром – мотив разлада с собой, осознанный тогда, когда жизнь уже едва теплилась в нем. Но американцы любят вспоминать Юла Бриннера и его мужественных, сильных героев, этих неулыбчивых конформистов, чья «суперменистость» заслоняла порой их художественную ценность.

Сцена

Фрэнк Синатра

Мистер Голос

Он был уникален. Таких никогда не было и больше уже не будет. Суперзвезда, обладавшая талантом, завоевавшим ему известность, и властью, пришедшей с известностью. Он был певцом, актером, шоуменом, политиком, секс-символом – да что говорить, он просто был Фрэнком Синатрой. Его называли Мистером Голубые глаза, Патриархом, Итальянским королем Америки и, наконец, просто – Голос. Голос, певший нескольким поколениям американцев, которые никогда не перестанут его слушать…

Хотя его судьба была уникальной, начало ее было весьма банальным. Единственный сын итальянских эмигрантов, которых их родители еще детьми привезли на новую «землю обетованную», Синатра появился на свет в городке Хобокен в штате Нью-Джерси: не такая уж глухая провинция, всего-то через Гудзон от великого Нью-Йорка, но тем обиднее было жить вечно на другом берегу. Отец Фрэнка Энтони Мартин Синатра, уроженец Сицилии, в молодости работал сапожником, но основные деньги зарабатывал на ринге, где выступал под именем Марти О’Брайена (итальянцев на профессиональные бои пускали с большой неохотой). Впрочем, боксером Тони Синатра был весьма посредственным, и к тому же не умел ни читать, ни писать и страдал астмой. Несмотря на все это ему удалось очаровать одну из самых красивых и умных девушек округи – Натали Деллу Гаравенту по прозвищу Долли, то есть «куколка». В день святого Валентина 1914 года влюбленные тайно обвенчались в Джерси-Сити, поскольку родители Долли были категорически против союза их дочери с неграмотным боксером. Единственный сын Тони и Долли Синатры, названный Фрэнсис Альберт, родился 12 декабря 1915 года. Говорят, ребенок был таким крупным, что пришлось накладывать щипцы, оставившие на личике мальчика заметный след. Позже Фрэнк будет называть этот шрам «поцелуем Бога».