Йарахонг. Город и тьма - Наталья Гунина

от предложенной ему комнаты. Он поел хлеба с сыром, уютно умостился в мягком кресле, и его стало неудержимо клонить в сон. Но после отказа просить о комнате было совершенно немыслимо. Он запустил руку в волосы, взлохмачивая их. Потряс головой. Встал и попрыгал на месте, чтобы взбодриться. Помогало слабо.

Юржин поднял взгляд. Два жреца ветра встали и, похоже, собирались обходить храм. На голове одного из них синела тугая повязка, поверх уха запятнанная темным. Волосы второго, смуглого, были заплетены во множество тонких косиц темно-рыжего цвета, похожего на ржавчину. Не долго думая, Юржин пошел следом. Жрецы покосились на него, но ничего не сказали.

Воздух в алтарном зале беспрестанно кружился, гулял под высоким потолком. Беззвучно мерцали стеклянные лампадки, пахнущие теплом и разогретым маслом. Под стрельчатыми арками покачивались, еле слышно звеня, невесомые подвески. Оконные проемы этого зала были свободны от стекла, поэтому не пострадали от взрыва. Пол трапезной же до сих пор усыпали осколки, кое-где темнели брызги крови. Осколки блестели в свете переносного фонаря и гадко хрустели под ногами. Юржин поежился, то ли от их хруста, то ли от резкого сквозняка.

В других комнатах тоже было спокойно. Никто не шумел и не пытался проникнуть внутрь. Никто не покушался на жизни людей. Ветер носился по коридорам, то обгоняя идущих, то разворачиваясь и дуя им в лица.

Юржин озяб. Сон окончательно слетел, и ему стало тоскливо среди этих незнакомых людей в чужом недобром городе. Дядя Линкей, должно быть, спокойно спал на постоялом дворе, радуясь, что избавился от надоедливой обузы. А мать в далеком родном городе и вовсе не знала, что произошло с сыном. Так ему, Юржину, и надо. Слишком глупый, чересчур легкомысленный и совершенно бесполезный. Об этом ему говорили и дядя, и мать. А он еще пытался спорить и что-то доказывать. Бессмысленно. Теперь еще и люди пострадали из-за его глупости. Перед глазами встало обожженное лицо толстяка, Юржин зажмурился и потряс головой. Думать об этом было невыносимо. Неудивительно, что никто не хочет возиться с таким бестолковым оболтусом. Даже Игнасий из храма истины, и тот его бросил, хотя обещал довести до места.

Похоже, Юржину стоило признать, что он безнадежно потерялся, и теперь навеки останется в лабиринте Йарахонга. Вступит в какой-нибудь из храмов… или нет, кому он там сдался? Вместо этого он так и будет бесцельно бродить по городу, заблуждаясь все сильнее и сильнее, до тех пор, пока не превратится в призрака, и тогда…

Жрецы, за которыми следовал Юржин, обошли храм кругом и вышли на улицу. Кудрявая Ола все еще стояла там, у главных ворот.

— Не видать целителей? — спросил один из спутников, с ржавыми косицами.

— Не видать, — вздохнула она и добавила раздраженно, — вообще не торопятся. Плевать им на жизнь нашего главы и на нас вместе с ним.

— Может, с ними что-то случилось?

— Не мели ерунды. Что могло произойти? Они же пользуются всеобщим уважением, — она поджала губы, — и как по мне, совершенно незаслуженно.

Ее собеседник неопределенно повел плечами.

Откуда-то на них налетел порыв холодного ветра. Взметнул одежды и волосы, закружил, поднимая пыль, вокруг Олы. Ее взгляд на мгновение застыл: она слушала весть, которую он принес. Рот Олы округлился, испуганно-удивленно выгнулись брови.

— Как, — пробормотала она, — может…

Ола вслушивалась в весть так долго, как будто она была очень длинной или повторялась по кругу, раз за разом. Потом вымученно улыбнулась.

— Тут оборвано, — извиняющимся тоном проговорила она, — наверное, он хотел сказать вовсе не это.

— Что там? Сделай вслух, — оба жреца Инаша подобрались, как перед прыжком в воду.

Ола приставила ко рту ладони, сложенные лодочкой, и дунула в них. Пыльный вихорек замер и вскрикнул срывающимся голосом:

— Нам конец. Джассан мёртв. Мы не спра…

— Он же хотел сказать вовсе не это, да? — голос Олы дрожал. — Юнцы любят дурацкие шутки. Там же Джассан, и Стор, и Тана. Не могли же они… Не могли же они все…

— Таким не шутят, — оборвал ее ржавый, — идем внутрь, повторишь вслух перед всеми.

Ола всплеснула руками и осела на мостовую, как будто ноги внезапно перестали ее держать. Вихорëк с посланием так и продолжал виться вокруг. Двое жрецов ухватили Олу подмышками и попытались поднять, но её колени подгибались. Так, полуволоком, её и занесли в двери.

Ола слабо отбивалась:

— Оставьте меня, я дождусь целителей. Как же они… А я…

Юржин плелся позади. Через несколько шагов Ола все же совладала с собой и на своих ногах зашла в зал. Маленький вихрь следовал за ней, как щенок. Бездумно, как бы не вполне понимая, что делает, Ола поднесла ко рту ладони лодочкой, дунула, и по комнате разнесся юношески-высокий голос, твердящий о беде. Воздух заполнился потрясенным молчанием, таким плотным, что стало трудно дышать. Кто-то всхлипнул. Ола растерянно постояла еще немного и упала в подставленное сзади кресло.

Ее падение стало сигналом к началу спора.

— Мы должны послать группу к центру. И немедленно!

— Ты забыл, сколько у нас раненых? Кого ты пошлешь?

— Если уж Джассан не смог, кто справится? Запремся и переждем.

— Ага, пусть они взорвут всех нас. Мы все равно не сможем оцепить храм целиком.

— Замкнем кольцом ветра, и никто не подойдет. Инаш-заступник не даст нам погибнуть.

— Ты про Главу забыл? Он еле дышит. Умрет, и связь разорвется. Мы должны подготовить всё для клятвы нового главы, а то останемся бессильны.

— Даже не думай. Он жив! Он и тебя переживет!

— Нам надо просить о помощи.

— Нет, сперва отправим кого-нибудь к центру, самого умного и скрытного. Пусть узнает, что там, а дальше решим.

— Это тебя, что ли? А сгинешь, и что дальше?

— Но разве нельзя так же послать ветер? Чтобы послушал? Вдруг тут какая-то ошибка? — не выдержал Юржин.

Жрец с ржавыми косицами хмыкнул:

— Что я, по-твоему, сделал сразу, как только пришло послание? Именно. Да только ветер вернулся ни с чем. Некому ответить. Либо они без сознания, либо мертвы.

— Я не знал, — Юржин покраснел и потупился, — простите меня за дерзость.

Ему захотелось провалиться сквозь землю. С чего это он решил, будто понимает, что делать, лучше них?

— Ты и не должен был знать, мальчик. Ты не принадлежишь Инашу-ветру и не обучен, — снисходительно заметил жрец.

И спор разгорелся снова. Юржин слушал молча и думал, мог ли Игнасий знать заранее, что случится на главной площади? По всему выходило, что мог. Иначе зачем бы он поменял своё мнение и велел Юржину остаться здесь? Но почему тогда он