Могу я тебе кое что рассказать? - Холли Джун Смит

спрашиваю я, надеясь, что у Райана есть планы, которые в какой-то момент избавят нас от него.

— Этим утром она со своей семьей. Мы, вероятно, встретимся с ней попозже, на параде.

— На параде?

— Ты не рассказал ему о параде? — Ханна ахает.

— Подумал, это будет восхитительный сюрприз, — смеется он. Я перевожу взгляд с одного на другого, сбитый с толку тем, какие события вот-вот развернутся. — Поверь мне, братан, это лучше, чем Голливуд.

Воздух здесь душный, горячий, как и должно быть в сауне, но в то же время насыщенный напряжением и потребностью. Я чувствую, как пот стекает по моей спине и груди, и я делаю медленные, глубокие вдохи, преодолевая сопротивление, чтобы свалить.

— Ладно, я закончил, — говорит Райан, вытирая лоб тыльной стороной ладони. — Выходите?

— Я мог бы посидеть еще немного, — второпях отвечаю я.

— Пока все хорошо, — соглашается Ханна.

Блядь, да.

И еще, черт возьми, нет. Как будто единственный момент, когда я могу заполучить ее к себе, это в раскаленном шкафу под лестницей.

Капли пота стекают по ее груди. Я провожаю их взглядом и жду минуту, пока Райан уйдет, прежде чем нарушить тишину:

— Твое бикини сводит меня с ума.

— Я подумала, что тебе может понравиться, — ее глаза встречаются с моими, когда она выпячивает грудь и откидывается назад, упираясь ладонями в дерево.

— Ты надела его, чтобы помучить меня?

— Возможно, — пожимает она плечами.

— Считай, что я по-настоящему измучен.

— Покажи мне свой член.

— Ханна Ричмонд. Ты, чертова непослушная девчонка, — я опускаю пояс своих шорт, открывая ей себя, теперь уже полностью возбужденного.

Ханна спрыгивает с верхней скамейки, усаживается напротив меня, затем наклоняется вперед, чтобы лизнуть его от основания до кончика, впитывая влагу.

— Вкуснятина, — говорит она, откидываясь назад и облизывая губы.

Вот тебе и застенчивость.

Я бросаю взгляд на дверь, неудобную панель из темного стекла, которая не дает нам столько уединения, сколько мне хотелось бы.

— Покажи мне свою киску.

Она поднимает ноги, кладет их на скамью, раздвигает их и отводит тонкий лоскуток материала в сторону. Другой рукой она стягивает треугольник своего бикини вниз, обнажая твердый розовый бутон, который так и просится ко мне в рот. Какое, блядь, зрелище.

— Засунь туда пальчик, — шепчу я, и угли в сауне шипят, когда она выполняет мои приказы.

— О боже, я так возбуждена, — стонет она, приподнимая бедра со скамейки и опираясь на руку. Я мог бы часами наблюдать, как она это делает — приватное шоу только для меня. Прошло бы совсем немного времени, и она стала бы умолять меня прикоснуться к ней, но я бы так легко не сдался. И ей я бы тоже не позволил кончить, просто заставлял бы держаться на грани, пока она не превратилась бы в извивающееся мокрое месиво.

— Дай мне попробовать тебя.

Ее глаза расширяются, и она опускает ноги и наклоняется ко мне. Она протягивает руку, и я открываю рот, чтобы пососать ее пальцы, но она держится на расстоянии, как будто знает, что подходить слишком близко — опасная игра со мной.

Я делаю выпад вперед, сжимая в кулаке край ее трусиков бикини, чтобы усадить ее к себе на колени. Прижимая мой член к себе, она слегка потирает его, делая меня скользким от ее влаги. Ее голова опускается мне на плечо, и я готов пробить стену, когда она слизывает пот, впивается зубами в мою кожу и стонет.

— Ты не можешь трахнуть меня здесь, — скулит она, такая драгоценная и нуждающаяся, сильнее прижимаясь ко мне. — Как бы мне этого ни хотелось, нас, вероятно, поймают. И, возможно, мы умрем от теплового удара.

— Ты сможешь прокрасться со мной в душ наверху?

Она прикусывает губу, пока обдумывает это:

— Не думаю. Что, если мама или папа позовут меня помочь с чем-нибудь? Это слишком рискованно.

— Ладно, я не могу жить с таким болезненным стояком, так что вот что мы собираемся сделать. Я буду в душе и буду думать о тебе, пока разберусь с этим, — я приподнимаюсь и заставляю ее взвизгнуть. — Иди в свою комнату и позаботься о себе, но обещай, что будешь притворяться, что твои пальцы — мои.

— Обещаю, — говорит она, двигаясь, чтобы слезть с моих колен.

— Подожди, — я притягиваю ее назад, кладу руку ей на затылок, приближая ее идеальный рот к своему для поцелуя, который длится недостаточно долго.

Мак’и’Наслаждение

Встреча с бывшей

Конечно, я помню все, что тебе нравится. Как я мог забыть?

Я знаю тебя. Я, блядь, тебя знаю.

Позволь мне позаботиться о тебе.

Вот так, детка. Отпусти себя.

Мне насрать, кто услышит, как ты кончаешь с моим именем на устах.

(Тяжело дышит и постанывает)

Почему мы вообще перестали этим заниматься?

Глава 26

Кэмерон

Когда солнце садится, мы укутываемся в шапки, шарфы и куртки для ежегодного выхода в деревню. Высоко между зданиями висят гирлянды огней, повсюду, куда ни глянь, мерцают украшения в виде снежинок, колокольчиков и свечей.

Во многих домах в палисадниках есть вертепы (прим. воспроизведение сцены Рождества), и, хотя все они похожи, Шерил заставляет нас останавливаться, чтобы полюбоваться каждой из них. В некотором роде приятно не торопиться.

Витрины магазинов в деревне тоже освещены, в каждой из которых установлены разные экспозиции. Лицо Ханны светится, когда она ведет меня от витрины к витрине, указывая на вещи, которые она любила с детства. Улицы закрыты для движения, по обеим сторонам стоят киоски, торгующие свежими блинчиками, горячим шоколадом и глинтвейном. Я чувствую себя так, словно нахожусь в рождественском фильме.

— Marrons Chauds! Marrons Chauds! (прим. французский [Маррон шодс!] — Теплые каштаны!) — кричит мужчина в охотничьей шапке на флисовой подкладке, и Ханна берет меня под руку, чтобы подвести к нему.

— Боже, спасибо, — говорит она, вытаскивая из кармана купюру. Она обменивает ее на две чашки с подозрительно выглядящими коричневыми комочками.

— Что ты собираешься заставить меня съесть? — спрашиваю я, как только мы оказываемся вне пределов слышимости.

— Жареные каштаны, — улыбается она, отправляя один в рот.

— Как в песне? Я и не думал, что они реально существуют.

— Ага. Существуют, и гораздо вкуснее, чем кажутся, — я верю ей на слово, но приятно удивляюсь, когда пробую один из них. Маслянистый и сладкий, с легким привкусом розмарина и соли.

Мы передаем их по кругу, следуя за ее родителями вниз к деревенской площади, мимо заснеженных склонов, окружающих базовую станцию, освещенных розовым и золотым светом. Из динамиков гремит рождественская музыка, когда родители втаскивают детей