Поворот - Квинтус Номен

совсем грустно, хотя на первый взгляд ситуация выглядела не особо и плохо. Урожай собрали терпимый, в «закрома Родины» одного зерна засыпали свыше двенадцати миллионов тонн — и это только по части «запасов длительного хранения». Вот только большая часть этого запаса была создана силами все еще не демобилизованной армии, а с началом демобилизации оказалось, что почти девяносто процентов солдатиков оставаться в обустроенных сельских поселениях на «удельной» земле категорически не желают — так что перспективы следующего года выглядели совершенно не радужно. А семь миллионов тонн «товарного зерна» были закуплены казной у товариществ по совместной обработке земли (коих набралось еще во время войны почти двенадцать тысяч) — но и товарищества эти почему-то быстро сокращались и в числе, и в количестве «товарищей». Просто потому сокращались, что в войну на селе мужиков не хватало и люди старались хоть как-то выжить — а теперь с мужиками стало полегче, и большая часть возвращающихся в родные села солдат стремилась хозяйство вести уже «самостоятельно». Вот только «самостоятельные» на всю страну товарного зерна дали даже меньше одного миллиона тонн, то есть в среднем по четыре центнера на «хозяйство».

Причем — Наталия это отдельно посчитала — девяносто процентов этого зерна шла по продажам «разовым»: казенные заводы мужикам продавали мелкие сельхозорудия вроде лопат, плугов и прочего железа только при оплате «продуктом». А мужики рассчитывали «быстренько восстановить порушенное за войну хозяйство» и дальше уже «жить своим умом», явно рассчитывая в дальнейшем зарабатывать, продавая выращенное на рынках. Это, с одной стороны, доказывало «отсутствие ума» у «среднего мужика», но с другой стороны гарантировало, что в следующем году закупки зерна у них государством даже миллиона тонн не обеспечат.

— И какие будут предложения? — грустно поинтересовался Андрей, изложив картину на очередном собрании попаданцев. — Мы, конечно, закон о всеобщей воинской обязанности приняли и солдатиков в государственные хозяйства направить сумеем, но мне почему-то кажется, что такой подход популярности в народе не сыщет. Госхозы крестьянину-единоличнику рынок обрушат, и мужик уже в следующем году приготовится бунтовать, а поголовная служба в армии тоже нам популярности не добавит.

— Пока у нас есть популярность в армии, это не особенно и страшно, — усмехнулась Еля, — тем более что выборы прошли и ты победил, так что пять лет у нас на исправление ситуации есть.

— Ну, допустим, пять лет мы продержимся, а дальше что? Те же британцы нас с какашками сожрать готовы.

— Есть простое решение проблемы, — с тем же ехидством ответила ненка, — англичанам нужно отдавать на съедение только какашки: если поднатужиться, то дерьма мы им выдадим много.

— А я, между прочим, серьезно!

— А я — тоже. Пока мы им дерьма можем обеспечить достаточно — в качестве компенсации того, что они нам готовят, а мы тем временем займемся тем, что делать все же умеем.

— И что мы умеем? Ну, кроме талантов Леночки…

— Мы умеем людей приспосабливать к делу. Причем иногда даже на уровне чуда приспосабливаем: вон, Маша Штюрмера буквально с того света пару раз в неделю вытаскивает, но работать заставляет — а если это и не некромантия, то что-то к ней очень близкое.

— Я уже почти доделала аппарат для гемодиализа…

— Маша, это я только для примера сказала, причем не примера твоей героической работы, а наоборот, примера использования местных кадров. А мы ведь почти все потенциальные кадры буквально в лицо знаем.

— Это кого? Ну, министров можешь опустить…

— Вы, ребята, слишком долго просидели в тепле и уюте, расслабились, о народе думаете как об очередном ресурсе. А народ — он не ресурс, а цель нашей работы. Ну а раз мы с народом работать так и не научились, заставим этой работой заняться тех, кто один раз уже эту работу провел. Ведь даже среди большевиков было немало людей достойных…

— Винтер с Кржижановским электростанции строят, Графтио тоже…

— Это технари, а нам нужны те, кто с людьми работать умеет. То есть технари тоже нужны, но как показывает наш личный опыт, от технарей польза ограниченная. Мы можем решить проблемы технические, но вот как донести до людей, что проблемы мы эти решаем, чтобы им жилось лучше… при условии, что люди сами лучше жить не хотят…

— Они хотят, просто они для этого ничего делать не желают.

— Вот поэтому нам и нужны те, кто людей не принудит, а сагитирует усердно поработать для всеобщего и личного блага.

— Конкретные кандидатуры есть?

— Есть, но тебе они не понравятся.

— Надеюсь, мне на них жениться не придется, так что давай, привлекай граждан к работе. А не справятся, то выгнать их всегда успеем.

— Если успеем. В смысле, если их раньше не сожрут те, кому наша работа поперек горла стоит. Те же британцы активно наши нацменьшинства на бунты подбивают…

— Еля, ты у нас кто?

— Ненка, а что?

— Ты у нас работница секретариата правительства, и правительство тебе поручает вот этим всем и заняться. Ты же у нас сама — нацменьшинство, тебе и карты в руки.

— Юмсун тоже нацменьшинство… впрочем, ладно: Юмсун сильно другими делами занята. Но ты мне все это официально поручи, указ в газете опубликуй…

— Договорились, вот только знаешь что? А давай тебя назначим министром по делам национальностей.

— А русские пусть…

— А русские — это тоже национальность. Так что иди, трудись!

— Уже бегу. А с продовольствием-то что делать будем?

С продовольствием картина выглядела более чем понятно: один трактор обеспечивал примерно триста тонн товарного зерна. То есть один проработавший без поломок всю посевную и всю уборочную страду трактор обеспечивал. А с царских времен в стране осталось порядка четырех тысяч тракторов, новеньких заводы успели порядка двенадцати тысяч изготовить — и вот эти машины дали возможность заложить в «закрома Родины» почти пять миллионов тонн хлеба. А прочие запасы (ну и вся «расходная часть») обеспечивалась лошадками и волами — а с ними «арифметика» выглядела более чем странно. В среднем «условная лошадь» обеспечивала выращивание примерно трех тонн зерна, но товарная составляющая не превышала двух с половиной центнеров, все прочее мужики «сами съедали». Хотя и тут был довольно сильный разброс, и разброс был не по «климатическим зонам», а по «типу хозяйства»: у единоличника «товарная составляющая» стремилась к нулю, а в крупных хозяйствах условная лошадь обеспечивала до полутора тонн доступного казне