Повседневная жизнь советских писателей от оттепели до перестройки - Александр Анатольевич Васькин

Нет более объективной оценки, чем та, что дают коллеги. Драматургу Самуилу Алёшину Арбузов запомнился как очень умный человек, понимавший, что «высказать все, что хочешь, в упомянутые времена, без существенных потерь – дело неподъемное». Иносказательность, эзопов язык, которым вынуждали говорить драматургов, приводили к тому, что в арбузовских пьесах получили прописку люди-чудаки (как и у Шварца). Чудачкой оказалась и главная героиня «Старомодной комедии», чудаки живут и в «Сказках старого Арбата».

Под стать своим персонажам Алексей Арбузов мог говорить их же языком: «С течением времени он выработал у себя язык, манеру поведения, даже внешний вид (челочка, чуть экстравагантный костюм), сходные с иными его героями. Это было забавно, симпатично, придавало ему определенное очарование. И, кстати, в какой-то мере избавляло от необходимости следовать обычным нормам поведения. (По слухам, он даже опоздал на свадьбу собственной дочери из-за футбола или хоккея, – такой-де, мол, был болельщик)» – так считал Самуил Алёшин{111}.

А чтобы не опираться на слухи, я вновь поинтересовался у Кирилла Арбузова: «То, что отец опоздал на свадьбу дочери и-за футбола – миф. Хотя Алексей Николаевич был яростным болельщиком и старался матчи не пропускать. Когда я объявил отцу о собственной свадьбе, он прежде всего сверил день ее проведения с футбольным календарем. И одобрил лишь, узнав, что в том день матча не планируется. Вот так! Так что этот миф в какой-то мере был вполне живуч».

У Алексея Арбузова было больное сердце, аритмия, в 1981 году с ним в Риге случился сердечный приступ. В столице Латвии в это время гастролировал Большой драматический театр под руководством Георгия Товстоногова. Театр поставил пьесу Арбузова «Жестокие игры», заслужив похвалу драматурга, специально приезжавшего на спектакли из Дубулты, привозя с собою и других гостей. Ездил он в Ригу и на концерты классической музыки. Однажды по пути сердце так прихватило, что пришлось вызвать врачей. Помог и находившийся рядом Вениамин Каверин с корвалолом.

Спустя два дня драматурга навестили в Дубулты Георгий Товстоногов и завлит БДТ Дина Шварц: «Ал. Ник. принял нас радушно, угостил водкой, выпил сам, потом пошли гулять на залив с Кавериными… Шутили, долго шли по песчаной, прибитой шагами, дорожке вдоль залива. Потом Ал. Ник. просил нас довезти его до билетной кассы: “А как вы обратно доберетесь? – Конечно, пешком. Я ведь совсем здоров. Спасибо”. Вышел из машины и побежал, именно не пошел, а побежал, упрямо наклонив голову вперед, помогая себе руками»{112}.

Чуть ли не в любую погоду Алексей Арбузов купался в Балтийском море, воспитывая в спартанском духе и детей. «Лето мы проводили на Рижском взморье. Представляете: пустой пляж, идет мелкий противный дождь, восемь утра. Только где-то на горизонте маячат люди под зонтиками, с поднятыми воротниками, а мы в трусах бежим в холодную воду. Ужас!»{113}– вспоминает сын драматурга.

Вероятно, спортивная закалка и позволяла ему так много работать: «[Он] не знал выходных и отпусков. Минимум четыре с половиной часа ежедневно проводил за письменным столом». А рабочее место Арбузова выглядело идеально: «Очень аккуратно. Все предметы – параллельно друг другу. Он не терпел беспорядка. А еще не признавал печатную машинку – писал только пером, правда, почерк был ужасный»{114}.

Алексей Николаевич Арбузов умер в 77 лет, в 1986 году, через два года Дина Шварц, отмечая его восьмидесятилетие, вспомнила признание драматурга: «Когда мне исполнилось 60, я ничего не боялся, о старости и смерти не думал, а 70 мне не нравится».

Драматурги приезжали в Дубулты не реже представителей других литературных жанров, в том числе и на семинары, когда старшие коллеги делились опытом с молодыми. Полвека тому назад весной в Доме творчества оказались набирающий популярность Александр Вампилов и маститый Александр Штейн, последний вспоминал: «Обучаем молодых нашему ремеслу. Или делаем вид, что обучаем, ибо обучить ему все равно что извлечь из алхимической средневековой реторты чистое золото… Вышел с одним из молодых, Александром Вампиловым, на балкон последнего, девятого этажа нового писательского дома. Кормим чаек хлебными крошками. Слева река Лиелупе, за нею дальние и геометрически аккуратные зеленые луга, пасутся чинные, равнодушные коровы, и это все походило бы на фламандские пасторали, не мешай “Метеор” на подводных крыльях, промчавшийся по Лиелупе»{115}.

Тот день на семинаре был «вампиловским» – читали вслух «Провинциальные анекдоты», к удовольствию всех его коллег. А истинное признание творчество Александра Вампилова обретет уже после его нелепой гибели на Байкале, случится это всего лишь через год после того кормления чаек в Дубулты. Его совершенно несоветские пьесы (так не похожие на всякого рода «Заседания парткома» и «Сталеваров»), лишенные идеологического подтекста – «Утиная охота», «Прощание в июне», «Старший сын», «Прошлым летом в Чулимске», будут поставлены в столичных театрах и экранизированы. Но автор этого успеха не увидит.

Еще одна яркая достопримечательность Дома творчества – «вечная» Мариэтта Сергеевна Шагинян. Это была удивительная женщина, с неиссякающим вдохновением в душе и слуховым аппаратом в ушах. Ее можно назвать легендой Союза писателей. Она прожила 93 года, уйдя в мир иной в один год вместе с Брежневым. Одна из немногих женщин-писателей, удостоенных «Гертруды» – звания Героя Социалистического Труда (в 1976 году). Учитывая заслуги Шагинян, можно сделать вывод, на каком этаже она жила.

Подавая пример гораздо более молодым коллегам, уже старенькая Мариэтта Сергеевна ходила на рынок в Майори пешком, хотя потребуй она от директора – и он наверняка подвез бы ее туда на служебной машине. Разве можно было отказать столь заслуженному человеку! Шагинян очень любила местную чернику. Она здесь какая-то особенно вкусная и сладкая (и сегодня растет в Дзинтари чуть ли не под каждой сосной).

Мариэтта Сергеевна была очень бодрой, несмотря на возраст, она много работала не только вилкой и ложкой за обеденным столом, но и за столом письменным, постоянно курсируя между самыми разными домами творчества писателей. Надежда Кожевникова запомнила ее уже в Коктебеле, собирающей разноцветные камешки: «Лишь солнце всходило, а вдоль кромки моря уже ползла глухая с молодости, а с возрастом к тому же и подслеповатая, могучая старуха Мариэтта Шагинян: у нее, говорили, фантастическая коллекция»{116}.

У Шагинян было преимущество над другими писателями-старичками (которым, как известно, «везде у нас почет»). Сидя в столовой за обедом и слушая собеседника и вдруг потеряв к нему интерес, она вынимала из ушей слуховой аппарат со словами: «Я вас отключаю!» Но однажды она не пришла на завтрак. Ее тарелка с любимой манной кашкой осталась нетронутой. «Наверное, опять по ягоды пошла!» – подумали соседи по столу. Но и за обедом место Мариэтты Сергеевны оказалось пустым. Тут и забеспокоились. Мало ли что…