Жизнь как КИНО, или Мой муж Авдотья Никитична - Элеонора Прохницкая

Но Инна Давыдовна не реагировала на подобные знаки «протеста» и стояла на своем. Она изматывала нас, скрупулезно отрабатывая каждый эпизод, каждую реплику, добиваясь в итоге блистательного результата.

Доставалось нам и от редактора Марии Старостиной, которая, как цербер, следила за каждым произнесенным нами словом. В период проводимой Михаилом Горбачевым антиалкогольной компании был строжайший приказ Председателя Гостелерадио Лапина вырезать из телефильмов эпизоды с употреблением алкоголя.

В фильме, который мы озвучивали, была сцена, где герои выпивали. Сцена была ключевая и вырезать ее было нельзя, так как в ней рассорившиеся молодожены мирятся, поднимая бокалы с вином за свою любовь.

В отредактированном редактором Старостиной тексте была реплика: «Дорогая, выпьем кофе за нашу любовь!»

Сева Абдулов возмутился:

— Маша, это бред! У них же в руках бокалы с вином!

— Это не обсуждается! — отрезала Старостина. — Читайте то, что написано в тексте!

Работа на Центральном телевидении теперь составляла смысл моей жизни. Благодаря урокам, преподанным мне Инной Давыдовной, моим «музыкальным ушам» и диапазону голоса я быстро освоила технику «отбивания» голосом одной героини от другой. Мне даже удалось озвучить мальчика 10–12 лет, заменив заболевшую Вику Радунскую. Инна Давыдовна стала приглашать меня на каждый фильм. Ей нравилось, что я никогда не опаздываю на запись, не отпрашиваюсь, берусь за любые роли и при этом «мало стою». Моя киношная ставка была 10 рублей за смену.

Я с удовольствием смотрела по ТВ первого канала озвученные нами скучные социальные фильмы в ожидании титров в финале: «Фильм озвучивали актеры…»

…Инна Давыдовна начинала озвучивание трехсерийного болгарского фильма. На главную роль матери героя-моряка она впервые решила пригласить народную артистку СССР Татьяну Пельтцер с ее неповторимым, чуть дрожащим голосом.

Мы с волнением ожидали появления в тон-ателье Татьяны Ивановны, нашей любимой, выдающейся актрисы.

Она стремительно вошла в студию, худощавая, подвижная, в модном седом паричке.

Мы встали ей навстречу.

Вскинув вперед руки, она пафосно произнесла: «Здравствуй, племя молодое, незнакомое!» — и, обратившись к Инне Давыдовне, спросила: — «А зачем это вам старуха понадобилась? Вон какие красавцы тут у вас!» — Она кокетливо наклонила голову. На ее лице блеснула лукавая улыбка.

Инна Давыдовна развела руками: «Подмога нужна молодым».

Татьяну Ивановну усадили за длинный стол, разложили перед ней текст, установили микрофон и надели на голову огромные тяжелые наушники.

Инна Давыдовна объяснила ей, что в наушниках будет звучать болгарская речь, изображение будет в телевизоре, а ей нужно будет читать русский текст за мать своего сына. Рядом расположился «сын», любимый актер Инны Давыдовны Юрий Пузырев.

— Да знаю я технику этого дела, запускайте кино! — сказала Татьяна Ивановна.

Сцена матери с сыном прошла, но Пельтцер не сказала ни слова.

— Инночка, я что-то не пойму, а разве вы не кольцами дублируете?

— Нет, Татьяна Ивановна, большими сценами. У нас не дубляж, а закадровое наложение текста, так называемое озвучивание, при котором надо уложить русский текст в отрезок реплики зарубежного актера и обязательно сохранить характер своего героя.

— Ну, поняла, чего ж тут не понять, давайте репетировать, — Пельтцер поправила на голове наушники, которые сползали в сторону.

— Начали!

— Минуточку, Инночка! Хочу уточнить: в наушниках — болгарская речь, смотреть на изображение в телевизоре и в это же время читать русский текст? Да? Но как я могу одновременно смотреть в телевизор и читать текст?! С ума можно сойти! Ну, давайте попробуем, запускайте это ваше болгарское кино!

Сцену пускали уже в третий раз. Пельтцер не успевала проговорить свой текст, как на нее «наступал» Пузырев. Большие наушники съехали вверх, потащив за собой парик Татьяны Ивановны.

— Остановите запись! — крикнула она. — Я не успеваю перекладывать страницы. Какой-то сумасшедший темп! И потом, эти дурацкие наушники, черт бы их побрал. Сдавливают голову и лезут куда-то вверх. Попробуем еще раз! Давайте репетировать.

— Татьяна Ивановна! Может быть, попробуем записать? — загремело в наушниках.

— Инночка, умоляю, говорите потише! Что же вы так орете? Оглохнуть можно!

— Извините, Татьяна Ивановна! Я постараюсь потише. Тишина в студии! Мотор! — так же прогремело в наушниках Пельтцер.

— Стоп, стоп! Извините, Татьяна Ивановна, но слышно, как вы перелистываете странички. Попрошу еще раз!

Была записана уже почти половина сцены, как вдруг Юрий Пузырев оговорился: «Извините, пожалуйста! Но очень неудобное для произношения словосочетание. А нельзя переставить эти междометия местами?» — обратился он к редактору.

— Нет, нельзя! Текст отредактирован и утвержден главным редактором!

— Ну, тогда пишем еще раз! — Пузырев явно расстроился и опять оговорился на том же самом месте. — Ну все, заклинило! — Он в сердцах швырнул очки на стол. — Извините, я перекурю!

Пельтцер вышла из студии и подошла к Инне Давыдовне.

— Инночка! А давайте писать с того места, где у Юры «заклинило», мы же записали уже почти половину сцены!

— Вообще-то можно, но, к сожалению, звукорежиссер отмотала пленку на начало сцены, стерев все, что вы записали.

— Как отмотала?! Почему?! Черт знает что. Попробовала бы сама записать! Это адский труд.

На следующем дубле «споткнулась» Пельтцер: «Конечно! Я выбилась! Я расстроилась, что звукорежиссер стерла хорошую запись!»

— Татьяна Ивановна, ну извините, не расстраивайтесь, прошу вас! Ну вы же гениальная актриса, для вас такая работа — это «семечки». Давайте запишем еще раз, — уговаривала ее Инна Давыдовна.

Наконец сцена была записана.

Пельтцер перекрестилась: «Слава Богу!» и встала было со своего места, как Инна Давыдовна ее и Пузырева остановила:

— Минуточку, не расходитесь! У меня возникло сомнение, что Пузырев неправильно сказал «друг с другом».

— А как я сказал?

— А вот мы сейчас все вместе и послушаем… Так и есть, вы сказали «с друг с другом».

— Да не может быть!

— Ну, послушайте еще раз… Убедились? Так что, извините, Татьяна Ивановна, но вторую половину сцены, прямо с этого места, придется переписать. Мотор!

— Стоп, стоп! Татьяна Ивановна, миленькая, опять слышно, как вы шелестите страничками. Пишем еще раз!

— Стоп! Татьяна Ивановна! Смеяться не нужно! Вы не забыли, что у нас — не дубляж, а закадровое наложение русского текста? Мы оставляем фоном «родную» фонограмму. Так что — ни вздохов, ни ахов, ни смеха! Прошу еще раз!