Жизнь как КИНО, или Мой муж Авдотья Никитична - Элеонора Прохницкая

— Так я же выросла на сцене Большого театра!

— Это и чувствуется. И потом голос у тебя очень красивый. Помяни мое слово: ты будешь очень хорошей дубляжной актрисой!

Эту добрую и талантливую актрису, которая в критический для меня момент взяла меня за руку, научила попадать в синхрон, я считаю своей крестной матерью дубляжа.

На следующее утро вся труппа улетала в Москву.

Меня и Анатолия Кузнецова (того самого Сухова из «Белого солнца пустыни») попросили задержаться на один день для дубляжа часового фильма про любовь, в котором было два героя: он и она.

Я улетала в Москву окрыленная: «У меня получилось! Я победила!»

Через несколько дней дома раздался телефонный звонок. Режиссер дубляжа Лариса Трифонова приглашала меня на пробы в студию Союзмультфильма, на главную роль двухсерийного американского фильма для большого экрана «Неоконченная песня». Откуда она узнала обо мне и мой телефон — я не знала.

Пробы прошли успешно.

— Как только ты встала у микрофона и открыла рот, я сразу поняла, что ты — это то, что я искала на эту роль. У тебя голос красивый и не только. Есть голоса простые, плоские, за ними ничего нет, а твой голос, он, ну как бы тебе это сказать, он — с автобиографией…

У Трифоновой я отдублировала главные роли еще в двух фильмах «Побег» и «Сеньор Робинзон». Я уже крепко стояла на ногах как дубляжная актриса и получала от этой работы радость и наслаждение.

Центральное телевидение. Татьяна Пельтцер

Вскоре раздался неожиданный телефонный звонок. Звонили с телевидения.

Приятный женский голос, обратившись ко мне по имени-отчеству, представился режиссером редакции кинопрограмм Инной Давыдовной Герасимовой. Она пригласила меня на озвучивание немецкого сериала.

Я летела на Центральное телевидение как на крыльях, не испытывая ни капельки волнения, так как была абсолютно уверена в том, что уже освоила технику дубляжа. Я думала, что быстро и профессионально справлюсь с ролью, которую мне предложат.

В большом тон-ателье № 5 на втором этаже ЦТ был полумрак. На длинном столе, покрытом зеленым сукном, были установлены 5 микрофонов, лежали огромные наушники и объемные тексты, на титульном листе которых была написана фамилия актера и роли, которые ему надлежало озвучить.

Перед столом стояли большие мониторы — телевизоры, на которых шло изображение фильма.

Стали подходить актеры, с которыми я раньше не встречалась и которые впоследствии стали моими большими друзьями: Людмила Гнилова, Всеволод Абдулов, Юрий Пузырев, Артем Карапетян.

Режиссер, звукорежиссер и редактор находились в соседней комнате, изолированной от тон-ателье мощной дверью и большим звуконепроницаемым стеклом.

Общение режиссера с актерами происходило через наушники и микрофон. Последовала команда режиссера: «Начали!»

Мама дорогая, что тут началось! Перед моими глазами мелькали кадры кинофильма, в наушниках звучала немецкая речь, при появлении в кадре «твоей» героини надо было успеть перевернуть страницу и прочитать русский текст. Чтобы не пропустить реплику своей героини, надо было просматривать весь текст. Но как возможно одновременно смотреть и в текст, и в телевизор, я не понимала. Это был какой-то дурдом! Я не успевала сказать свой текст, как мне «на пятки наступал» Карапетян или Пузырев.

Я, Людвиг и актриса Людмила Гнилова во дворе «Видеофильма». 2000 год

«Ну, попала я!» Да это же не имеет ничего общего с дубляжом, где на большом экране медленно крутится одна и та же сцена или эпизод, которые можно отрепетировать и из всех дублей режиссер выберет лучшее. Теперь дубляж, по сравнению с озвучиванием, казался мне просто курортом. «Нет, с этим мне не справиться, — решила я, хотела извиниться и уйти. Но другие актеры с легкостью успевали. Люся Гнилова вообще не смотрит ни в текст, ни на экран, а вяжет свитер своему мужу-красавчику Александру Соловьеву и все успевает вовремя сказать. — Значит, все приходит с опытом…»

Я собрала в кулак всю свою волю, стараясь не проворонить свой текст.

— Стоп! — загремел в наушниках голос Инны Давыдовны. — Элеонора Болеславовна, вы разобрались с текстом? Тогда пишем!

Я старалась изо всех сил, но Инна Давыдовна снова остановила запись:

— Элеонора Болеславовна! Вы что, не слышите, что ваши героини мать и дочь говорят между собой разными голосами? Пожилая мать и молодая дочь. У нас, конечно, не дубляж, но я попрошу вас «отбиваться» голосом, сохраняя при этом характер героя! Пишем еще раз все сначала!

Я еле-еле успевала переворачивать страницы и прочитать вовремя свой текст, а режиссер еще требует от меня говорить сама с собой разными голосами!

Инна Давыдовна Герасимова (слева) режиссер центрального телевидения, с дочерью и внуком

— Стоп, стоп! — раздался в наушниках голос Инны Давыдовны. — Слышно, как вы, Элеонора Болеславовна, шелестите страничками. Пишем сцену матери и дочери еще раз!

Я начинала тихо ненавидеть Инну Давыдовну. Наконец объявили перерыв на обед.

Смена озвучания продолжалась с 10 утра до 21 часа, с двумя перерывами на обед и на ужин.

Все дружно пошли в столовую на седьмой этаж, где кормили вкусно и недорого.

После обеда шли пить кофе, натуральный экспресс-кофе с пирожными-мини по 10 копеек, выпекающимися тут же.

Запах в кафе на первом этаже стоял одурманивающий. Во время обеда я увидела Инну Давыдовну вблизи: это была немолодая, полная женщина, с коротко стриженными волосами с проседью и с необыкновенно большими красивыми, как у лани, глазами.

Меня поразило тогда, как бедно она была одета: выношенная, растянутая кофта, простая юбка, явно сшитая своими руками, смятая сзади от сидения «в гармошку» и… на ногах старые, стоптанные на мизинец кроссовки.

В столовой Инна Давыдовна обычно брала только суп или одно второе блюдо. В полиэтиленовые пакетики она складывала нарезанную колбасу, сыр, пирожки. «Это моим детям, дочке Машеньке, она заканчивает иняз, и ее сыночку Волечке, ему два года».

Инна Давыдовна никогда никому из нас не позволяла угостить ее 10-копеечной чашкой кофе. Она была очень педантичной в этом вопросе.

Как я узнала позже, Инна Давыдовна выросла в интеллигентной семье потомственных юристов. Ее родной племянник известный адвокат Генри Резник.

В общении она была веселым, добрым, тактичным человеком, но в работе была жесткая и чрезмерно требовательная, доводя актеров порой до изнеможения. Иногда кто-нибудь из нас терял самообладание. Юрий Пузырев в такие минуты с силой бросал на стол свои очки, вставал и уходил курить.