Остров доктора Фу Манчи - Сакс Ромер

— Я объяснил это очень давно, когда сказал, что Панамский канал — палка о двух концах. Кеннард Вуд, как вам известно, нашел неопровержимые доказательства заговора с целью блокировать канал в должное время. Мы сейчас на потенциальной линии фронта, Кэрригэн. Здесь сосредоточилась вся полевая разведка.

— А я занимаюсь поисками Ардаты!

— Почему бы и нет? Она весьма ценный союзник. Меня она занимает не меньше, чем вас. Связи с врагом не так-то легко прервать.

— В высшей степени невероятно, Смит, но ее безопасность, само ее существование может зависеть от безопасности того маленького зверька.

— Мартышки доктора? Да, Бартон говорит, что она долго не протянет, если он методом проб и ошибок не найдет для нее какой-нибудь приемлемой пищи. Поскольку резонно предположить, что Фу Манчи уже знает о нашей добыче, молчание доктора озадачивает меня.

— Как и то, что нас не трогают.

— Это менее удивительно. Я по опыту знаю, что предъявление ультиматума обычно сопровождается прекращением враждебных действий. Си Фан будет ждать истечения срока, так что мы можем рассчитывать еще на одну неделю покоя.

И тем не менее покоя я не знал, часами напрягая слух в страхе уловить звук мягких шагов и увидеть пришествие той тени, которая посетила нас в Нью-Йорке. А ужас перед Щелкающими Пальцами много раз лишал меня ночного сна.

— Если бы только я нашел эту чертову лавчонку! — воскликнул я. — Я уже начинаю отчаиваться.

Но Смит вдруг погрузился в размышления, и я сомневаюсь, что он меня слышал. А когда я праздно изучал представителей разных рас и народностей, собравшихся на веранде, он ни с того ни сего сказал:

— Ардата ясно дала понять, что «3» можно найти в Кристобале?

— Ну да… то есть, дайте-ка подумать…

С точностью вспомнить слова Ардаты, все слова, произнесенные ею с тех пор, как мы встретились в Лондоне, было нетрудно.

— Смит! — возбужденно воскликнул я. — Кажется, я понапрасну тратил драгоценное время! Она сказала, что они отправляются в Кристобаль, но потом добавила: «Когда доберетесь до Панамы!..»

— В том-то и дело! — бросил Смит, вставая. — Панама! У нас с Бартоном, как вы знаете, хлопот полон рот, но с такого рода делом вы лучше справитесь в одиночку. Я поставлю в известность полицию зоны, вас будет встречать офицер. Чем скорее вы начнете, Кэрригэн, тем лучше. Я подозреваю, что «3» в Панаме…

Подгонять меня, право слово, не было нужды. Спустя десять минут я отправился в путь.

Я отправился прямо в джунгли. Перед моим мысленным взором под сенью густой тропической листвы возникали образы Моргана и его суровых солдат, идущих маршем на Панаму. В заводях нежились аллигаторы, незнакомые птицы порхали с ветки на ветку. Тут я, наконец, увидел достойную драмы доктора Фу Манчи сцену. На этом Золотом Пути через перешеек испанцы и пираты не раз сходились в кровавых схватках.

Прямо за зеркальными водами и гирляндами цветущих лиан лежали сотни и сотни миль первобытных джунглей, лесов и гор, где едва ли ступала нога белого человека, еще не исследованных, населенных людьми, животными, птицами и насекомыми, до сих пор не известными науке.

Когда поезд, наверняка самый забавный во всем железнодорожном парке дяди Сэма, прибыл в Панаму, я размышлял о том, что, может, в этих таинственных болотах доктор Фу Манчи и отыскал страшные Щелкающие Пальцы.

Меня встречал сержант Эбди из полиции зоны, парень со Среднего Запада, но закаленный и свирепый, как любой из тех, кто шел с Морганом по Золотому Пути.

— Все лавки, в которых есть телефоны, уже проверены, мистер. Пожалуй, особых новостей для вас нет.

Сердце у меня упало.

— Вы хотите сказать, что нет владельцев лавок, чьи фамилии, начинаются с буквы «3»?

— Ну да, кроме слова «зона». Но вот что: на рынке и на пляже тоже есть торговые ряды. Некоторые мы проверили, но мне пришлось прервать обход, чтобы встретить вас. Я собираюсь обследовать этот район. Предлагаю вот что: пока я буду ходить по рынку, вы побродите между пляжем и центром — там полно мелких лавочек. Встретимся у отеля «Марина».

Шагая бок о бок, мы оговорили детали и разошлись. Масштабы задачи, признаюсь, ошеломили меня. Это «3» я мог отыскать только чудом.

Но все мы идем на поводу у судьбы (я часто думаю, как араб). Расставшись с Эбди, я пошел наобум по кривой и узкой мощеной улочке, похожей на улицы Кловелли в Корнуолле. Вряд ли я успел сделать два десятка шагов, когда на углу тенистого сквера увидел лавчонку, которая показалась мне даже древнее, чем соседние с ней дома. Вывеска над лавкой гласила: «Зазима».

Я встал как вкопанный, сердце мое заколотилось. Сквозь узкое грязное оконце я увидел странную коллекцию самых разных предметов. Тут были две маски вудуистских колдунов, отвратные на вид; какие-то древние черепки и фрагмент гротескной фрески, возможно, попавшей сюда из какого-нибудь храма на Юкатане. Я увидел кожаную суму, полную тусклых монет, а за ней — наполовину развернутый китайский ковер, который даже на мой неискушенный взгляд был бесценным. В лавке стояли два сундука с чайного клипера, несколько примитивных и корявых бутылей из-под вина. Но самый странный экспонат стоял в центре витрины, в каком-нибудь дюйме от грязного стекла.

Это была человеческая голова! Череп бородатого старика, уменьшенный каким-то загадочным способом, возможно неизвестным перуанским охотником за черепами, до размеров среднего апельсина. Усохшее лицо по-прежнему хранило черты живого человека. Казалось, запавшие веки вот-вот разомкнутся и крошечные любопытные глазки воззрятся на огромный мир.

Эта мерзостная штуковина помешалась в напоминавшем часы резном ящике из красного дерева с плотно подогнанным стеклом. Пока я разглядывал эту отталкивающую реликвию (а на весь осмотр витрины Зазимы ушло не более нескольких секунд), у меня возникло ощущение, что кто-то следит за мной из темного угла лавки.

Лицо наблюдавшего за мной человека было до того похоже на голову в ящичке, что меня охватил ужас. Я подался вперед и пристально вгляделся в черный сумрак.

Я разглядел сгорбленного старика, сидевшего на подушках, в деревянном кресле с высокой спинкой. На старике был надет какой-то халат. Пока я смотрел на него поверх сморщенной головы в витрине, старик поднял тощую руку: меня приглашали войти.

Я открыл дверь лавчонки. Звякнул колокольчик. Часы на старой церкви неподалеку пробили полчаса.

Как только дверь за мной закрылась, в нос ударил затхлый дух. Из современной Панамы я попал в какой-то склеп, где еще жила память о той Панаме, которая знавала дыбу, аутодафе, звон испанских клинков, скрестившихся с английскими. А может быть, и о Панаме еще более древней, поклонявшейся загадочным богам и неведомой ни испанской инквизиции, ни пиратской братии Френсиса Дрейка.