Золотой человек - Филип Киндред Дик

невыносимой. Крики и прочий шум, сопровождающий кипучую деятельность, становились все громче и громче. Сухую, ровную землю впереди покрывали ковром всевозможные травы. Миновав желтое поле, Харл вышел к узкой тропинке, густо заваленной пищевыми отбросами и пометом животных.

Сразу же за тропинкой начиналось селение.

По пути через поле щелчки в наушниках неуклонно стихали, а теперь исчезли совсем. Весьма довольный собой, Харл усмехнулся. Отсутствие сигнала означало, что он успешно ускользнул от Тернера с Бойнтоном, и те представления не имеют, где его искать.

Свернув влево, он осторожно двинулся дальше, вдоль границы селения, миновал одиноко стоящую хижину, затем еще несколько хижин, притулившихся одна к другой. Вокруг густо теснились, зеленели деревья вперемешку с прочей растительностью, а прямо впереди поблескивал узенький ручеек с пологими, поросшими мхом берегами.

У берега ручейка старательно мылись около дюжины человек. Детишки с визгом прыгали в воду и тут же карабкались на берег.

Подойдя ближе, Харл остановился, замер от изумления. Кожа сапов оказалась смуглой, темной едва ли не до черноты – угольной, глянцевой черноты, отливающей медью. Оттенок бронзы, смешанной с плодородной землей… Может быть, это грязь?

Однако в следующую секунду Харлу сделалось ясно: купальщики попросту дочерна загорели, ведь они постоянно на солнце! Взрывы водородных бомб изрядно истончили, иссушили атмосферу, спалив бо2льшую часть облачного покрова планеты, и солнце немилосердно палит сапов вот уже две сотни лет – в отличие от его собственной расы. Глубоко под землей нет ультрафиолетового излучения, обжигающего кожу, повышая ее пигментацию, а потому и Харл, и прочие техно утратили цвет кожи. В подземном мире он попросту ни к чему.

Другое дело – эти купающиеся детишки. Их кожа приобрела невероятно темный, насыщенный красновато-черный оттенок. Мало этого: одежды на них не было никакой. Все они увлеченно скакали, прыгали в воду, плескались в ручье, нежились в лучах солнца на берегу.

Какое-то время Харл наблюдал за ними. Детишки и с ними три… нет, четыре тщедушные женщины преклонных лет. Может, эти сойдут? Нет, не то. Все не то.

Покачав головой, он с осторожностью обогнул ручей и двинулся обратно, в селение. К хижинам он приближался неторопливо, зорко поглядывая по сторонам, держа оружие наготове.

Легкий бриз, дувший навстречу, шелестел ветвями деревьев по правую руку. Крики купающихся детишек, громкие всплески, резкий запах навоза, ветер, колышущиеся ветви… новизна впечатлений здорово сбивала с толку.

Между тем забываться вовсе не стоило. Невидимость невидимостью, однако Харл понимал, что в любой момент может быть обнаружен – к примеру, по оставленным следам, либо по нечаянно поднятому шуму, а уж если на него кто-то внезапно наткнется, и подавно.

Крадучись, он проскользнул мимо ближайшей хижины и вышел на открытое место, на ровный, утоптанный множеством ног пятачок земли. В тени хижины, растянувшись на брюхе, спал пес. Шерсть на его поджарых боках кишела блохами. Сидевшая на крыльце неуклюжей постройки старуха расчесывала костяным гребнем длинные седые волосы.

Харл осторожно обогнул ее и двинулся дальше. Посреди утоптанного пятачка стояли кучкой несколько юношей, наперебой обсуждавших что-то, подкрепляя слова множеством выразительных жестов. Некоторые чистили оружие – длинные копья, ножи невообразимо примитивной работы. У их ног на земле лежало убитое животное, огромной величины зверь с длинными, поблескивавшими на солнце клыками, покрытый густой, жесткой шерстью. Из пасти зверя лениво сочилась темная малиново-алая кровь. Внезапно один из юношей, обернувшись, от души лягнул тушу пяткой.

Подойдя к юношам, Харл остановился. Одежда – штаны и рубахи из грубой ткани, на ногах вместо башмаков – редкого плетения сандалии, защищающие только подошвы, оставляя открытым подъем стопы. Лица дочиста выбриты, кожа поблескивает, глянцевито, словно черное дерево. Засученные рукава рубах обнажают лоснящиеся бугры мускулов, тела взмокли от пота под жарким солнцем…

О чем идет разговор, Харл не понимал, но был уверен, что говорят они на одном из архаических традиционных наречий.

Поразмыслив, он направился дальше. У другого края утоптанного пятачка кружком, скрестив ноги, сидели старики, ткавшие грубый холст на примитивных станках в виде рамки. Снова остановившись, Харл какое-то время понаблюдал и за ними. Вскоре в ушах зазвенело от их болтовни, однако за разговорами никто из стариков ни на миг не прерывал работы – даже взгляда от рамки не отводил.

За выстроенными в ряд хижинами мужчины и женщины средних лет пахали поле, волоча за собой плуг при помощи веревок, надежно обвязанных вокруг пояса или груди.

Увиденное завораживало. Все вокруг, все до единого, заняты делом, кроме разве что пса, спящего под стеной хижины! И юноши с копьями, и старуха, расчесывающая волосы на крыльце, и ткачи…

А вон там, в уголке, невообразимо толстая женщина учит ребенка сложению и вычитанию, вместо цифр обозначая числа палочками длиной в мизинец. А двое мужчин неподалеку свежуют тушку какого-то небольшого пушистого зверька, бережно сдирая шкурку…

Отойдя от стариков, Харл миновал целую стену из шкур, аккуратно развешанных для просушки. Удушливая вонь раздражала ноздри так, что постоянно хотелось чихнуть. За шкурами кучка детишек толкла в выдолбленном изнутри камне зерно, перемалывая зерна в муку. Проходящего мимо Харла ни один из них не заметил – даже взгляда никто не поднял.

Дальше ему на глаза попалось небольшое стадо животных, привязанных рядышком – крупных, с огромным выменем. Одни стояли, мерно жуя, другие лежали в тени. Появление Харла их ничуть не встревожило.

У края поселения Харл остановился. Здесь начинались, тянулись вдаль примерно на милю пустынные поля. Дальше возвышались кусты и деревья, а позади них простирались бескрайние, бесконечные мили спекшегося шлака.

Развернувшись, Харл двинулся назад. Один из юношей, сидевший в сторонке, в тени, усердно трудился над куском гидрогласса, осторожно обкалывая, заостряя его при помощи пары простых, грубой выделки инструментов. Похоже, он превращал гидрогласс в оружие, но как же медленно! Удар за ударом, удар за ударом, осколок за осколком, чешуйка за чешуйкой… Спекшийся шлак поддавался с трудом. Кропотливой работы юноше предстояло немало.

Полюбовавшись, Харл пошел дальше. Возле соседней хижины несколько женщин чинили сломанные стрелы. Какое-то время их оживленная болтовня преследовала Харла по пятам, и он неожиданно для себя самого пожалел о том, что не понимает их. Все вокруг занимались делом, работали слаженно, с душой; блестящие темные руки так и сновали вверх-вниз, гомон множества голосов не смолкал.

Работа. Веселье и смех…

Внезапный взрыв детского хохота, разнесшегося над селением, заставил нескольких человек обернуться. Склонившись пониже, Харл внимательно оглядел одного из мужчин, сидевшего совсем рядом.

Открытое, мужественное лицо, мелко вьющиеся волосы острижены накоротко, зубы ровные, белые… Руки его украшали браслеты из бронзы почти того же оттенка,