Вечный Жид - Станислав Гагарин

А вот Дом-Идею он принимался поднимать в небо уже несколько раз. Стены, по крайней мере, уже обозначались, порой ложились и стропила под крышу, потом все рушилось до фундамента, а из него, фундамента, и возникало вновь, потому как он, Станислав Гагарин, и есть фундамент, корень, если хотите, любого сооружения, военно-патриотичиского ли, литературного объединения или Товарищества Станислава Гагарина.

Основанием надо быть, этим, как его… б а з и с о м, а не облаком в штанах! Без разницы, в розовых или голубых…

В дверь позвонили.

Станислав Гагарин прервал бег паркеровского пера китайского происхождения по бумаге, прислушался. Не сразу вспомнил он, что в квартире находится один. Вера Васильевна поехала с Леной и Николаем в цирк, прихватив с собою старшего внука Льва.

Надо идти открывать… «Кого еще принесла нелегкая», — негостеприимно проворчал сочинитель, раздосадованный тем, что его оторвали от работы над романом «Вечный Жид».

За дверью стоял Эльхан Байрамов, молодой друг писателя, который ведал в Товариществе отделом информации.

— Заходи, Алик… Что-нибудь стряслось? — приветствовал гостя Станислав Гагарин, с тоскою прикинув, что сегодня за письменный стол он вряд ли сядет.

— Проходи на кухню, чай будем пить, а я в кабинете сигареты возьму, — продолжал хозяин, отмахнувшись от слабо запротестовавшего вдруг Эльхана: я, дескать, на минутку, не хлопочите с чаем.

В кабинете сочинитель подержал в руке полуисписанный листок, шел он под номером сто шестьдесят первым, со вздохом положил на стопку ожидавшей его бумаги, достал из ящика письменного стола сигареты с ментолом «Belair» — подарок зятя — и вернулся в кухню.

Эльхана Байрамова там не было.

VII

Цветочный базар у Белорусского вокзала был заполонен товаром, но цены к у с а л и с ь, продавцы стойко держали планку, монопольно уходили под высший уровень, предоставляя покупателям небогатый выбор альтернатив: да — нет. Либо ты облегчаешь кошелек на э н н у ю сумму, равную трехдневному, а то и больше, заработку, либо заработок остается с тобой, но и цветы, которыми мечтал порадовать любимую женщину или родного человека, пребывают у владельца кепки-аэродрома.

Закон свободного, мать его ети, рынка, фули тут поделаешь…

Станислав Гагарин и без цветов бы обошелся, но Вера Васильевна, зная что муж собирается в Москву, просила купить цветы — ладились к Воротниковым на день рождения главы семейства.

— Нужны генералу КГБ твои гвоздики или там розы, — ворчал сочинитель, который страсть как не любил ходить по базарам да еще и торговаться с южным народом.

Но пообещал заехать на Грузинский вал, если случится оказия проезжать мимоходом.

В тот день и оказия случилась, и  м и м о х о д образовался… Остановил сочинитель автомобиль на обочине и сунулся в цветочные ряды.

Торговаться Станислав Гагарин умел, но больше для лицедейства, для игры старался, выгода шла у него на последнем месте, в балагурстве душу отвести, посостязаться в базарном красноречии — дело другое…

Партнер по рыночной дуэли попался Станиславу Гагарину не по южному к в е л ы й. Отвечал односложным «нэт», иной раз молча покачивал головой, не соглашался. Как заломил несусветную цену за гвоздички, так и стоял на ней. То ли базарный кремень-мужчина, то ли мафиозных земляков боялся.

Поначалу Станислав Гагарин собирался тринадцать цветочков-рублесосов купить, надеялся, что торговец в аэродромной кепке цену сбавит. Наткнувшись на железное упорство, сочинитель ограничился семью цветками, цветик, мол, семицветик, пришла на ум детская реминисценция, хватит Валерию и семи знаков внимания, тем более, что можно по поводу Седьмого Съезда сострить.

— Возьму семь гвоздик, — сказал Станислав Гагарин и полез в задний карман брюк за кошельком.

— Тринадцать лучше смотрятся, — сказали у него за спиной. — Бери, дорогой, весь букет. Карим Бахтияр оглы дарит тебе эти цветы…

Писатель повернулся.

Позади стоял тридцатилетний мужчина южного обличья, упакованный в джинсовую спецодежду с копной вьющихся волос на голове, с залетевшими в волосы и не тающими там снежинками.

Кивком головы он поздоровался с Папой Стивом, которому смутно напомнил Агасфера, вроде как брательник Вечного Жида, затем устремил взгляд больших оливковых глаз на торговца цветами.

— Ну что же ты, Каримчик? Подай дяде Славе цветы. Ведь ты же давно решил подарить их ему…

— Да-да, — зачастил, засуетился Карим Бахтияр оглы и принялся трясущимися руками заворачивать чертову дюжину гвоздик в прозрачную пленку. — Прими, дорогой, в подарок, для тебя и твоей красавицы-подруги…

— Для хорошего друга, — уточнил незнакомец с оливковыми глазами, принимая цветы и передавая их, мягко говоря, удивленному Станиславу Гагарину. — Берите-берите, партайгеноссе… И отойдемте подальше. Как и Христос, я не люблю мест, в которых чем-либо торгуют…

Незнакомец вздохнул.

— Бесконечное количество раз говоришь барыгам всех времен и народов о честности, благородстве, искренности в поступках… И как в стенку горох! Хоть кол на голове теши…

А ведь ложь и обман сродни торговле. Потому и надо о ч и щ а т ь торговлю милостыней, добрым поступком. Надо отдавать сколько-нибудь на дела милосердия, как бы в искупление за неизбежные, видимо — слаб человек! — торговые грехи. Воистину: Бога гневит обман, а милостыня смягчает Его Гнев.

Не правда ли, русский брат мой?

Заинтригованный разыгравшейся сценой и некоей таинственностью, коей так и веяло от неизвестного доброхота, Станислав Гагарин, увлекаемый незнакомцем, который взял его за локоть, двинулся вместе с ним к станции метро Белорусская-Кольцевая.

На углу они остановились.

— Судя по всему, вы меня знаете, — проговорил писатель. — А я вот…

— Меня зовут Магомет, — просто сказал незнакомец.

— Мы не встречались с вами в Дагестане? — спросил сочинитель. — Там я дружу со многими. Как-никак, а почетный гражданин. И знакомцев по имени Магомет хватает. Однажды я ехал из Махачкалы в аул Телетль с названным братом Мирзой Мирзоевым. У встречных мужчин я спрашивал, как их зовут. За несколько часов дороги до Телетля мне встретилось тридцать три Магомета.

— Согласен, — сказал новый знакомый писателя, — весьма распространенное в мусульманском мире имя. Чего не скажешь о христианстве. Я знаю только одного человека по имени Христос. Самого Иисуса…

Внезапная догадка осветила сознание писателя.

— Позвольте, — спросил уже отвыкший чему-либо удивляться Станислав Гагарин. — Так вы, может быть, и есть…

— Да, — просто сказал человек в джинсовой куртке и с непокрытой головой, на которой не таяли редкие снежинки. — Вы угадали. Я и есть тот самый Магомет.

Станиславу Гагарину

Не сотвори себе кумира —Кумиры падают в цене;В их адрес —Мат вдоль стен сортира,От них —Бикфордов шнур к войне.Кумиры —Свора демагогов,Не признающих истый труд,Где каждый стал вдруг недотрогой,Хоть весь багаж —Словесный блуд.Кумиры —Божества для слабых,Наставники,Поводыри…Но мир силенБезумством храбрых,И слава им,Черт подери!

АКАДЕМИЯ ДЛЯ ТЕРРОРИСТА

Звено четвертое

I

Явление, подобное тому, что случилось в российской книгопечатной фирме «Товарищество Станислава Гагарина», в мировой литературе и международной практике не имело места.

Товарищество выпустило в свет уникальный и сногсшибательный по форме и содержанию фантастический роман-детектив «Вторжение». О том, как в наши дни возник вдруг из небытия товарищ Сталин, стакнулся с писателем и издателем, большим мастером книжного маркетинга Станиславом Гагариным, и вдвоем они окунулись в такие приключения, дают такого ш о р о х а, что у читателей волосы встают дыбом, а взъерошенный обыватель не спит по ночам, проглатывая обалденный и офуенный роман страницу за страницей.

— Станислав Семенович, — сказал неадекватному выдумщику, талантливому русскому сочинителю наш корреспондент, — вы не роман, а какой-то наркотик придумали… Верите: думал, что меня ничем нельзя уже удивить, а тут принялся читать роман в пятницу вечером и только к понедельнику оторвался от «Вторжения» — побежал в редакцию, чтоб позвонить вам и условиться об этой встрече. Как вы дошли до подобной темы, как рискнули поставить собственное имя рядом с Вождем всех времен и народов?