Куколки - Джон Уиндем

Но никаких Отклонений не последовало. Процент нормальности у поздних овощей был так же высок, как у ранних посевов. Погода установилась и обещала добрую жатву. А инспектор теперь так много времени тихо проводил в своей конторе, что прямо-таки стал общим любимцем.

Для нас, как и для всех, казалось, наступило мирное трудовое лето. Все было прекрасно, если бы не Петра.

Однажды в начале июня, обуреваемая жаждой приключений, она совершила сразу два поступка, нарушив строгий запрет. Во-первых, она в одиночку выехала на своем пони за пределы наших земель, а во-вторых, так как ей было неинтересно ехать по открытой местности, она отправилась обследовать лес.

Как я уже говорил, леса вокруг Вэкнака считались, в общем, безопасными, но полагаться на это было нельзя. Дикие кошки обычно предпочитают убегать и нападают, только попав в отчаянное положение. Однако крупные звери пробираются к нам из Диких Земель по перелескам, так что отправляться в лес без какого-либо оружия признавалось неразумным.

Призыв Петры раздался так же неожиданно, как и раньше. Хотя на этот раз в ее зове не было того прошлого панического принуждения, он оказался достаточно силен и полон такого испуга и отчаяния, что причинял сильную боль. Кроме того, ребенок совершенно не владел мыслями. Она просто излучала чувства, которые заслоняли все вокруг какой-то большой расплывчатой тучей.

Я попытался связаться с нашими и сказать им, что постараюсь сам выяснить, в чем дело, но смог войти в контакт только с Розалиндой. Подобное замешательство описать трудно: как будто пытаешься добиться, чтобы тебя услышали за громким шумом, и одновременно стараешься разглядеть что-то в тумане. Хуже всего было то, что Петра не давала никакого изображения, никакого намека на причину ее страха. Попытка выразить одно чувство определениями, относящимися к другому, всегда искажает суть. Но все-таки можно описать этот зов как беззвучный вопль протеста. Просто чувство, без мысли и формы. Сомневаюсь, знала ли она сама, что делает. Это было что-то вроде инстинкта… Я мог лишь понять, что звучит сигнал тревоги и раздается он откуда-то неподалеку… Я выбежал из кузницы, где работал в тот момент. Забрав ружье, которое на всякий случай всегда висело заряженным за входной дверью нашего дома, я в две минуты оседлал лошадь и выехал за ворота. У этого зова была еще одна характерная черта — он давал четкое направление. Поэтому, едва выбравшись на луговую дорогу, я ударил коня пятками и галопом поскакал к Западному лесу.

Если бы Петра хоть на минуту прекратила свой оглушительно-беззвучный вопль, последствия были бы совсем иными. Вернее, их могло бы вовсе не быть. Но она не умолкала. Она продолжала звать изо всех сил, и единственное, что я мог сделать, чтобы убрать этот заслон, это поскорее добраться до его источника.

Не все у меня шло гладко. В одном месте я слетел с лошади и довольно долго потом ловил ее. В лесу стало ехать легче, так как тропа была наезжена. Ее постоянно расчищали, потому что она позволяла избежать порядочного крюка. Я проскакал по ней довольно далеко, пока не понял, что пропустил свою цель. Подлесок мешал бы придерживаться прямого пути, поэтому я повернул назад и стал искать другую тропу, которая вела бы в нужную сторону. В самом направлении я не сомневался: Петра не давала передышки ни на минуту. Наконец я нашел подходящую тропинку, узкую и раздражающе извилистую, ветки над ней нависали так низко, что когда лошадь продиралась вперед, я был вынужден почти лечь ей на спину. Но зато теперь я ехал куда надо. Кусты поредели, и я смог выбирать дорогу между деревьями. Так я одолел примерно четверть мили и выбрался на открытую поляну.

Петру я сначала не увидел. Мое внимание привлек ее пони. Он лежал на дальнем краю поляны с вырванным горлом. Самая ненормальная тварь, какую я когда-либо видел, терзала его, срывая мясо с крупа с такой самозабвенной целеустремленностью, что не услышала моего приближения. Шкура у нее была рыжевато-коричневого цвета, вся испещренная желтыми и темно-коричневыми пятнами. Клочья меха, который покрывал ее громадные, похожие на подушки с длинными кривыми когтями лапы, слиплись от крови. Шерсть на хвосте распушилась, отчего он стал похож на громадное перо. На круглой морде горели желтые, как будто стеклянные глаза. Широко расставленные уши свисали вдоль морды, а нос был вздернут. Два громадных резца нависали над нижней челюстью. Этими клыками и когтями она рвала пони.

Я начал снимать с плеча ружье. Движение насторожило зверя. Он повернул голову и весь подобрался, не двигаясь с места. На меня уставились его дико сверкающие глаза. Вокруг пасти влажно блестела кровь. Хвост поднялся и медленно закачался из стороны в сторону. Я взвел курок и начал поднимать ружье, но в этот момент в горло зверя вонзилась стрела. Он подпрыгнул, согнулся в воздухе и упал на все четыре лапы, сверля меня бешеным взглядом желтых глаз. Моя лошадь, испугавшись, попятилась, и ружье выстрелило в воздух. Но прежде чем эта тварь успела прыгнуть снова, ее настигли еще две стрелы. Одна вонзилась ей в спину, другая в голову. На мгновение зверь застыл в неподвижности, но тут же упал и перевернулся.

Справа на поляну выехала Розалинда. Она еще не успела опустить лук. С другой стороны появился Майкл, на тетиве его лука лежала наготове стрела. Глаза его были настороженно устремлены на зверя. Мы находились где-то рядом с Петрой, но она продолжала оглушать нас.

— Где она? — спросила словами Розалинда.

Мы огляделись и тогда только заметили на дереве на высоте двенадцати футов маленькую фигурку. Петра сидела в развилке ветвей, обхватив ствол обеими руками. Розалинда подъехала вплотную к дереву и сказала ей, что опасность миновала и можно спокойно спуститься. Однако Петра продолжала прижиматься к дереву, казалось, она не может ни шевельнуться, ни разжать рук. Я спрыгнул с лошади, залез на дерево и спустил ее вниз к Розалинде, которая посадила ее перед собой на лошадь и попыталась успокоить. Но Петра не сводила глаз со своего мертвого пони, и горе ее, пожалуй, только усиливалось.

— Надо это прекратить, — сказал я Розалинде. — Она сюда всех соберет.

Майкл, удостоверившись, что зверь действительно мертв, присоединился к нам и озабоченно посмотрел на Петру:

— Она понятия не имеет, что делает. Это неосознанно, она как будто внутренне кричит от страха. Лучше ей было бы кричать вслух. Давайте для начала уведем ее куда-нибудь, где не видно пони.

Мы отошли за кусты. Майкл мягко заговорил с Петрой, пытаясь утешить ее, но она, казалось, не понимала ни слова. Ее внутреннее отчаяние не ослабевало.

— А давайте попробуем все вместе внушить ей спокойствие… сочувствие… — предложил я. — Начали?