Благословенный 2 (СИ) - Коллингвуд Виктор

На бедной Наташе это сказывалось не лучшим образом: сколько раз во времена её дежурства в роли камер-фрейлины я замечал её расстройство и следы слёз. Мне было страшно жаль эту умненькую и живую девочку, едва достигшую 17-летия, и оказавшуюся вдруг в серпентарии женского коллектива Русского Императорского двора. Но всё что я мог — это лишь показать своё расположение к дочери великого полководца.

Однажды, когда она выглядела особенно несчастной, я вершил расспросить бедняжку о гнетущих её печалях.

Оказалось, дело даже не в соперничестве фрейлин.

— Как только расстроилась помолвка моя с Дмитрием Николаевичем Салтыковым, так папа́немедленно нашёл мне жениха. Филипп фон Эльмпт, сын военачальника, батюшкина сослуживца. А мне он не нравится! Не хочу за него!

Мне, признаться, это понравилось. Сколько девиц тут выходит замуж, слепо покоряясь воле родителей, и, понятное дело, ничего хорошего из этого не выходит. То, что Наташа решила отстаивать своё женское счастье, на самом деле, говори в её пользу. Но я решил хоть немного поддержать великого полководца:

— Но, Наталья Александровна, подумайте сами: ведь отец ваш хорошо знает и предлагаемого вам жениха, и его родителей. Наверное, он оценил их по достоинству, и зная, как тщательно Александр Васильевич выполняет всякое дело, за которое берётся, надо полагать, что он сделал хороший выбор. Можете ли вы в вашем возрасте оценить, как будет вести себя мужчина через пять, десять, двадцать лет? Полагаю, нет. Может быть, вам стоит довериться выбору отца?

— Ах, Александр Павлович! — печально ответила она. — Вы, в вашем юном возрасте, рассуждаете, как старик! Неужели вы неспособны встать на моё место? Ну как можно жить с человеком, который противен, с кем нет согласия в сердце?

— Может, ваш отец считает, что вы себя не знаете, и ещё менее знаете вашего жениха; когда же вы разберётесь в себе, то обнаружите, что родитель ваш был прав.

Наталья Александровна убеждённо отвергла эту мысль:

— Не может быть, чтобы кто-то знал меня лучше меня самой.

— Но вы так молоды…

— Это ничего не значит. Поверьте, Александр Павлович, когда вы окажитесь в таком же, как я, положении, — лишь тогда вы поймёте, о чем я веду сейчас речь!

Мог ли я тогда подумать, что и вправду вскоре окажусь «в том же положении», что и юная графиня Суворова?

Глава 13

Пётр Александрович Салтыков, юный красавец, гвардейский офицер Измайловского полка, мучительно умирал на третьем этаже Зимнего Дворца, в покоях Николая Ивановича Салтыкова. Последний мрачно ходил по коридорам, постоянно дёргая докторов Вейкарта и Роджерсона, но толку с этого было чуть.

«Потливая лихорадка» — вот такой вот диагноз. Это уже не первая смерть в Петербурге от какой-то непонятной инфекции, принесённой, видимо, с юга, с молдавского театра боевых действий. И умирают нередко совсем молодые люди, вот такие, как Петя Салтыков.

Костя отворачивается, но я знаю, что на глазах у него слёзы. Здесь это не считается зазорным — иной раз можно видеть сурового мужчину, плачущего как младенец, и ни у кого это не вызывает удивления. Вот и растерянный Николай Иванович тоже комкает в руках батистовый платок.

— Ах, какое несчастье! Я обещал Александру Ивановичу, что буду присматривать за его сыном, как за родным,и вот… Эх!

Внезапно отворилась дверь, и к нам вдруг в сопровождении одной лишь Анны Протасовой вошла Екатерина. Окинув взглядом нашу плакательную комнату, она немедленно оценила обстановку и сочувственно обняла нас с Костей за плечи.

— Как жаль Петра Александровича! Такой молодой, подающий надежды офицер… Надобно утешить родственников изрядными поминками!

Николай Иванович немедленно упал перед императрицей на колени, целуя ей руку.

— Но, молодые люди, ничего не поделаешь, люди умирают, — кто-то безвременно, а иные в старости. Никто этого не избегнет: ни я, ни вы и никто другой… но жизнь продолжается! — оптимистично закончила она, погладив всхлипывающего Костю по непокорным светло-соломенным вихрам. А у меня для вас добрая весть, особенно для вас, господин Александр. Вчера в Петербург приехала принцесса Фредерика-Амалия фон Баден-Дурлах, и с нею две дочери ея, Луиза-Августа и Фредерика-Доротея. И я тебе скажу, Сашенька, что первая из них чудо, как хороша! На год младше тебя, воздушный стан, обворожительное обращение и любезность, разум, скромность и пристойность во всём ее обхождении! И ещё она очень умна, прямо как ты, Сашенька, любишь!

Поднявшись, чтобы уйти, императрица у входа обернулась.

— Теперь они отдыхают с дороги, а вот завтра будет Малое Эрмитажное собрание и театр, куда они, конечно же, приглашены! Так что, дорогие мои, поставьте печали в сегодняшнем дне, а завтра извольте наслаждаться жизнью, что так подходит вашему возрасту!

И императрица нас покинула.

Смысл сказанного ей постепенно дошёл до моего сознания. Ух ты, а ведь это ничто иное, как смотрины: мне привезли невесту!

Подойдя к расстроено шмыгающему Салтыкову, я тронул его за плечо.

— Простите меня, граф, но, кажется, я не смогу присутствовать на похоронах бедного вашего племянника. Императрица требует, чтобы я завтрашний день был в обществе, развлекая баденских принцесс!

Скорбный Николай Иванович рассеянно потрепал меня по плечу.

— Конечно же, Александр Павлович, голубчик, ступайте! Вас ждёт первое свидание с будущей вашей супругой, — ведь вы же знаете, что старшую из принцесс государыня императрица предназначила вам в жёны? Вас ждёт впереди прекраснейшее время вашей жизни! Ступайте; похороним мы бедного Петра Александровича тихо, по-семейному!

Утро следующего дня прошло в хлопотах. Протасов и камердинер Игнатьич весьма беспокоились о моём туалете, заставили меня перемерить кучу камзолов и сюртуков, безжалостно бракуя все, из которых я вырос; несколько раз перевязывали мне галстук на какой-то новомодный манер, отправили в срочную почистку бриллианты в ордене Андрея Первозванного и на эполете. Затем всё стало только хуже: куафюр полдня мучил мою голову, используя какие-то заколки и помады. Долго совещались на животрепещущую тему, не следует ли мне побриться. Протасов не мог решить такой глобальный вопрос самостоятельно, а Салтыков, занятый похоронами, отсутствовал. В итоге решили справиться у императрицы, и лишь за несколько минут до выхода получили ответ, что бриться мне не надобно. Эта новость меня сказочно порадовала, поскольку знакомиться с опасной бритвой я не имел ни малейшего желания. Зато мне вручили эспадрон с перевязью, указав носить его теперь постоянно. Вот зачем мне шпага во дворце? Так нет же, надо носить!Короче, к моменту прихода нашего в Эрмитаж я уже тихо ненавидел весь Баден, а заодно и находящийся где-то рядом с ним рядом Вюртемберг.

Наконец, мы явились в собрание. Императрица была в очень элегантном платье, сером с серебром — надо сказать, этот цвет весьма шёл её сединам. Принцесса Амалия фон Баден-Дурлах находилась в окружении статс-дам и фрейлин, возглавляемых графиней Шуваловой. Чрез плечо её была повязана красная орденская лента — императрица вручила ей орден Святой Екатерины. Однако, мне показалось, принцесса Амалия была чем-то встревожена и даже расстроена.

Когда мы с Константином Павловичем и «кавалерами» явились в собрание,нас, разумеется, первым делом должны были представить гостям (ну или гостей — нам; это уж как посмотреть). Подойдя под перекрестиями взглядов придворных к окруженной дамами императрице, мы с Костею один за другим поклонились, целуя её прохладную надушенную руку. Тут подскочил шталмейстер Нарышкин.

— Принц Александр, наследник престола и Великий князь! — церемонно произнёс Лев Александрович, картинно, как протазан, отставив в сторону руку с церемониальным жезлом.

— Великий князь Константин!

Мы оба поклонились.

— Принцесса Амалия фон Баден — Дурлах, урождённая фон Гессен-Дармштадт!

Дама с орденской лентой сделала реверанс.

— Принцесса Луиза Мария Августа фон Баден-Дурлах!