Невеста Франкенштейна - Хилари Бэйли

Я признался Гилмору, что та же самая мысль и мне приходила на ум, пока он рассказывал свою историю. Но я не сообщил ему еще об одной важной вещи: во время его повествования перед моим мысленным взором невольно возникла фигура огромного уродливого существа, встреченного мною когда-то на причале, потом возле театра, а затем среди деревьев в глубине сада Виктора в тот самый день, когда была убита бедная Элизабет. Если Гилмор был прав, то ничего невероятного я теперь не видел в том, что это несчастное существо, которое Виктор держал в сарае (кем бы оно там ни было), вернулось исключительно для того, чтобы вот так чудовищно отомстить за свои страдания. Это объясняло и пассивность Виктора в деле убийства жены, и его убежденность в том, что он каким-то непостижимым образом сам является причиной постигшего их семью несчастья.

И. хоть нельзя отрицать, что человек может быть безгранично жестоким, что находятся и такие злодеи, которые получают удовольствие, принося страдания другим людям, однако поверить в то, что Виктор является одним из них, что он, Виктор Франкенштейн, держал взаперти человеческое существо, над которым жестоко издевался, я не мог. Не верил я и в то, что он захватил женщину и увез ее, беспомощную, на далекий остров ради собственных утех. Поверить в такое было просто невозможно.

Глядя на меня с сочувствием, Гилмор заметил:

— Сэр, мне очень жаль, что я оказался тем человеком, который сообщил такие неприятные вещи о вашем друге. Мне остается только заверить вас, что все сказанное здесь мною — чистая правда.

— Я в этом не сомневаюсь, Гилмор, — сказал я, — но теперь мы должны подумать, как быть дальше. Я расскажу миссис Фрейзер отдельные эпизоды из твоей истории. Думаю, этого будет достаточно, чтобы она успокоилась и оставила тебя в услужении.

На обратном пути меня внезапно охватила тревога. Раз не исключена была вероятность, что этот сумасшедший выслеживает Виктора, значит, он вполне мог следить за ученым и тогда, когда тот приходил к миссис Доуни. В этом был определенный риск. Ведь если этот уродец убил Элизабет (которая даже не была знакома с Виктором Франкенштейном в то время, о котором рассказал Гилмор), значит, в безумстве он с такой же легкостью может мстить Виктору, отыгрываясь и на других его знакомых.

По пути к дому я сказал Гилмору:

— Я до сих пор не могу прийти в себя от твоей истории. У меня возникли подозрения, что мистера Франкенштейна, возможно, кто-то преследует и что этот «кто-то» хочет причинить ему боль через близких ему людей. Уже убита миссис Франкенштейн. А в доме миссис Доуни теперь две дамы, ребенок и женщины-служанки. Не исключено, что все они в опасности. Как бы правдива ни была твоя история, Гилмор, ты должен обещать мне, что никогда, ни при каких обстоятельствах не оставишь их, как сделал это недавно. В доме всегда должен находиться сильный мужчина, способный к решительным действиям.

Гилмор нахмурил брови и спросил:

— А как вы думаете, кто может быть врагом доктора?

— Я ни в чем не уверен, — сказал я, — но не исключаю, что это и есть то несчастное существо, которое ми стер Франкенштейн держал в сарае, когда жил на Оркни. Мы обязаны сейчас принять меры предосторожности. Лучше, если ты ничего не станешь рассказывать прислуге. Будь начеку, но никому не говори о причинах своей бдительности.

Гилмор согласно кивнул. Он поспешно отправился на Грейз-Инн-роуд, а я подумал о Хьюго и Люси Фелтхэм и о том, что они в полном неведении проводят время с Виктором Франкенштейном на Чейни-Уолк. Должен ли я предупредить их о возможной опасности? Как бы неприятно это ни было, но мне следовало обязательно поговорить с Виктором о том, что рассказал Гилмор, и сделать это было необходимо в ближайшее время. Даже Мария Клементи при выходе из театра — там, где сидело это чудовище, — подвергалась серьезной опасности. Хотел я того или нет, но принимать решительные меры было необходимо.

10

Вернувшись домой, я как можно спокойнее разъяснил миссис Доуни и ее сестрице миссис Фрейзер, что Гилмор, будучи еще мальчиком, встречал Франкенштейна, когда тот проводил научные эксперименты на Оркни. Будучи совсем юным, а также оказавшись под влиянием безграмотного населения деревни, склонного к суевериям и предрассудкам, он воспринял тогда Виктора как некоего колдуна и питал к нему непреодолимый страх. Неожиданная встреча в Лондоне пробудила в пареньке тот прежний ужас, отчего он и сбежал. При этом я рассказал им, что, по всей видимости, за время, проведенное на острове, Виктор нажил себе врага. А поскольку жена его была убита и убийца ее до сих пор не пойман, было бы разумно принять все меры предосторожности, чтобы никто не смог причинить нам вреда. Я предложил, чтобы дома обязательно все время оставался или я, или Гилмор, до тех пор пока не появятся доказательства, что мои опасения необоснованны, а в случае если леди решат куда-то направиться с визитом, один из нас также будет их сопровождать. Нашлись бы, конечно, дамы, которым приятна была бы подобная забота об их безопасности, но не таковы оказались наши сестрицы, и дело здесь не только в их темпераменте, но также и в воспитании, которое они получили.

Миссис Доуни и миссис Фрейзер были дочерьми адвоката Джона Джессапа, и выросли они в Корнуэлле, в небольшом именьице (настолько небольшом, что его можно было бы назвать просто садиком, как весело заметила однажды в разговоре со мной миссис Доуни). Мистер Джессап имел адвокатскую практику в близлежащем городке. Семья их во всех отношениях была благополучной, но небогатой. Миссис Джессап увлекалась чтением (некоторые не прочь причислять таких дам к категории синих чулков), и назвать ее очень уж заботливой мамой было бы трудно. Две ее дочери много времени проводили с деревенскими ребятами: строили с ними запруды, воровали горох на фермерских полях и тому подобное, — не все родители приветствовали бы такое времяпрепровождение. Однако, несмотря на столь нетрадиционный подход к их воспитанию или же благодаря ему, молодые леди выросли особами либерально мыслящими. Покойный мистер Доуни был сыном партнера мистера Джессапа. После того как они с Корделией составили супружескую пару, состоялся их переезд в Лондон, где всего лишь через восемь месяцев супружеской жизни глава семейства скончался, оставив жене один только дом на Грейз-Инн-роуд. Хорошо еще, что сестра ее матери за несколько лет до того, как случилось это несчастье, оставила бедняжке немного денег, таким образом, миссис Доуни смогла оставить этот дом для себя и своей маленькой Флоры.

Чтоб хоть как-то сводить концы с концами, вдова решила взять постояльца. Как этим постояльцем стал я, рассказывать недолго. За два года до этого я приехал в Лондон, чтобы заняться научной работой. Возникла необходимость найти жилье в том районе города, где находились библиотеки и работали ученые, у которых я брал консультации. Поинтересовавшись в гостинице, у кого можно найти комнаты, я получил рекомендацию и направился прямо к миссис Доуни. Я был несколько удивлен, когда, встретившись со своей будущей квартирной хозяйкой, обнаружил, что это не сорокалетняя дородная вдова, а милая двадцатишестилетняя вдовушка. Как выяснилось, женщина эта всегда руководствуется здравым смыслом во всех житейских делах и под крышей ее дома у меня не будет проблем ни со стиркой, ни с обедом. В результате я снял предложенные мне комнаты. Не прошло и шести месяцев, как я узнал, что являюсь первым постояльцем миссис Доуни, и, как оказалось впоследствии, последним. Но об этом рассказ впереди.