Невеста Франкенштейна - Хилари Бэйли

— И право, загадка, — заключила миссис Доуни, разливая чай.

— А ведь он назвал вас по имени, Виктор. Разве не странно? — продолжала допытываться Люси Фелтхэм. Однако миссис Доуни, почувствовав, что гостю разговор этот не очень приятен, и памятуя о том, что Виктор едва оправился от тяжелой болезни, умело направила беседу в другое русло. Благодаря ее ловкости и доброжелательности, этот недолгий визит прошел удачно. Затем мы переключили внимание на миссис Доуни, которая, развлекая всех нас, очаровательно играла и пела.

И все же, после того как наши гости ушли, миссис Доуни, узнав у служанки, что Гилмор так и не вернулся, серьезно и печально на меня посмотрела и завела разговор о том, почему же он все-таки убежал.

— Сестра будет очень расстроена, если он не вернется, — заключила она, — так как этот паренек при ней с самого детства. Отец Дональда, рыбак из Оркнея, утонул в море, когда мальчику было двенадцать, и мать его тоже умерла, поэтому деревня отправила сироту к его единственному родственнику, который служил у моей сестры дворецким. Миссис Фрейзер нашла для него работу и помогла ему, как я понимаю, обучиться плотницкому делу (ибо в то время никаким ремеслом он не владел). С тех пор он и живет у них в доме.

После этого мы несколько раз повторяли друг за другом: «И как это могло случиться, что молодой человек, который большую часть жизни своей провел в Шотландии, мог знать Виктора Франкенштейна?» А миссис Доуни нет-нет да и повторяла: «Молодой Дональд — самый надежный в мире человек. И что это его толкнуло на такой поступок?»

Миссис Фрейзер, вернувшись домой, была очень удивлена и расстроена исчезновением Гилмора. Она не могла понять, откуда ее слуга мог знать Виктора, и тем более не могла взять в толк, почему появление моего друга вызвало у паренька такой страх. Было решено, что, если на следующий день Гилмор не вернется, мы начнем его разыскивать. Когда вечером мы отправлялись спать, он так и не появился.

Однако на следующий день за завтраком служанка сообщила, что рано утром впустила дрожащего Гилмора домой.

При этом она добавила: парень ни за что не соглашался войти, пока она не убедила его в том, что человек, которого он называл «доктором», уже ушел. «Лучше уж я пешком пойду обратно в Шотландию», — сказал он ей тогда.

Я предложил пригласить юношу и спросить у него, чем объясняется его поведение. Бедный Гилмор, вызванный к нам, вошел в комнату, сжимая в руках шляпу. Это был коренастый, крепкий парень с рыжими волосами. Он обладал хорошим чувством юмора и часто вел себя как веселый, жизнерадостный человек, но теперь ему явно было не до смеха.

Начала «допрос» миссис Фрейзер, церемонно объявив, что он повел себя очень плохо, сбежав без разрешения и проведя вне дома всю ночь. Она заявила, что всегда держала его за человека надежного и честного и теперь не понимает, что это на него нашло. Она никак не может допустить, чтобы он бегал ночью по улицам, и желает выслушать его объяснения. Молодой человек ответил достойно, но не очень решительно. Он просил его простить, в том числе и за то, что объяснений на этот счет он дать не может.

Миссис Фрейзер залилась краской и заявила, что если вначале она просила у него объяснений, то теперь она их просто-напросто требует. Гилмор уставился на ковер и ответил:

— Мадам, я не могу этого сделать.

Тут женщина и вовсе утратила контроль над собой. Я видел, какая гроза разразилась над головой бедного Гилмора, и понимал, что разъяренная хозяйка может его выгнать.

И в этот момент паренек обратился ко мне умоляюще:

— Сэр, эта ужасная история никак не подходит для женских ушей. Поэтому-то я и не могу ее рассказать. Я никогда никому ее раньше не рассказывал — ни тете, ни дяде, так как понимал, что эта история очень бы их расстроила.

Вид обеих дам, миссис Доуни и миссис Фрейзер, выражал одновременно и требовательность, и сдержанность. Такой вид обычно принимают женщины, услышавшие, что предмет разговора не для их ушей. Затем миссис Фрейзер заявила следующее: как бы неуместно в присутствии дам ни звучала история Гилмора, она, миссис Фрейзер, будучи его госпожой, имеет полное право знать все, ибо в противном случае ей придется пересмотреть свое мнение по поводу его пригодности для нее в качестве слуги. Дескать, она опечалена мыслью о том, что ей придется пуститься в обратное, очень непростое и далекое путешествие из Лондона в Шотландию с человеком, который в любой момент может неожиданно от нее сбежать. Удрученный паренек уверял свою хозяйку, что он никогда не допустит ничего подобного.

В итоге мне пришлось предложить дамам свои услуги. Я решил пойти с Гилмором в какое-нибудь тихое местечко, поговорить с ним и узнать причину, побудившую его убежать, а затем рассказать женщинам лишь то, что сочту необходимым и приемлемым для их ушей. На это мое предложение миссис Фрейзер и ее сестра холодно согласились. Сопровождаемые их полными упрека взглядами, мы с Гилмором удалились из комнаты и направились в близлежащий трактир. Там я заказал ему пинту эля, и в ожидании, пока принесут наши кружки, мы расположились за столиком поближе к огню. Тогда я попросил его начинать свой рассказ.

Он устремил на меня честный взгляд и, располагая к себе своим мягким акцентом выходца из Оркни (кстати, говорил он неплохо, так как был хорошо воспитанным молодым человеком), поведал ужасную историю, которая перевернула все мои прежние представления о Викторе Франкенштейне.

9

Мы были в таверне одни, когда Гилмор начал свой рассказ.

— Я встретил доктора Франкенштейна, — проговорил он, — еще до того, как приехал на Большую землю. Я был тогда мальчишкой и жил с отцом на острове Оркни. Моя мать умерла еще во время родов. Жизнь у нас была бедной. Нашу унылую маленькую деревушку, расположенную на побережье, с остальным островом связывала только дамба, и ту море не накрывало только дважды в день, во время отливов. Жизнь наша была тяжелой. В деревне всего-то было десять семей, и все же земля эта едва могла нас прокормить. Жили мы в основном за счет рыбной ловли в суровых морских водах, земля же не была плодородной. Среди нас богатым считался тот, у кого был полный набор кухонной утвари, да еще у кого в доме имелось достаточно кроватей, чтобы все члены семьи могли высыпаться в тепле. Запас топлива, которого хватило бы на всю зиму, считался роскошью. Богачами также считались те, кто просто не голодал. Я рассказываю вам сейчас о нашей бедности и неуверенности в завтрашнем дне (простите мне это отступление) только для того, чтобы объяснить, на какое дело согласился потом мой отец, почему начал он работать на доктора Франкенштейна.