Черный дембель. Часть 3 (СИ) - Федин Андрей Анатольевич

Индус осыпал меня проклятьями. На этот раз он разбавил их звучными угрозами и тюремным жаргоном. Я ухмыльнулся, посмотрел на родинку между его бровей. Прикинул, что та была бы идеальной мишенью, если бы я целил сейчас в Индуса из пистолета.

— Слушай меня внимательно, Индус… — произнёс я.

— Да пошёл ты!..

Бандит согнулся в пояснице, когда я прописал ему ногой «таблетку для памяти».

Он снова выругался. Но умолк после второй «таблетки». Метнул в меня яростный взгляд.

— Слушай меня внимательно, Индус, — повторил я. — Вернёшься к Рамазанову. Скажешь, что его жена прыгнула с Калининского моста. Скажешь, что видел это своими глазами…

— Да пошёл ты!..

Бандит сплюнул на землю рядом с моими ногами.

Я пожал плечами и ткнул носком кеда ему под рёбра.

— Слушай меня, Индус, и не отвлекайся, — сказал я. — Это в твоих интересах. Сделаешь, как я велю — проживёшь дольше. Потому что Бивень не узнает, что ты стучишь на него в ментовку.

Я выдержал паузу, улыбнулся и добавил:

— Ведь ты стучишь, Индус. Мне об этом знакомые менты все уши прожужжали. Они расскажут об этом и Бивню… если я их об этом попрошу. Понимаешь, чем это для тебя обернётся?

— Что ты мелешь, фраер⁈

Бандит дёрнулся.

И вновь получил удар в грудь.

— Лежи спокойно, Индус, не дёргайся, — сказал я. — Напомнить, как на вашем жаргоне называют предателей? Гарантирую: Бивень вырежет это слово из четырёх букв у тебя на лбу. Сомневаешься?

Я встретился взглядом с глазами Индуса.

Ухмыльнулся.

— Так что подумай о том, что скажешь сегодня Рамазанову. Уверен, у тебя хорошая фантазия. Расскажи ему, как Марго сиганула с моста. Опиши, как её унесло вниз по течению реки. Обо мне не говори.

Спросил:

— Ты понял меня, Индус?

Индус нахмурился.

— Наиль мне не поверит, — сказал он.

Бандит приподнялся на локтях; в глаза мне он не смотрел.

Я развёл руками.

— Сделай так, чтобы он поверил, — сказал я. — У тебя получится, если постараешься. Прояви актёрский талант. От него сейчас зависит твоя жизнь. Помни об этом, Индус, и поживёшь ещё… немного.

Я убрал ногу с руки Индуса, одёрнул футболку. Наблюдал за тем, как бандит усаживался на асфальт. Подумал: «Проживёшь ещё больше полугода, Индус. Почти целых восемь месяцев. Пока Бивень ни узнает о твоём стукачестве — без моей помощи». Я вспомнил, что мне рассказывал сменщик в пункте приёма стеклотары о смерти Индуса. Бивень устроил для своего бывшего подручного настоящую казнь — об этом шепталась ошивавшаяся около рынка шпана. Поговаривали, что Индуса нашли повешенным на ветке дерева около мусорного бака на Колхозном рынке. Мало кто тогда сомневался, что в петлю Индус полез не по собственному желанию (да ещё и «с камнем во рту»). Я вновь прицелился взглядом в родинку между бровей бандита. Ухмыльнулся, покачал головой. Потому что сообразил: в этой новой жизни я спасу не все жизни, какие мог бы спасти.

«Чёрный дембель, — подумал я, — это не Супермен. У него совсем иное мировоззрение. И другие цели». Я повернулся к сидевшему на земле Индусу спиной. Отыскал взглядом неторопливо отдалявшуюся от меня фигуру Маргариты Лаврентьевны. Снова подумал о том, что Марго сегодня не походила на светскую львицу. Хотя её наряду, косметике и запаху духов и сейчас позавидовали бы многие советские женщины. Солнечные лучи вновь коснулись медово-русых волос на голове Маргариты Лаврентьевны — над головой Рамазановой будто засветился золотистый нимб. «…Вверх таких не берут, — отозвался на мои мысли воображаемый голос Высоцого-Артурчика, — и тут про таких не поют…» «Сам разберусь, кого и куда возьму, — ответил я своему воображаемому оппоненту, — без сопливых». Решительно зашагал следом за Марго.

До трамвайной остановки мы дошли пешком: прогулялись мимо окон ресторана «Московский» и мимо поворота в Красный переулок, где проживала Светочка Ельцова. Стены домов и кроны деревьев почти не отбрасывали тени. Солнце нещадно припекало мне голову.

Маргарита Лаврентьевна меня по пути ни о чём не расспрашивала. Держала меня под руку, покорно следовала за мной. В её взгляде я читал фразу Марьи-искусницы из детского фильма-сказки: «Что воля… Что неволя… Всё равно…»

Молчала Рамазанова и пока мы ехали в трамвае. Она прижималась плечом к моей руке, невидящим взглядом смотрела на мелькавшие за окном фасады домов. Не замечала любопытные взгляды пассажиров (на неё посматривали и мужчины, и женщины).

Временами мне чудилось, что Марго спала с открытыми глазами. Но Маргарита Лаврентьевна не проспала мой сигнал: послушно встала и направилась следом за мной к выходу из трамвая. Из душного салона мы шагнули на не менее душную улицу.

Водку я купил в «Универсаме» по пути в посёлок. Снова расщедрился на покупку «Столичной». Нам повезло: покрытый шоколадным загаром Степан Кондратьевич не отправился на парад — работал в огороде под присмотром своей пышнотелой супруги.

Мне почудилось, что Степан Кондратьевич завистливо вздохнул, когда по приказу жены выкатил из сарая Чижика. Я усадил Марго в боковой прицеп мотоцикла, завёл двигатель. Чижик радостно задрожал и заревел мотором, буквально сорвался с места.

Поездка на мотоцикле подарила мне долгожданную прохладу. Чижик резво нёсся по грунтовой дороге, подпрыгивал на кочках. Около дома родителей я не остановился: помнил, что папа и мама сейчас шагали в составе колонн на праздничном параде.

До деревни Майское мы домчались «с ветерком». В деревне полюбовались на праздничные баннеры и красные флаги. За Майским хорошая дорога закончилась — я сбавил скорость, словно вновь очутился на заснеженной колее.

Тени деревьев уже местами перечёркивали дорогу, когда мы проезжали мимо сбросившего снежные оковы поворота к летнему дому (где в сентябре я вместе с одногруппниками из МехМашИна провёл месяц на уборке урожая арбузов).

На подступах к деревне я взглядом отметил место, где в новогоднюю ночь мы с Котовой нашли Ниночку. Чижик неспешно прокатился по украшенной зелёными кронами деревьев и красными флажками улице под музыкальное сопровождение из собачьего лая.

Около забора Уварова я остановил мотоцикл и заглушил двигатель. Скользнул взглядом по окнам — признаков присутствия дома Коли Уварова не заметил. Снял мотошлем, посмотрел на Маргариту Лаврентьевну.

— Приехали, Марго, — сообщил я. — Выгружаемся.

Рамазанова повертела головой — будто сбросила с себя сонные чары. Её волосы вновь засверкали. Заблестели на солнце и ярко-голубые глаза Маргариты Лаврентьевны, сейчас походившие не на стекляшки, а на драгоценные камни.

— Куда мы приехали? — спросила Марго.

— К одному очень хорошему человеку, — ответил я.

Спрыгнул с сидения мотоцикла, размял ноги. Ещё с дороги я заметил, что дверь в летнюю кухню (где я осенью пил в компании Уварова и участкового) открыта нараспашку. Повесил шлем на руль Чижика.

Маргарита Лаврентьевна удивлённо приподняла брови.

— К какому человеку? — поинтересовалась она.

— К Коле Уварову, — уточнил я. — Сейчас я вас познакомлю.

Колю я обнаружил в летней кухне. Уваров сидел за столом. В тишине. Пил водку, закусывал соленьями. В одиночестве. Смотрел на фотографию покойной жены.

Николай услышал моё приветствие — дёрнул плечом, опрокинул в рот четверть стакана водки, шумно вдохнул. И лишь затем он обернулся. Смерил меня взглядом.

Николай встретил меня словами:

— Студент? Ты здесь как оказался? Неужто выпить со мной приехал?

Уваров немного неуклюже выбрался из-за стола. Двинулся мне навстречу, окатил меня свежим спиртным запахом и запашком чеснока. Я не без труда выдержал его рукопожатие.

Сказал:

— Привет, Коля. С праздником тебя. Встречай гостей.

Посторонился, чтобы Уваров увидел замершую на пороге летней кухни позади меня Маргариту Лаврентьевну. Я отошёл в сторону. Наблюдал за тем, как Марго и зажмурившийся от солнечного света Николай рассматривали друг друга.