Со взведенным курком - Иван Мызгин

— Охрана! Надзиратель! — дико завопил он. — Сюда! Он сошел с ума!

В кабинет вбежал конвойный с винтовкой. Я сидел, помешивая в печи кочергой, и улыбался.

Результат этой истории оказался довольно многогранным: я сначала попал в карцер, а потом вернулся во второй одиночный. Иващенко был отстранен от следствия. А новому следователю, как этого и хотел адвокат, пришлось начинать все сначала и допрашивать нужных нам свидетелей.

Казанская судебная палата дала мне «всего» восемь лет каторги, а «приняв во внимание несовершеннолетие обвиняемого в момент совершения преступления», снизила срок до двух лет восьми месяцев каторжных работ с последующей вечной ссылкой в отдаленные области Сибири.

Свою каторгу я отбывал в той же Уфимской тюрьме. Опять пытался бежать — и опять неудачно! Снова избиение, карцер… Хотя срок мой заканчивался в ноябре 1911 года, я ушел в этап, в ссылку, только в апреле 1912-го.

Страшное было это путешествие. Самым ужасным был путь от Иркутска в пересыльную тюрьму Александровского централа: на каждой версте тяжелой, покрытой вязкой грязью дороги падали обессилевшие товарищи, и конвойные добивали их… А на следующем этапе, на паузке, спускавшемся вниз по Лене, ссыльные как мухи мерли от кровавого поноса, и конвой сдавал трупы крестьянам, платя за похороны по три рубля…

В ссылке, на берегу Лены, в селе Маркове далекого Киренского уезда, я батрачил у кулака-живоглота Якова Дружинина, работал в экспедиции по изучению русла Лены, которой руководил молодой и либерально настроенный инженер Шарко. Он даже собирался на следующий год помочь мне бежать. Но я не стал дожидаться следующего года.

С того момента, как мне в тюрьме объявили: «Собирайся в этап!» — все мои помыслы были устремлены к одному: «Бежать!» Все окружающее — дорогу, климат, людей — я оценивал с одной точки зрения — с точки зрения своего будущего побега. Ведь там, в России, рабочий класс во главе с большевиками вставал на новый бой за свободу…

…Весь девятьсот двенадцатый и зиму девятьсот тринадцатого года я провел в ссылке.

Пришла весна. Все сильнее пригревало суровое сибирское солнце, набухал лед в реках и ручьях. С каждым днем приближалась пора вскрытия Лены. Зимнее санное движение по ней постепенно замирало, уже больше недели не приходила почта.

Мысль о побеге с такой силой захватила меня, что я не мог уже думать ни о чем другом. Но я отлично понимал: чтобы бежать удачно, нужно тщательно подготовиться. Пришлось надеть на себя волевую узду и постепенно, исподволь готовить побег.

Мне удалось скопить немного денег на дорогу. Главное в таком пути — обувь. Я купил местные ичиги, в которых одинаково хорошо идти в любую погоду. Помаленьку запасал провизию — сало, вяленую рыбу, сухари. Оставалось самое сложное — паспорт. И еще — нужно было найти верного человека, чтобы посоветоваться, как лучше и с меньшим риском добраться до Иркутска. Все месяцы ссылки я внимательно приглядывался к местным крестьянам. Нужно сказать, что в отличие от самого Дружинина, моего хозяина, члены его семьи относились ко мне дружелюбно. А со Степаном, старшим сыном, мы стали почти друзьями. Степан несколько лет служил в пограничной страже, с малолетства много охотился, отлично знал здешние места, обычаи, людей.

Я стал выжидать удобного случая, чтобы заговорить. Он скоро представился.

Как-то мы со Степаном возили бревна на сарай. Разговорились, и я осторожно направил беседу и нужное мне русло.

— А что, Степан, — спросил я, — отсюда в Иркутск только один путь — по Лене, а потом трактом? Другой дороги, поближе, нету!

— Отчего нету, — отвечал тот, — есть, и намного ближе. Однако, той дорогой нет никакого жилья. Пройти там могут лишь бывалые люди, тайгу надо знать, как свой дом. Не то пропадешь. Я уж на что привычный и то, ежели забреду в незнакомое место и там ночую, делаю затесы на деревьях: откуда, мол, пришел и куда пойду.

Мы помолчали. Степан несильно хлестнул лошадь; та дернула, пошла быстрее.

— А скажи, много отсюда бежало нашего брата, ссыльных?

— Да нет, не так много. Однако, бежали.

— И что же, попадались или…

— Больше попадались… Трудно отселе уйти. Места у нас, сам знаешь, малолюдные, новый человек всегда заметен. А беглец — он пути не знает, с местными держаться не умеет, вот его все и выдает. Так что даже и с большими деньгами тяжело убежать. — Он вдруг пристально посмотрел мне в лицо. — А ты что меня так-то пытаешь? Разве не боишься, что я тебя посажу?

— Нет, не боюсь, — сразу, не задумываясь, ответил я. — Знаю, что ты на это не способен.

— Та-ак… — Степан опять помолчал, потом снова вскинул на меня глаза. — Стало быть, уйти от нас хочешь… Я почему-то сразу про тебя подумал: этот скоро навострит лыжи. Уж больно ты неспокойный. Ну что ж, Ваня, счастливый тебе путь, парень!..

— За «счастливый путь» спасибо. Но одного пожелания, брат, для счастливого пути маловато. Раз уж на то пошло, ты вот посоветуй, как лучше добраться. И куда — в Иркутск или Бодайбо.

— Оба конца одинаковы. А только в Иркутске чугунка… Там к России куда как ближе!

— Да ведь у меня паспорта, сам понимаешь, нету. Не знаешь, как достать?

Степан чуть помедлил:

— Пожалуй, знаю.

— А поможешь? — задал я главный вопрос.

Степан натянул вожжи, остановил лошадь. Придвинулся ко мне.

— Ты мне доверился, помогу, — твердо выговорил он. — Вот слушай. — Он снова тронул коня. — Остался у меня старый паспорт, до военной службы выданный. Надо только в нем год выдачи исправить, а остальное — комар носа не подточит.

— Кто ж переправит? Я не шибко грамотный.

— Есть здесь у нас учитель один. Живет в деревне Мостовой, верстах в пяти отселе. Он сделает. Однако, иди к нему так, чтобы ни одна душа не знала, ни наши, ни ссыльные. Учитель мужик хороший, но только с вашими якшаться боится, чтобы место не потерять. Жена у него молодая, тоже баба что надо!

— Спасибо, Степан.

— Ладно, спасибо скажешь, когда домой доберешься. Однако, вот какая моя к тебе просьба: дай честное слово, что, как только добежишь до Иркутска, паспорт уничтожишь.

— Даю слово.

— Ну и хорошо. Да он тебе в России и не годен. Ежели попадешься с ним, больше подозрения будет, что беглец. Станут тебя держать, покуда не придет ответ из нашей волости. А тогда…

— Ты прав. Да и тебя не хочу подводить.

— Ну, значит, сговорились. Завтра, как снова и лес поедем, я тебе паспорт и отдам. Теперь слушай и дальше. Дорогой в села не заходи, а тем паче к ссыльным: за вами за всеми следят. Я тебе дам сала и сухарей, от охоты немного осталось. Отселе, из Маркова, уходи пароходом. Как соберешься, скажи — я провожу. Может, знакомые матросы будут. Они тебя бесплатно довезут хоть до Качуги. Но до Качуги ехать не след, там с пристани незаметно не уйдешь. Придется тебе примерно от Усть-Кута топать пеше. От Манзурки до самого Иркутска степь да степь. Там один не ходи, пристраивайся к обозам.