Западная социология: современные парадигмы. Антология - Коллектив авторов

В своей попытке определить концепт общества я предлагаю исходить из понятия системы. Это еще мало о чем говорит, поскольку данное понятие используется в очень разных смыслах. Первое уточнение, которое сразу же ведет на незнакомую территорию, состоит в понимании системы не как особого типа объекта, а как особого различения, конкретно – того, что находится между системой и окружающей средой. Это должно быть точно сформулировано. Для этой цели я принимаю концептуальную схему, которой Джордж Спенсер-Браун вводит свои Законы формы [Spencer-Brown, 1979]. Система – это форма различения, а поэтому обладает двумя сторонами: системой (как внутренней стороной формы) и средой (как внешней стороной формы). Только две стороны вместе составляют различение, составляют форму, составляют концепт. Таким образом, среда для этой формы настолько же важна, настолько же незаменима, насколько и сама система. Граница между системой и средой разделяет две стороны формы, отмечает единство формы, и поэтому ее нельзя найти ни на одной из сторон формы. Граница существует только как указание пересечь ее – или изнутри наружу, или снаружи внутрь.

Отложим на время эти сложные вопросы в сторону. С ними нельзя иметь дело на уровне развития теории столь низкой сложности. Вместо этого поднимем вопрос о том, как возникает форма, в чем состоит различие между системой и средой. Концептуальная схема исчисления формы Спенсер-Брауна предполагает время, работает с временем, объясняет себя через время – как логика Гегеля.

Здесь я выбрал концепт производства (или пойесиса в отличие от праксиса) намеренно, поскольку он предполагает различение как форму и утверждает, что работа может быть произведена, даже если производитель не может произвести все необходимые причины сам. Как можно заметить, это соответствует различению между системой и средой. Система располагает внутренними и внешними причинами для производства своего продукта, и она может использовать внутренние причины таким образом, что в результате в ней образуются достаточные возможности совмещения внешних и внутренних причин.

Однако производимая работа – это сама система, или, более точно, форма системы, различие между системой и средой. Именно на определение этого и направлен изначально концепт аутопойесиса. Он эксплицитно противопоставлен возможному концепту аутопраксиса, т. е. концепт аутопойесиса необходимо выводит на сложный и часто неправильно понимаемый концепт оперативно закрытой системы. Примененное к производству, оно, конечно, не означает причинную изоляцию, автаркию, когнитивный солипсизм, как часто полагали оппоненты. Скорее, это необходимое следствие тривиального (концептуально тавтологического) факта, что никакая система не может оперировать вне своих границ. Это ведет к заключению – что образует первую стадию разъяснения концепта общества, – что мы имеем дело (если мы хотим использовать форму-концепт системы) с оперативно замкнутой аутопойетической системой.

Самую главную часть работы над концептом общества еще предстоит совершить. Она формулируется вопросом: «Какова операция, что производит систему общества и – необходимо добавить – производит ее из ее же продуктов, то есть воспроизводит ее?». Это должен быть точно определенный способ оперирования. Мы вынуждены принимать на себя риск, определяя способ операции, с помощью которой общество производит и воспроизводит себя. Иначе концепт теряет все свои очертания.

Мое предложение состоит в том, чтобы мы сделали концепт коммуникации основой и, таким образом, переключили бы социологическую теорию от концепта действия на концепцию системы. Это позволяет нам представить социальную систему как операционально замкнутую систему, состоящую только из своих собственных операций, воспроизводимых коммуникациями из коммуникаций. С концептом действия едва ли можно избежать внешних отсылок. Действие требует, поскольку его нужно приписывать, отсылку к социально конституированным комплексам: субъекту, индивидууму, для всех практических целей – даже живому телу, то есть к месту в пространстве. Только с помощью концепта коммуникации мы можем вообразить социальную систему как аутопойетическую систему, которая состоит только из элементов, а именно – коммуникаций, которые производят и воспроизводят ее через сеть этих же самых элементов, т. е. через коммуникацию.

Таким образом, теоретические решения для понимания общества как аутопойетической системы и для характеристики процесса, воспроизводящего систему как коммуникацию, гармонизируют друг с другом. Они взаимно обусловлены. Это, в свою очередь, означает, что понятие коммуникации является решающим фактором в определении концепта общества. В соответствии со способом, которым определяется коммуникация, определяется и общество – определение понимается здесь в прямом смысле детерминации границ.

Концепт коммуникации уже изменен этим положением дел. Нельзя редуцировать его к коммуникативному действию и фиксировать участие других либо как простой эффект этого действия, либо как нормативный вывод, в том смысле, какой имеет в виду Хабермас. Равным образом не может коммуникация восприниматься и как передача информации из одного места в другое. Подобные концепты предполагают в той или иной форме носителей действия, которые сами не создаются коммуникацией. Теория комбинатороных систем/теория коммуникаций, наоборот, требует концепта коммуникации, который позволяет сказать, что вся коммуникация производится лишь коммуникацией – конечно, в среде, которая делает возможным и допускает это.

Важно иметь в виду, что отдельное коммуникативное событие завершается пониманием. Это еще не решает вопроса, формирует ли понятое основу для дальнейшей коммуникации или нет. Это может случиться – а может и нет. Коммуникации могут быть приняты или отвергнуты. Любой другой концепт имел бы абсурдное следствие, что отвергнутые коммуникации на самом деле не были коммуникациями. В этом причина того, почему неправильно приписывать коммуникациям имманентную, квазитеологическую тенденцию к консенсусу. Если бы это имело место, все бы уже давным-давно закончилось и мир был бы таким же безмолвным, каким был когда-то. Однако коммуникация не истощает себя, а скорее, производит на каждом шагу бифуркацию принятия или отвержения посредством, так сказать, самораздражения. Каждое коммуникативное событие закрывает или открывает систему. И только благодаря бифуркации там может происходить история, чей курс зависит от того, какой путь выбран: да-путь или нет-путь.

Если принят этот концепт коммуникации, тогда все обычные эпистемологические препятствия обычной социальной теории растворяются в одно мгновение и их место занимают проблемы, более подходящие к теоретически информированному научному исследованию. На этом основании ясно, что конкретные люди не являются частью общества, но являются частью его среды. В равной степени не имело бы особого смысла высказывание о том, что общество состоит из «отношений» между людьми. Концепт коммуникации содержит намного более точное предложение. Для того чтобы говорить или писать о ком-то, недостаточно установить отношение к нему как «социальное отношение». Только сама коммуникация представляется социальной операцией.

Концепт территориальных границ в равной степени несущественен, а вместе с ним – и предположение о многочисленности региональных обществ. Значение, которое пространство и границы имеют в пространстве, возникает из их коммуникативного использования, но сама коммуникация не имеет места в пространстве. Она может через свой материальный субстрат зависеть от пространственных условий. Но значение пространственных условий для эволюции социокультурного общества снизилось в результате языковых, письменных и телекоммуникаций в такой степени, что мы должны допустить, что в настоящих условиях коммуникация детерминирует остающееся значение пространства, а не наоборот; что общество дает возможность коммуникации и ограничивает ее возможность.

Наконец, концепт коммуникации четко показывает, что общество – это самоописывающая и самонаблюдающая система. Даже простая коммуникация возможна только в рекурсивной сети предшествующих и последующих коммуникаций. Такая сеть может стать своей собственной темой, может информировать себя о своей коммуникации, может подвергать сомнению информацию, отказывать в принятии, давать нормы достоверной и недостоверной информации и т. д. – поскольку все это возникает в оперативной форме коммуникации. Становится очевидным двойное положение дел: что общество – это самонаблюдающая и самоописывающая система и что оно может использовать свой собственный способ операции и должно это делать, чтобы производить подобные самореферентные операции. И это также применимо к науке и к социологии. Все коммуникации об обществе обусловлены обществом. Не существует внешнего наблюдателя с какой-нибудь даже частично адекватной компетенцией.