Нормандцы в Сицилии - Джон Норвич

Ричард и Роберт со своей стороны хотели союза с римской церковью. Они и их соплеменники могли в прошлом причинять зло отдельным церквям и монастырским общинам, но всегда — даже у Чивитате — выказывали уважение к папе и взялись за оружие только для самозащиты, когда все их попытки решить дело миром провалились. Они были не настолько сильны, чтобы отказываться от возможности отвести раз и навсегда угрозу совместного наступления империи и папства или заручиться поддержкой папы в войне против любого другого врага — византийцев, тосканцев или сарацин. Но при этом их могущества вполне хватило, чтобы беседовать с папой на равных. Их сердца были полны самых радужных надежд, когда Николай II покинул Рим в июне 1059 г- с внушительной свитой кардиналов, епископов и других клириков, чтобы — возможно, по приглашению Роберта Гвискара — посетить Мельфи.

Медленно и величественно папская процессия проследовала через Кампанию. Она остановилась в Монте-Кассино, где к ней присоединился Дезидерий, ныне официальный представитель папы на юге и, таким образом, фактически его посол у нормандцев; она пересекла горы и вышла к Беневенто, где Николай собрал синод; далее папа проследовал к Венозе, где освятил новую церковь Пресвятой Троицы, место погребения старших Огвилей и, соответственно, главную святыню нормандцев в Италии. В конце августа папа со своей свитой прибыл в Мельфи. У городских ворот его ожидала внушительная толпа, состоящая из нормандских баронов во главе с Ричардом из Капуи и Робертом Гвискаром, поспешно вернувшимся из калабрийской кампании, чтобы приветствовать блистательного гостя.

Синод в Мельфи, который послужил формальным поводом для папского визита, не оставил следа в истории. Его основной целью было восстановить целомудрие или по крайней мере навязать целибат среди духовенства южной Италии, и с этой точки зрения — несмотря на то, что епископ Транийский был публично лишен сана в присутствии сотни равных ему по званию, — судя по свидетельствам более поздних источников, он не принес никаких результатов. Но визит Николая II в Мельфи имел историческое значение и для нормандцев, и для папства, ибо за ним последовало их формальное примирение. Для начала папа подтвердил права Ричарда на титул князя Капуи, а затем официально признал Роберта герцогом Апулии, Калабрии и, хотя до сих пор нога Гвискара не ступала на остров, Сицилии.

На каком основании папа столь щедро даровал нормандцам земли, на которые никогда не претендовали ни он, ни его предшественники, — остается неясным. Если говорить о материковой Италии, он, судя по документам, исходил из того факта, что Карл Великий двумя столетиями раньше даровал папству герцогство Беневенто. Границы княжества тогда не были четко определены и с той поры несколько раз сдвигались, возможно, в какой-то момент (хотя в XI в. это было не так) оно включало в себя все территории к югу от города. Однако всего двенадцатью годами раньше Генрих III в присутствии папы Климента вернул Капую Пандульфу и тем самым ясно дал понять, что считает это княжество имперским владением. Действия папы Николая II в отношении Сицилии представляются еще менее обоснованными; остров никогда не входил в число папских владений, и единственным основанием для того, чтобы заявлять какие-то права на него, мог служить так называемый Константинов дар — документ, согласно которому император Константин I якобы передал папе Сильвестру I и его преемникам светскую власть в "Риме и всех провинциях, местностях и городах Италии и западных областях". Этот документ служил главным аргументом в пользу всех притязаний престола святого Петра вплоть до XV в., когда, к великому замешательству клириков, было доказано, что он является подделкой, бесстыдно состряпанной в папской курии семью веками ранее.[33]

Но никто не собравшихся в Мельфи в тот августовский день не задавался подобными каверзными вопросами. Папа Николай мог проявить щедрость, ибо она окупалась сторицей. Конечно, он от лица папства поддержал наиболее опасную и потенциально разрушительную силу в южной Италии; но, подтвердив права обоих предводителей, чьи отношения, как он знал, были натянутыми, он обеспечил все гарантии того, что эта сила никогда не сможет полностью объединиться. Более того, Ричард из Капуи и Роберт Гвискар принесли ему клятвы, в результате чего положение папства коренным образом изменилось. По счастливой случайности, в библиотеке Ватикана сохранился полный текст клятвы Роберта — один из наиболее древних дошедших до нас текстов такого рода. Первая часть, касающаяся ежегодной ренты, которая должна уплачиваться Риму и составляет двенадцать павийских монет за каждую упряжку быков, имеющуюся в его владениях, не очень интересна; но вторая заключает в себе многое:

"Я, Роберт, милостию Божией и святого Петра герцог Апулии и Калабрии и, если кто-то из них поможет мне, в будущем герцог Сицилии, буду с этого времени и впредь верен римской церкви и Вам, папа Николай, мой господин. Никогда я не приму участия в заговоре или другом начинании, в результате которого Вы можете лишиться жизни, или Вашему телу будет причинен вред, или Ваша будет свобода отнята у Вас. Я также не открою ни одному человеку секрета, который Вы поведаете мне, повелев его хранить, если только это не причинит Вам вреда. Везде и против всех врагов я останусь, насколько это будет в моих силах, союзником святой римской церкви, дабы она могла сохранять и приумножать владения святого Петра. Я предоставлю Вам любую помощь, какая потребуется, чтобы Вы могли нанимать в почете и в безопасности папский престол в Риме. Что до владений святого Петра и княжества (Беневенто), я не сделаю попыток вторгнуться в них или даже разорить их (sic) без Вашего дозволения или дозволения Ваших преемников, облеченных доверием блаженного Петра. Я буду честно выплачивать, каждый год, римской церкви условленную ренту за земли святого Петра, которыми я владею или буду владеть. Я отдам Вам церкви, которые ныне находятся в моих руках, со всем их имуществом, и сохраню их в подчинении святой римской церкви. Если Вы или кто-то из Ваших преемников расстанется с этой жизнью прежде меня, я буду, по совету главных кардиналов, а также духовенства и мирян Рима, трудиться для того, чтобы папа был избран и утвержден с почестями, достойными святого Петра. Я буду верно соблюдать в отношении римской церкви и Вас обязательства, которые я сейчас принял, и буду поступать подобным образом в отношении Ваших преемников, которые взойдут на престол во славу благословенного Петра и которые подтвердят права и титулы, которые даровали мне Вы. Да поможет мне Бог и Его святое Евангелие".

Церемонии закончились, папа Николай вернулся в Рим со своей свитой, которая теперь пополнилась большим отрядом нормандцев. Ричард, чья клятва, предположительно, напоминала клятву Роберта, двинулся в Капую, в то время как Роберт поспешил присоединиться к своей армии в Калабрии, осаждавшей небольшой город Кариати. Все трое, наверное, были довольны тем, что они сделали.

Другие, однако, не разделяли их удовлетворения. Гизульф из Салерно пережил новый удар, задевавший его права и гордость. Его отчаянная надежда получить поддержку папы в войне против ненавистных нормандцев рухнула, и перед ним маячили только мрачные перспективы постепенного ослабления его власти во все уменьшающихся владениях; постоянной зависимости от милостей князя Капуи и весьма ненадежной поддержки своего зятя Роберта Гвискара.

Римские аристократы, озлобленные и напуганные, вернулись в свои затхлые дворцы. Византийцы поняли, что потеряли последний шанс сохранить то, что осталось от их итальянских владений. А Западная империя, урезанная в своих правах при выборах папы, столкнулась с новым альянсом, столь же грозным в военном отношении, как и в политическом; а теперь в довершение всего вынуждена была наблюдать в бессильном молчании, как огромные территории, принадлежащие империи, переходят в руки нормандских разбойников. Реакция имперских властей на действия папы Николая в описании не нуждается. К счастью для Италии, Генрих IV еще оставался ребенком; будь он на несколько лет старше, он не стал бы терпеть подобное отношение. Имя папы с тех пор демонстративно опускалось в молитвах во всех церквях империи, но едва ли Николая — или Гильдебранда — это очень заботило.

Глава 11

ВТОРЖЕНИЕ

Италия без Сицилии немыслима: она — ключ ко всему.

Инвеститура Роберта Гвискара в Мельфи и его последующая клятва папе Николаю не оставляли никаких сомнений в том, на что будут отныне направлены его честолюбивые замыслы. Сицилия, зеленая и плодородная, лежащая едва ли в трех или четырех милях от материка, была не только очевидной целью и естественным продолжением того великого продвижения на юг, которое привело нормандцев из Аверсы к южным границам Калабрии; она являлась логовом сарацинских пиратов, чьи набеги, с недавних пор ставшие менее дерзкими и хорошо организованными из-за постоянных междоусобных войн на острове, все же постоянно угрожали прибрежным городам юга и запада. Пока Сицилия оставалась в руках язычников, как мог герцог Апулии обеспечить безопасность своих вновь утвержденных владений? Кроме того, он был теперь верным слугой папы, и разве не сам Николай возложил на него ответственность за очистку папских территорий от гнета неверных? Как и большинство его соотечественников, Роберт был в душе глубоко верующим человеком; и среди других, менее похвальных стремлений дух крестоносцев жил в его сердце, когда он отправился на юг через Калабрию и высокую гряду Аспромонте, с которой можно было увидеть за синеющим проливом Сицилию, теплую и гостеприимную, в лучах сентябрьского солнца, со снежной шапкой Этны, белеющей на горизонте.