Правосудие во имя любви - Мэри Бакстер

Кровь прилила к щекам Харлена:

— Я обратился к ней с пустяковой просьбой, а она не пошла мне навстречу.

— И всего-то? Вам не кажется, что вы слишком остро это воспринимаете?

— Нет, не кажется, — Харлен повысил голос. — Из-за нее я весь оплеван — и этого ей не спущу.

Сойер прищурился:

— Как вы с ней познакомились?

— До своего назначения она несколько лет работала поверенным в делах от фирмы «Джонс и Страссберг». — Харлен полез в карман, достал носовой платок и вытер лоб.

— Продолжайте, пожалуйста, — попросил Сойер, хотя уже понял, что ему предстоит услышать. Он внимательно изучил все, что касалось деятельности Кейт Колсон, но хотел послушать, как распишет этот конфликт сам Харлен.

— Короче говоря, она была моим поверенным и проявила себя с наилучшей стороны. Но стоило ей сесть в судейское кресло, как она слишком много о себе возомнила. — Харлен снова вытер лоб. — Она пролезла на этот пост только благодаря моей протекции. Вот так-то: пока я был ей нужен — вела себя как шелковая, а получила свое — и физиономию воротит.

— Чем же именно она провинилась?

— Я всего-навсего просил замолвить за меня словечко, а она — ни в какую.

— Конкретно, Харлен. Мне нужны подробности.

— Когда шла тяжба о земельных участках, я попросил ее посодействовать.

Сойер вернулся к столу и сел:

— А она отказалась.

Сойер просто констатировал факт, и Харлен это отметил.

— Тебя как будто это не удивляет, — обвиняющим тоном сказал он.

— Не удивляет, — подтвердил Сойер. Не дав Харлену раскрыть рот, он продолжал расспрашивать: — Что именно вы попросили ее сделать? Повлиять на другого судью?

— Точно. Так эта мерзавка задрала нос и отказалась, а я по ее милости потерял кучу денег.

— Но ведь это еще не все?

— Все, — Харлен избегал его взгляда.

— Вы уверены?

— Уверен.

Сойер не поверил ему, но настаивать не стал.

— Что же я могу для вас сделать? У судьи Колсон все чисто. У нее безупречный послужной список и незапятнанная репутация.

— Мне нужно, чтобы ты помешал ей победить на предстоящих выборах. Только и всего.

— Но с этим могут возникнуть сложности.

— Возможно, однако я тебе недаром деньги плачу. Так что сложности сложностями, а ты расстарайся. Всегда можно раскопать какие-нибудь старые грешки.

Сойер почесал в затылке, потом посмотрел Харлену прямо в глаза:

— А вдруг не получится?

— Смотри на вещи трезво, — саркастически посоветовал Харлен. — Безгрешных людей не бывает. Все мы не ангелы.

Наступила неловкая пауза, нарушаемая только шумом проносящихся по улице машин.

— А если я откажусь? — спросил наконец Сойер.

— Не откажешься. Я тебя купил с потрохами.

— Никому не дано меня купить.

Слова Сойера прозвучали угрожающе, но еще более зловещим был тон, каким он их произнес. Он с холодной яростью подчеркнул каждое слово. Харлен побледнел. Они не сводили глаз друг с друга; шла битва характеров.

Харлен сдался первым и примиряюще сказал:

— Ссориться ни к чему. Нам делить нечего: ты мне, я тебе. — Он ухмыльнулся. — Не подмажешь — не поедешь.

— Харлен…

Мур жестом приказал ему замолчать и поднялся со стула.

— Копни ее прошлое, поговори с сотрудниками Джонса и Страссберга. Люди разное болтают про ее головокружительную карьеру.

— Вы хотите сказать, она приземлялась в горизонтальной плоскости?

— Похоже на то. Выясни, кто на нее имеет зуб, натрави газетчиков. Ты, кстати, знаешь репортера по имени Мик Престон?

— Знаю.

— Так вот: если в яблоке завелся червяк, Мик его откопает, а потом раззвонит по всему свету.

— Он и сам как червяк.

Харлен запрокинул голову и зашелся смехом:

— Я, признаться, того же мнения.

Сойер знал, что с Харленом бесполезно спорить: если он решил отомстить, ничто не заставит его отказаться от выношенных планов. Сойеру оставалось только прикусить язык и на досуге обдумать, как быть с поручением Харлена.

Видя, что Сойер ему не возражает, Харлен пошел к выходу. У самой двери он обернулся и коротко приказал:

— Позвонишь мне.

Когда за Харленом Муром захлопнулась дверь, Сойер ударил кулаком по столу и в сердцах выругался.

Томас Дженнингс растянулся на диване и оглядел номер. Что ж, размышлял он, для московской гостиницы очень даже неплохо. Это, конечно, не «Ритц-Карлтон» в Нью-Йорке, но особых жалоб нет. Русские ему буквально смотрят в рот, ожидая чуда. Томас рассмеялся вслух. Может быть, когда-нибудь и дождутся.

Да, думал он, устраиваясь поудобнее на подушках, у него теперь есть все. Успех его миссии превзошел все ожидания: деньги текут к нему рекой. Его жизнь была бы совсем безоблачной, если бы не налоговое управление.

По лицу Томаса пробежала тень. Он встал и прошелся по комнате. Из окна виднелись очертания Кремля. Солнечные блики играли на золотых куполах соборов. Какая ирония судьбы, подумал он: столько золота изводят зря в стране, где половина населения живет впроголодь. Однако не надо судить слишком строго. Ведь пожертвования на нужды его церкви делают в основном обделенные судьбой.

Он твердо решил, что не расстанется с этими деньгами. Перед отъездом в Россию ему опять звонили эти крючкотворы из налоговой инспекции. Если они не отстанут, у преподобного Томаса Дженнингса могут быть серьезные неприятности. Хорошо, что у него влиятельный тесть, который не раз выручал его в трудную минуту. Если нужда заставит, можно будет опять к нему обратиться. Старик ради своей драгоценной доченьки готов на все.

Томасу нестерпимо захотелось выпить. Он подошел к бару, содержащему целую коллекцию бутылок, и смешал себе мартини. Опустошив свой стакан, он вздохнул с облегчением. День обещал быть удачным. К черту налоговое управление. К черту тестя. К черту все, что было раньше.

Надо думать только о будущем. Проповедуя Священное писание, он сколотил неплохой капитал и, что самое главное, сумел частично утаить его от жены и тестя. У Томаса были определенные планы, но родне в них места не отводилось.

Ему пришлось как следует потрудиться, чтобы достичь нынешнего положения. Разве легко вещать с амвона, выжимая слезу у прихожан? Однако игра стоила свеч. Ради щедрых пожертвований не грех было постараться. Да и восхищение прихожан кое-что значило. Они готовы были ему ноги целовать.

Впрочем, к всеобщему преклонению он привык еще в школьные годы. Даже в том захолустном городишке, где прошла его юность, девчонки буквально вешались ему на шею, особенно одна, Кейт Колсон. Та просто млела от него. Но вспоминать о ней не хотелось.