Зависимость и ее человек: записки психиатра-нарколога - Марат Агинян

class="a">[58], или, выражаясь мягче, полюбило психоактивные вещества, и в первую очередь этанол. Так обстоят дела на этом витке антропоэволюции, нравится мне это или нет. Но это не моя история, я не намерен пить, курить, употреблять наркотики просто потому, что так принято у людей. И с тех пор я не пью.

Так я постепенно стал менять габитуальный план жизни. Менять и в большом, и в малом. Долго искал любимый сорт кофе и в итоге практически убрал его из жизни: оказывается, кофе я не особо люблю и пью лишь тогда, когда нет хорошего чая. Чай – мой напиток номер два (номер один – вода): могу наслаждаться чашкой улуна с гор Уишань или из провинции Гуандун, листая книги любимых экзистенциалистов и слушая музыку в стиле Bristol sound, более известную как трип-хоп. Я оставлял то, что было мне близко. Ненужное убирал.

Спорт! В мою жизнь вошел спорт. Пока я работал по 10–12 часов в день, на него не было ни времени, ни желания, ни сил. Я стал заниматься тяжелой атлетикой, немного поплавал кролем и в конце концов открыл для себя бег (о беге вообще готов написать отдельную книгу).

Из жизни плавно ушли ненужные люди, на которых я тратил свое дорогое, живое время. Из рациона практически ушли сладости: я с самого детства люблю не конфеты, а мясо и сыр. И зелень.

И когда пришло время выбросить из жизни идею создания программы для аддиктов, я вдруг понял, что не ощущаю ее как мусор, как ненужное, как чуждое. Это было для меня чем-то родным. Я понял, что выбрасывал из жизни все ненужное именно для того, чтобы спокойно заниматься тем, что для меня ценно – моей семьей, мои делом. И заниматься этим в комфортной для меня манере существования – попивая чай, читая книги и слушая трип-хоп.

Я решил посвятить дальнейшую жизнь программе «Привилегия» – название уже было выбрано со времен поездки в Израиль. И начал готовиться.

14

Подготовка

Не выпьем. Не пойдем никуда, чтобы на людей не смотреть и себя не показывать.

ВЕНЕДИКТ ЕРОФЕЕВ

1

Это было летом. Ярко светило солнце, день обещал быть великолепным. Нэдди Мэррилл решил поплавать в бассейнах всех своих соседей. Бассейны образовывали цепочку, и Нэдди задумал вплавь, по всей этой цепочке, добраться до своего дома. Незатейливое начало, не так ли? Но фильм «Пловец», снятый в 1966 году по мотивам одноименного рассказа Джона Чивера, рассказывает не о плавании. Фильм повествует о человеческой жизни: по пути к самим себе мы погружаемся в манящие воды внешнего благополучия и блеска и, вернувшись домой, обнаруживаем свой дом пустым.

Но в еще большей степени «Пловец» – история алкоголизма. Джон Чивер прожил в алкогольных «погружениях» сорок лет своей жизни. Он знал своего героя как облупленного. Как самого себя. Дадим слово Оливии Лэнг, исследовавшей жизнь и творчество пьющих писателей Америки:

«В 1963 году Чивер написал рассказ "Пловец", ритм и движение которого построены на временных потерях памяти. Эти мертвые зоны памяти с безжалостной отчетливостью передают степень разрушения личности Нэдди Мэрилла. Пока Чивер работал над "Пловцом", в голову ему пришла потрясающая мысль. "Может ли измениться время года? – задает он вопрос в своем дневнике. – А может быть, листья пожелтеют и начнут падать? Или пойдет снег? Но что это будет означать? За один вечер нельзя состариться. Ну ладно, обмозгуем это". И он это обмозговал. Несколько лет спустя в интервью журналу Paris Review Чивер пояснил: "Когда он обнаружил, что стало темно и холодно, это должно было случиться. И, ей-богу, так и случилось. Дописав рассказ, я некоторое время ощущал тьму и холод. На самом деле, это один из самых сильных моих рассказов". Что касается связи алкоголизма и потери памяти в его собственной жизни, о ней говорит горестная запись в дневнике: "Моя память испещрена кратерами и дырами"; и еще одна, более поздняя: "В церкви, стоя на коленях перед алтарем, я с ужасом сознаю, до какой степени я завишу от алкоголя и как он меня разрушает"»[59].

Автор «Пловца» в итоге бросил пить – последние семь лет он прожил с ясной головой. И даже узнав, что неизлечимо болен, Джон Чивер не «нырнул в бассейн», а предпочел встретить смерть открыто и смело.

Люди, год за годом «плавающие» в «алкогольных бассейнах», не имеют внятной, последовательной истории своей жизни. Их существование прерывисто. Их чувства близки к обмороку и забвению. Им стыдно и больно быть собой. Им страшно отражаться в зеркале другого человека со всем этим. Но как раз с этого начинается исцеление. С желания исследовать себя. С желания заглянуть внутрь, туда, где больно и стыдно. В кабинете психолога невнятные слова, неровные фразы выстраиваются в последовательную, стройную повесть о жизни. Возможность рассказать о себе собирает нас по кусочкам: наша история восстанавливает нас, возвращает нам утраченное. Пусть это потрепанная жизнь, пусть в ней много боли, страха, отчаяния, а также нарочитого безразличия, тщеславия, озлобленности – важно исследовать все это вместе.

Иногда знаменитые психотерапевты, такие как Ирвин Ялом, рассказывают истории реальных клиентов в своих книгах. Гораздо чаще истории, прозвучавшие в кабинете психотерапевта, бесследно растворяются в воздухе и уходят в небытие. Истории же участников «Привилегии» сами захотели выйти за пределы кабинета: ребята рассказывали о себе на групповых встречах, подробно и с беспощадной честностью; делились этим в чатах взаимопомощи, выкладывали рассказы о себе в блогах и соцсетях, выступали на форумах, давали интервью. Прямо сейчас, пока я работаю над этой главой, идет подготовка к съемкам научно-популярного фильма про алкогольную зависимость, и в нем будут сниматься первопроходцы «Привилегии».

Есть что-то завораживающее и величественное в человеческих историях боли и исцеления. Есть что-то сильное в словах актрисы Джейми Ли Кертис: «Давным-давно, в далекой-далекой галактике, я была юной звездой, которая воевала сама с собой. Тогда я этого не знала. Я гналась за всем, я многое скрывала. И я была больна, как и мои секреты. С Божьей помощью и благодаря поддержке многих людей мне удалось встать на путь трезвости. И вот я трезва уже двадцать два года». Или в словах сэра Энтони Хопкинса: «В тот день я получил послание: "Ты хочешь жить или умереть?" И я сказал: "Я хочу жить". И вот я трезв сорок пять лет». Каждый из нас – история, желающая быть рассказанной. И я расскажу истории первопроходцев «Привилегии». Имена раскрывать не буду, хоть мне и разрешили. Но в конце книги добавлю личные истории, рассказанные самими привилежцами, – пусть те, кто хочет быть услышан, будут услышаны.

2

«Привилегия» обрела жизнь не в один прекрасный день, нет. И не в два, и не в три. Все происходило постепенно. Нужно было время для поиска добровольцев. Для внятного, мало-мальски формализованного плана поведенческих изменений. Для, может быть, моих собственных внутренних изменений. Нужно было время, чтобы оторваться от самой парадигмы лечения болезни. Это не лечение. Поведенческие изменения – это поведенческие изменения. Инициирует и поддерживает их сам субъект поведения – человек, который взялся за свою искаженную аддикцией жизнь. То, что я как специалист при этом делаю, – не лечение в том смысле, какой обычно подразумевается у врачей. Это и не психотерапия, по крайней мере, в наиболее важных своих аспектах. Поведенческие изменения – это нечто естественное и нормальное, и моя задача – постараться быть хорошим попутчиком и частично гидом. Не более. До этого я годами был в роли врача, передо мной сидел или лежал пациент, я изучал его болезнь и назначал лечение. Теперь будет не так. В контексте поведенческих изменений я не врач, сидящий передо мной человек не пациент, а в обсуждаемой проблеме в наименьшей степени важен аспект патологичности. Это не значит, что я должен игнорировать чисто клинические состояния, такие как синдром отмены, неврологические осложнения, депрессию. Они – проблемы, требующие эффективного решения на пути поведенческих изменений, но не сам путь.

Попутчик отличается от психиатра, психотерапевта или наставника. Два попутчика равны, оба идут