Легкомысленное пари - Кейт Ноубл

Маркус был отозван в Лондон зимой 1812 года на несколько недель для восстановления после полученного ранения. Однажды, когда он уже не знал, куда себя девать от скуки в доме Грэма и его новобрачной Марии, его вызвали в Военный департамент и потребовали, чтобы он написал рапорт обо всех операциях его и Бирна, о взаимоотношениях с местным населением. Департаменту требовались последние сведения о положении дел и настроениях на континенте. Не желая раскрывать свое имя и имя брата, Маркус поставил подпись: «Сизый Ворон», что как-то перекликалось с внешностью брата. Однако вышло так, что документ, читавшийся скорее как авантюрное сочинение, выпорхнул из стен военного ведомства.

Трудно даже представить степень изумления Маркуса, когда однажды за завтраком, раскрыв «Таймс», он нашел там целый разворот с отрывком из своего рапорта. На следующий день он обнаружил продолжение, потом еще и еще.

Ответ был до изумления прост. Наступивший 1812 год был не из легких, две войны выиграны, но в обществе чувствовалась усталость. Герой войны Сизый Ворон был призван пробудить народ от апатии, высечь искру патриотизма. Языки заработали, имя стало обрастать легендами. Сверху посчитали, что это работает на сплочение нации.

Когда Маркус вернулся в армию, газетные публикации продолжались. Иногда они опирались на реальные факты, но далеко не всегда. Однажды братья долго хохотали, раскрыв случайно газету месячной давности.

Грэму, который унаследовал вместе с имением отцовский титул, они никогда не рассказывали о своих подвигах. Если бы он узнал, что один из его братьев — тот самый прославленный, непотопляемый шпион Сизый Ворон, а другой — автор этого имени, он бы сошел с ума. Потому Бирн и Маркус хранили это в секрете. Это имя, словно волшебная нить, накрепко привязало одного к другому.

За все эти годы Бирн ни разу не усомнился в Маркусе: он доверял его информации и шел по тому следу, который тот указывал.

Но только до настоящего момента.

— Филдстон прав, что вышиб тебя, — ты свихнулся! — проговорил Бирн, наполняя свой стакан, но отнюдь не чаем, а крепкой жидкостью из фляги, поставленной Маркусом на письменный стол. Маркус встрепенулся. Для него эта история с призраком вовсе не была выдумкой, и он имел право рассчитывать на понимание хотя бы своего брата.

— Бирн, я что, часто ошибался? — спросил Маркус с некоторой обидой. — За все время нашей работы я промахнулся только однажды. Да и то эта моя промашка спасла тебе жизнь. Помнишь, ты застрял на молочной ферме в Бельгии посреди заливных лугов и только поэтому не попал под прицел снайпера? — Маркус сделал хороший глоток бренди из своего стакана.

Бирн выстрелил в него холодным взглядом.

— Я не говорил, что ты не прав, Маркус. Я сказал, что ты свихнулся, сошел с ума, братец. Ты разговаривал с Филдстоном в присутствии посторонних!

Лицо Маркуса приняло виноватое выражение.

— Более того, — продолжал Бирн, — ты посвятил этого случайного свидетеля в свои планы, а ведь эта особа — совершенно бесполезное существо, не владеющее никакой информацией и не способное даже хранить ее. Да что там! Это просто пустоголовая, напыщенная красотка — леди Филиппа Беннинг!

Бирн метал на своего брата грозовые взгляды. А тот чувствовал себя так, как если бы заснул в мечтах в одиноком коттедже у озера в районе Лейк-Сити, а пробудился от грохота в лондонских портовых доках. Оказывается, слухи о предстоящем бале в духе «плаща и шпаги», который устраивает миссис Беннинг, уже докатились до лондонских окраин. О нем не знал только ленивый. Чего стоили одни только ее пригласительные билеты, отпечатанные на черно-синем картоне! И в них еще было сказано, что на балу гостей ожидает раскрытие какого-то важного секрета. Конечно, толковали еще и о позорно провалившемся банкете Уитфорда с пропажей французских дуэльных пистолетов. И о перышке ворона… В общем, чья бы ни была вина, но имя Сизый Ворон не сходило с уст обывателей по всей Англии.

И вот является сам Бирн со своей незаживающей раной — бледный, циничный и чертовски усталый, от всех этих неприятных слухов. А он, Маркус, стоит перед ним как нашкодивший мальчишка.

Бирну не повезло: на войне он был тяжело ранен, и характер его не стал от этого лучше. И вот пожалуйста, над ним снова нависает черная тень воскресшего Лорена. Впрочем, охлаждение между братьями наметилось не сейчас, а когда Маркус вернулся в полк из отпуска со своей подлеченной ножевой раной в левом боку. Бирн, с детства мечтавший о славе, внезапно осознал: эта слава о его подвигах может только повредить ему — навести на его след, а он уже не так ловок и силен, как раньше.

Пуля, которую Маркус сам выковыривал из ноги брата, глубоко задела мускул и кость, рану никак не удавалось залечить до конца. Бирн страдал от постоянных болей и искал способ успокоить их.

Простейший способ он нашел сразу, пропав однажды на три дня. И Маркусу пришлось вытаскивать его из опиумного притона на южном берегу Темзы, едва дышащего, в полной прострации.

Его держали дома в течение трех недель, пока он приходил в себя. Тогда на семейном совете было решено: Бирн переберется в коттедж, в Лейк-Виллидж, унаследованный им от старой тетушки, — подальше от пороков большого города.

Теперь, разглядывая его, Маркус понимал: до полного выздоровления еще далеко. Казалось, что одиночество только взрастило в нем демонов боли и страха.

— Зачем тебе все это? — спрашивал его Бирн. — Неужели ты решил разворошить все эти старые дела, чтобы вызвать дамский интерес? Тебе нужна эта пустоголовая блондинка? Этот корсет, набитый тщеславием? Филиппа Беннинг!

— Ты несправедлив, — возразил Маркус. — Нельзя говорить так о леди, которой ты не был даже представлен. — Маркус говорил быстро, боясь, что брат прервет его каким-нибудь издевательским замечанием. — А реальность такова, что Филдстон отказался доверять мне, а эта леди — единственная, кто мне поверил! Черт побери! Все отказываются видеть очевидность угрозы, даже после позора Уитфорда, а она — нет!

— Она использует тебя. А на самом деле — меня! Потому что она думает, что ты — это я. Ей не терпится поразить всех своим балом. Черт побери, Маркус! Почему ты не посоветовался со мной? Разве это только твое дело? — Гнев клокотал в нем как огненная лава.

— Потому что ты не вполне здоров, — спокойно ответил Маркус.

— Чертовски верно, я не здоров. Но я не просил тебя заниматься моей работой! Это моя работа, а не твоя!

— Не моя работа? — взорвался Маркус, опрокинув в порыве гнева маленький столик. — Тогда скажи мне, брат, как я должен был поступить, когда этот захороненный вампир вновь вылез из-под земли? Ничего не предпринимать? Дать ему время добраться до тебя и убить?!

— Возможно, так было бы лучше! — заявил Бирн, поднимаясь.

Маркус оцепенел. Бирн действительно вернулся с войны другим человеком, это и понятно. Но то, что с ним происходило теперь, было уже слишком.

— Я все еще жив, — продолжал между тем Бирн, — и я сам справлюсь с этим… Это мой долг и мое право добить его.

— Но ты не должен заниматься этим один. Вспомни, мы всегда держались вместе!

— Это я прикончил его тогда! — взорвался Бирн, снова опускаясь в кресло. — Я прошел весь долгий путь до этого коттеджа у моря на улице Пуассон. Я один. Да, я шел по наводке, которую дал мне ты. И я застрелил Лорена с расстояния в пять футов из его же оружия. И я забрал оба дуэльных пистолета. И теперь ты заявляешь мне, что он все еще жив?

— Я знаю, это звучит невероятно…

— Этого не может быть. — Бирн снова поднялся — он просто не мог усидеть на месте — и, опираясь на трость, принялся расхаживать по кабинету, насколько позволяло захламленное пространство. — Я знаю, кого я убил. Я говорил с ним, и он ждал меня. И это был Лорен.

«Истинное порождение дьявола на земле», — подумал Маркус.

Война была уже на исходе, с Бонапартом и его сподвижниками было покончено. Кто-то сдался сам, кого-то взяли в плен. На свободе затаился, возможно, один Лорен, кровожадный и циничный. Это был человек без чести, не желавший следовать законам войны, запрещавшим убивать сдававшегося. Он не знал милосердия к врагу, что было дико для просвещенного века. Он дразнил Бирна и Маркуса, обещая сложить трупы Воронов к ногам своего императора. Бирн опередил его, но ушел с незаживающей раной.

Потом брат отыскал брата. Тот лежал без сознания, потеряв много крови, на пустынном берегу. Еще немного, и прилив смыл бы его в пучину моря…

Маркус был уверен, что Лорен мертв, и чувствовал удовлетворение при мысли об этом. Пока Джонни Дикс не доказал ему обратное…

— Я знал, что ты болен. И я хотел уберечь тебя от этого кошмара, — произнес Маркус как можно спокойнее, наблюдая за бешеными шагами своего брата.

— И поэтому ты связался с Филиппой Беннинг? — Голос брата дрожал от негодования. — Ты не Сизый Ворон, а ведь ей нужен именно он, то есть я!